Но и около шашлычников места заняты более сильными собаками. Приходится Грозе искать пропитание самым распространенным, но самым трудным способом — бегай и ищи! Бегай и ищи, где — кто потерял. А если никто и ничего не потерял? Так не бывает. Ищи!
Гроза уже сделала три круга, но так ничего и не нашла. Сунулась туда, где рубят мясо, попыталась ухватить маленький кусочек, но налетела черная собака и устроила такую трепку, что второй раз сюда не захочешь заглядывать. Правда, и черной досталось, рубщик мяса так двинул ее палкой, что та сразу захромала. Гроза воспользовалась этим, и хотя побаливали укусы, быстренько подсобирала все, даже самые мельчайшие мясные осколки. И Черная опять здесь. Прихромала! «Ладно, — решила Гроза, — поищем у шашлычников». Но там, кроме голодных собак и самих шашлычников, посиневших от мороза и постукивающих нога об ногу, — ни одного покупателя.
Пришлось опять бежать по кругу. На четвертом кругу Гроза увидела мальчишку, который, несмотря на сильный холод, ел мороженое. Рука в рукавичке держала мороженое за палочку. Мальчишка не иначе сбежал с уроков, уж больно неподходящее время. На Грозу он не обращал внимания, но та, надеясь заполучить сладкую палочку, подошла совсем близко. Хотя по опыту знала, мальчишкам доверять нельзя — могут ударить. Точно!
— Пшла-а-а отсюда! — замахнулся на нее ранцем мальчишка и стал быстрее кусать мороженое, а оставшуюся палочку бросил на землю и наступил ногой.
Гроза давилась слюной, она уже предвкушала, как схватит сладкую палочку, как она будет у нее в пасти… Очень хотелось есть.
Мальчишка наклонился, поднял палочку, бросил в урну и, довольно похохатывая, пошел с рынка. Гроза некоторое время шла за ним, потом вернулась и поплелась к себе в нору. Нет, ее хозяин — Толик, так бы не поступил.
А мороз жал, и Гроза побежала быстрее. У норы она вдруг почувствовала чужой запах — запах той собаки, которую когда-то выгнала отсюда. Ах, как она рассердилась! Не слушая грозных рычаний, Гроза нырнула в нору и вцепилась в наглую собачонку. Та, отчаянно завизжав, рванула наутек. Нет, надо же — не дадут сходить пообедать! Того и гляди без дома останешься. Все! На сегодня больше — никуда. Хватит! Гроза свернулась в клубочек плотнее и стала ждать следующего дня, может быть, повезет больше. В брюхе голодно урчало.
Быстро темнело. Последние прохожие, подняв воротники пальто и запрятав руки в карманы, торопились в свои квартиры. На охоту вышли ночные собаки.
Собака, которую выгнала Гроза, забилась неподалеку между ларьками, рассчитывая отсидеться до утра, и может быть, так оно и вышло бы, но когда голодная стая ночных пробегала мимо, у собаки сдали нервы, и она, завизжав от страха, бросилась наутек. Зря она это сделала! Зря! Мгновение — и она была растерзана.
Еще одно правило: стемнело — сиди дома.
И все-таки, отступив от этого правила, Гроза решила посмотреть, куда ушла страшная стая. Без всяких предосторожностей она высунула голову из норы. И тут же кто-то пребольно схватил за ухо и дернул вверх, стараясь вытащить ее всю. Инстинктивно Гроза уперлась всеми четырьмя лапами в землю и дернулась назад, оставляя клочья уха в пасти злодея. Боль пронзила голову, и Гроза завизжала жалобно, что, конечно же, нельзя было делать. Тут же перед входом в нору заметались тени. Ночные собаки заглядывали в нору, и были так страшны, что Гроза забилась в дальний угол и закрыла глаза.
Одна из ночных собак попыталась раскопать лапами лаз пошире, чтобы пролезть. Но не тут-то было — с одной стороны входа был угловой камень, а с другой — кирпичная кладка. Сверху — брус пола ларька. Снизу — земля, твердая, мерзлая.
Попрыгали, покрутились ночные собаки у входа в нору, да и убрались восвояси, оставив Грозу тихонько плакать от боли.
Разорванное ухо болело. С него нет-нет, да капала кровь, которую Гроза тут же слизывала. Было бы ухо перед мордой или на хвосте, быстренько бы избавилась Гроза от боли, зализала рану и, смотришь, через два-три дня и не вспомнила о ней. А пока… Гроза потерла ухо передней лапой и взвизгнула. Тут же перед норой опять замелькали тени. Ночным собакам и мороз не страшен! Ждут — не вылезет ли Гроза наружу. Нет, шалишь, теперь мы ученые.
Постепенно Гроза успокоилась, боль поутихла, и ее вновь стали одолевать видения. В узкий лаз заглядывала луна, и Гроза засмотрелась на нее.
Луна занимает особое место у собак, она влияет на их настроение, а отсюда на аппетит и здоровье. Положим, на аппетит Грозе жаловаться грех. Была бы поближе луна, можно было бы откусить кусочек. Гроза облизнулась, чувствуя, как скапливается слюна в пасти. Подождала, пока ее соберется побольше, и сглотнула. В брюхе сразу заурчало. Урчание было не сытым, когда набитое пищей пузо трещит, как барабан (ах, как давно такого не было!), а болезненное, со спазмами.
Гроза чуть подвинулась вперед, положила на передние лапы голову и, уставилась на луну не мигая. Живот пригрелся, спазмы прошли, и ее вдруг охватило странное состояние, у нее даже шевельнулся хвост, как бывало, когда она видела своего хозяина — Толика. Впрочем, был ли у нее хозяин на самом деле? Или все это ей приснилось? Нет, не приснилось!
У каждой собаки должен быть хозяин. Без хозяина собаке очень-очень плохо. Так плохо, что хочется завыть по-собачьи, крикнуть всему этому холодному и опасному миру:
— Верните хозяина! Верните хозяина!
Желание было настолько сильным, что Гроза вскочила и тут же присела, ударившись об пол ларька головой. Собаки не могут выть лежа. Собаке обязательно нужно сесть, задрать морду вот к этой, яркой от мороза, луне, расслабиться, потом напрячь горло и…
Гроза опять улеглась. Глаза у нее стали слипаться и, как наяву, вдруг появилась неподалеку знакомая фигура. Дедушка? Дедушка! Был он в полушубке и с какой-то сумкой. Шел пошатываясь, веселый. Наверное, от него опять плохо пахло, и бабушка будет его сегодня ругать.
Гроза рванулась было навстречу, но вовремя вспомнила про страшных ночных собак и заскулила. Тут же в отверстии норы мелькнула чья-то тень. Ах, как хотелось Грозе выбежать к дедушке, залаять радостно, ощутить его руку на своей голове. Но… не успеет она добежать до дедушки. Ночные собаки здесь — рядом.
Дедушка подошел ближе. Точно, он! И тут одна из ночных собак подбежала к нему и зарычала. И сразу, откуда ни возьмись, — еще несколько собак окружили человека, взяли в кольцо. Дедушка не испугался:
— Ну-ка! Пошли вон! — закричал он и замахнулся сумкой.
Вот это он зря, собаки всегда реагируют на движение. Нужно было или остановиться или потихоньку идти к воротам, спокойно, размеренно, не делая резких движений. Только до ворот! На улицу ночные собаки не выходят.
Собаки заворчали, но круг не разомкнули.
— Пошли вон! — опять закричал дедушка и кинул сумку в вожака. Тот увернулся и приготовился к прыжку. Гроза знала, за прыжком вожака кинется вся стая. Она не могла это допустить. С истерическим визгом выбежала она из норы и кинулась к своре. Проскочила прямо под мордой у вожака, и стала между ним и дедушкой:
— Гр-р-р! — зарычала она, встопорщив шерсть на загривке. Тут уж не до нежностей. — Грав! Грр-ав! Не трожьте! Это мой хозяин! Это дедушка моего хозяина! — залаяла Гроза.
Ночные собаки остолбенели — какая-то Шавка на них рычит?! Дедушка же, воспользовавшись замешательством в собачьей стае, побежал к воротам, оставив Грозу одну. Скорее всего, он и не узнал ее. Разве можно в тощем, с поджатым хвостом и выступающими из шкуры ребрами чучеле да еще с окровавленным обрубком вместо уха узнать ладную, с лихо закрученным хвостом Грозу.
Ночные собаки замешкались лишь на мгновение и тут же бросились на дневную собачонку. Каждая старалась первой укусить Грозу, поэтому они мешали друг другу.
Гроза прошмыгнув между лап высокорослых собак, кинулась к норе. Ей осталось совсем немного, когда ночные собаки, разобравшись между собой, бросились в погоню. Перед самой норой Грозу сбили с ног, и она завизжала от дикой боли, пронзившей все ее тело, когда мощные клыки рвали шкуру ее, мышцы… Но и истекая кровью, Гроза продолжала ползти к норе и даже смогла вползти в нее.
Ночные собаки бесновались у входа, тщетно стараясь подкопать, расширить нору, грызли испятнанный кровью Грозы снег. Гроза же в это время лежала в норе недвижимо, и вместе с кровью, сочащейся из глубоких ран, из нее уходила жизнь. Она этому и не сопротивлялась. Дедушка бросил ее. Бабушке она не нужна. Толику тоже… Если бы кто-то из хозяев окликнул ее, приласкал… Встрепенулась бы она, стала зализывать раны, останавливать кровь, а так — зачем ей жить… Ни к чему… Подумаешь, на одну бездомную Шавку станет меньше. Никто и не заметит…
