Элисон Уэйр - Леди Элизабет

Жарким безветренным июльским утром леди Мэри, дочь короля Генриха Восьмого, въехала верхом на белой лошади во внутренний двор большого загородного дворца Хэтфилд. За ней следовали четверо камердинеров, две фрейлины и женщина-шут.

Спешившись, она тут же наклонилась поцеловать маленькую девочку. Следуя напоминанию няни, та присела в неуклюжем реверансе перед старшей сестрой, которую не видела много месяцев. Серьезное веснушчатое личико окаймляли длинные пряди блестящих рыжих волос, выбивавшиеся из-под расшитого белого чепчика с завязанными ниже подбородка тесемками.

— Как же ты выросла, милая! — воскликнула Мэри своим грубоватым голосом, гладя Элизабет по волосам и поправляя ее серебряную подвеску. — Тебе ведь уже почти три года?

Элизабет неуверенно взглянула на богато одетую женщину с мрачным лицом и худощавой фигурой. В отличие от матери Элизабет, Мэри нельзя было назвать красавицей: курносый нос, узкий рот, а волосы, хотя и такие же рыжие, как у Элизабет и их отца, закручивались тонкими завитками. И конечно, Мэри была совсем старая — целых двадцати лет от роду, как говорили крохе.

— Я привезла тебе подарки, сестренка, — улыбнулась Мэри, давая знак фрейлине, которая протянула ей деревянную шкатулку. Внутри, завернутые в бархат, лежали янтарные четки и украшенное драгоценными камнями распятие. — Для твоей часовни.

— Красивые, — ответила Элизабет, осторожно перебирая бусины.

— Как дела у моей сестренки, леди Брайан? — Мэри выпрямилась и поцеловала гувернантку. — И у вас? Рада снова вас видеть, хотя и предпочла бы встретиться не при столь печальных обстоятельствах.

— Я тоже, леди Мэри. У нас все хорошо, спасибо, — ответила женщина.

Наблюдавшую за ними Элизабет немного озадачили их слова и мимолетная боль, тенью скользнувшая по некрасивому лицу Мэри.

— Я сама с ней поговорю, — сказала старшая сестра.

Леди Брайан кивнула:

— Благодарю вас, ваша светлость. Но, прошу вас, сперва поешьте — уже почти одиннадцать, и обед готов.

Элизабет больше не слушала их, полностью сосредоточившись на новых четках.

— Я привезла с собой шутовку, чтобы потом развлечься, если понадобится, — сообщила Мэри, и Элизабет навострила уши. Шуты ей нравились, они были смешные.

Пока для Мэри в большом зале торжественно выставляли на стол жареного гуся и горячий салат, Элизабет отправили обедать в детскую.

— Надеюсь, ваша светлость нас извинит, — сказала няня, обращаясь к леди Мэри. — Ее светлость леди Элизабет пока слишком мала, чтобы есть вместе со взрослыми.

Заставив девочку еще раз присесть в реверансе, она увела ее за руку.

Едва они ушли, Мэри положила нож и печально покачала головой.

— Даже не знаю, как ей сказать, Маргарет, — угрюмо проговорила она, ища поддержки у своей бывшей гувернантки.

Леди Брайан успокаивающе коснулась ее руки:

— На вашем месте я не была бы с ней слишком откровенной, госпожа.

— Нет, конечно, — с горячностью согласилась Мэри. — Часто ли она говорит о матери? Думаете, она сильно расстроится? Вряд ли она могла столь близко ее знать.

— Боюсь, да. Ее светлость — я имею в виду ее мать — постоянно держала девочку при себе, куда больше, чем подобает королеве. Если помните, она даже отказалась от кормилицы, — неодобрительно фыркнула леди Брайан.

Мэри с нарастающей тревогой взглянула на нее, боясь неизбежного:

— Думаете, она поймет?

— Она многое понимает, — ответила леди Брайан. — Миледи развита не по годам. Она очень сообразительная девочка, и ума ей не занимать.

— Но при всем при том она еще ребенок, — возразила Мэри, — так что постараюсь объяснить ей все как можно мягче. И да помогут мне Пресвятая Дева и все святые.

Видя ее беспокойство, леди Брайан попыталась перевести разговор на другую тему, но, пока она и сэр Джон беседовали о домашних делах и погоде, без особого аппетита гоняя по тарелкам кусочки еды, Мэри, сердце которой было исполнено любви и сострадания к сестренке, не могла думать ни о чем, кроме как о предстоявшей тяжелой задаче.

«Почему?» — спрашивала она себя. Почему она согласилась приехать и исполнить ужасное поручение? Само существование Элизабет причиняло ей безмерную боль и страдания; именно из-за матери Элизабет, откровенной шлюхи Анны Болейн, Мэри лишилась всего самого дорогого в жизни: собственной матери — праведной королевы Екатерины, положения, перспектив на трон и замужество, а также любви ее отца-короля. И все же Мэри понимала, что ей не за что ненавидеть невинное дитя, — более того, она одарила очаровательную малышку всей любовью, на какую была способна, и теперь, когда жестокий удар судьбы обрушился и на Элизабет, она могла лишь сострадать малышке.

Как только трапеза завершилась, Элизабет снова привели к сестре, и они вместе вышли из дворца в залитый солнцем парк в сопровождении следовавших на некотором отдалении слуг. Под яркими лучами дневного светила, при почти полном безветрии, сестры в шелковых платьях с длинными рукавами изнемогали от жары. Элизабет спасала широкополая соломенная шляпа; Мэри же мучилась в нарядном французском уборе с завязками ниже подбородка. По ее сжатым губам Элизабет догадалась, что та чем-то расстроена.

— Я много думала о тебе, сестренка, — заговорила Мэри. — Я должна была приехать повидаться с тобой, убедиться, что у тебя все хорошо, и… — Голос ее затих.

— Спасибо, сестра, — ответила Элизабет.

Мэри снова погладила длинные рыжие кудри, выбивавшиеся из-под соломенной шляпы, и вновь закручинилась. Девочка, как бы ни была юна, почувствовала ее горе.

— Что случилось? — спросила Элизабет. — Почему ты такая грустная?

— О милая моя Элизабет! — воскликнула Мэри, опускаясь на колени в траву и крепко обнимая сестренку.

Элизабет высвободилась — будучи замкнутым ребенком, она не любила, когда ее тискали. Но Мэри ничего не замечала — она горько плакала. Элизабет увидела леди Брайан, которая пристально наблюдала за ними, стоя неподалеку с фрейлинами Мэри и нянями, и ее озадачило, почему гувернантка не спешит ей на помощь.

— Иди сюда, сестренка, — позвала Мэри, всхлипывая и промокая глаза белым платком. — Сядем.

Она потянула Элизабет в тень дуба на каменную скамью, откуда открывался величественный вид на дворец из красного кирпича за ухоженным садом, и усадила на нее девочку.

— Наш отец велел мне кое о чем тебе сообщить, и ты очень расстроишься, — сказала Мэри. — Будь смелой девочкой… как и мне пришлось в свое время.

— Я смелая, — не слишком убежденно заверила ее Элизабет, со страхом гадая, о чем пойдет речь.

Внешне ничего не изменилось — ее распорядок дня оставался прежним, прислуга все так же приседала перед ней в реверансе и относилась к Элизабет с должным почтением. Если бы не слова ее гувернера, она бы даже не поняла, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

— А почему, — спросила она ясным мелодичным голосом своего гувернера, сэра Джона Шелтона, — вчера вы называли меня «леди принцесса», а сегодня просто «леди Элизабет»?

Застигнутый врасплох, сэр Джон Шелтон потеребил роскошную каштановую бороду и нахмурился. Поколебавшись, он посмотрел на стоявшую перед ним Элизабет, чей стальной взгляд повелевал дать ответ. Уже не впервые его потрясала ее врожденная королевская властность, не подобавшая, по его мнению, женщине, но достойная восхищения в принце — наследнике, в котором столь отчаянно нуждалась Англия.

— Так приказал король, ваш отец, — осторожно объяснил он.

— Почему? — спросило дитя, сузив темные глаза.

— Приказы короля всегда должны исполняться, — заявил сэр Джон.

Лицо девочки помрачнело, она надула губы и нахмурила брови. Сэр Джон уклонился от ответа на ее вопрос, но Элизабет не собиралась отступать. К счастью для него, вошла леди Брайан, как всегда выглядевшая безупречно в темном бархатном платье. Она командовала армией нянек и слуг с тех пор, как ее королевской подопечной в возрасте трех месяцев выделили собственную прислугу.

Леди Брайан несла стопку свежевыстиранного и умащенного травами белья, направляясь к резному сундуку в изножье кровати Элизабет. Увидев сэра Джона, заведовавшего всем хозяйством, она грациозно присела, нисколько не умалив своего достоинства, а затем наклонилась, собираясь сложить белье в сундук, но Элизабет потянула ее за юбку. Гувернантка, знавшая все на свете, наверняка могла ответить на ее вопрос.