Возвращаясь к человеку, можно в качестве утешения сказать, что существуют и еще более медлительные создания, чем мы, причем это не только какие-нибудь там улитки и дождевые черви, но и такие вполне «солидные» животные, как, например, ленивец, который преодолевает за час всего триста метров.
Знания приобретенные и унаследованные. Дрозды, славки и жеребенок
Мать и дитя. Сервалы — хищные африканские кошки, родичи рыси.
Неуверенно, слегка пошатываясь, поддерживаемый каким-то сапожником, едва переступая кровоточащими ногами, по нюрнбергской площади Уншлиттплатц шел некий юноша. Он был во фраке с обрезанными фалдами, при красном галстуке и в высоких сапогах. Сапожник помог незнакомцу отыскать ротмистра Вессенига, для которого у юноши было запечатанное письмо. Подписи на письме не было, необычным было и содержание:
«Господин ротмистр! Посылаю Вам этого парня. Он хочет стать солдатом и верой и правдой послужить королю. Мне подкинули его младенцем зимней ночью 1815 года, положив у двери. А у меня и так дети, я беден и еле свожу концы с концами. Он из беженцев, мать же его я расспросить не имел возможности. Никогда я не выпускал его ни на шаг из дома, и о нем не знает никто. Ему неизвестно, как зовут меня и где находится мой дом.
Если Вы попытаетесь расспросить его, он не сумеет ответить, так как плохо еще владеет речью. Я увел его в полночь. Денег у него совсем нет. И если Вы решите не оставлять его у себя, то Вам придется убить его».
Юноша и в самом деле не мог говорить, он лишь невнятно пролепетал свое имя: Гаспар Хаузер. И так как никто толком не знал, что с ним делать, то его отвели в крепость. Там, в Вестерской башне, избегая дневного света, он и провел целый день, лежа на соломе, пил воду и с отвращением отказывался от любой пищи, кроме хлеба. Ни на один из множества вопросов о своем происхождении он решительно ничего не мог ответить.
Молва о странном пришельце разнеслась по всей округе, и многие нюрнбергцы тайком проникали в крепость, чтобы поглазеть на него, словно на какое-то диковинное животное.
В конце концов над юношей сжалился некто Даумер, учитель гимназии. Он принял его в свой дом и с любовью начал воспитывать и обучать его. Гаспар Хаузер оказался довольно смышленым. Постепенно Даумер узнал от него подробности его предыдущей жизни, о которых он письменно сообщил начальнику окружного управления. Выяснилось, что Гаспар Хаузер с самого раннего детства жил все время в темной комнатушке, где каждое утро находил свежую воду и хлеб. По всей вероятности, ему иногда добавляли в воду снотворное, потому что время от времени, проснувшись, он обнаруживал, что его волосы и ногти подстрижены, сам он умыт и одет в чистое белье. Единственной его игрушкой была деревянная лошадка на колесиках. Эта его жизнь была прервана, когда в светлом проеме двери появился какой-то мужчина, показавшийся бедному узнику огромным и очень шумным. Этот мужчина, кое-как обучив его стоять и ходить и втолковав юноше (уже юноше!) его имя, отвел его в Нюрнберг на площадь Уншлиттплатц.
Что могло побудить людей, как бы жестоки они ни были, поступить так с беззащитным ребенком? Необычайная судьба юноши взбудоражила умы. Каждый доискивался причин, по которым этого человека столь тщательно прятали. Возникла версия, что, быть может, он незаконнорожденный сын Наполеона. В секретном сообщении, направленном королю Баварии, начальник окружного управления высказал предположение, что Гаспар — наследный принц Бадена, который вовсе не умер в октябре 1818 года, как об этом было сообщено в свое время. Поскольку он был единственным сыном (три дочери в расчет не шли), то в случае его смерти трон должен был перейти к отпрыску морганатического брака. Эти слухи и предположения вскоре разнеслись по всей Германии и не желали смолкать. Даже полвека спустя страсти еще не улеглись, так что император Вильгельм I приказал обнародовать официальный акт из архивов баденского дома об обстоятельствах смерти наследного принца.
Слухи достигли апогея, когда 17 октября 1829 года Гаспара Хаузера, потерявшего сознание, всего залитого кровью, обнаружили в подвале дома Даумера. Придя в себя, он рассказал, что, когда он гулял в саду, ему повстречался одетый во все коричневое незнакомец с шелковой повязкой на лице. Приблизившись, он басом произнес: «Гаспар, ты умрешь!» Тотчас же кто-то ударил его по голове чем-то очень тяжелым. Стремясь спастись в доме, с помутившимся сознанием и едва держась на ногах, юноша кое-как спустился по лестнице в подвал, где его и нашли.
Однажды в Нюрнберге появился богатый англичанин, некий лорд Стенхоуп. Он сдружился с Гаспаром и, уезжая, даже оставил на его воспитание некоторую сумму. Юноша переселился в Ансбах, где его приняла семья учителя Мейера; там он начал трудиться: стал исполнять несложные обязанности писца при апелляционном суде. Уровень его умственного развития оставался довольно низким. 13 декабря 1833 года, по словам Гаспара, его ранили во дворцовом парке обратившиеся к нему трое незнакомцев. Но воспитатель Гаспара Мейер, осмотрев порез на груди, не увидел в нем ничего серьезного, тем более что кровь из него не текла. Ему показалось, что юноша выдумал всю эту историю о нападении, и резко отчитал его. Однако Гаспар, проболев три дня, скончался от внутреннего кровотечения, вызванного ударом стилета. Так закончилась эта загадочная история, и вряд ли когда-нибудь раскроется, кем был в действительности Гаспар Хаузер. В главном государственном архиве Мюнхена находится 49 больших фолиантов с бумагами о нем. За сто двадцать лет, прошедших после его смерти, появилось множество книг, романов, драм, стихотворений и статей, посвященных ему и по-разному пытающихся ответить на интригующий всех вопрос. В моем справочнике, например, написано: «Вероятно, это был не желающий работать плут».
Я рассказал эту историю потому, что о врожденных качествах человека, который бы вырос в условиях изоляции, как Гаспар Хаузер, можно было бы узнать очень и очень многое. Наблюдая за ним, мы смогли бы получить ответ на множество важнейших вопросов о сущности человека как живого организма. Если бы существовал такой Гаспар Хаузер, который бы сызмальства не видел родителей и вообще людей, а следовательно, не смог бы чему-либо научиться от них, что-либо перенять или скопировать, то мы бы узнали, что заложено в нас природой. Будет ли он смеяться, если ему весело, нахмурится ли, охваченный гневом? Сможет ли он вообще стоять вертикально и ходить на двух ногах? Придумает ли он для обозначения определенных предметов особые звуки? Почешет ли в смущении за ухом? Поцелует ли юную девушку? Отдернет ли руку, прикоснувшись к чему-то гадкому? Все, что в его поведении окажется типичным для любого человека, очевидно, в таком случае будет свойственно ему от природы, как цвет волос или глаз.
В последние десятилетия ученые не один раз наблюдали таких вот «Гаспаров Хаузеров», но в обличье птицы, а не человека[8]. Оказалось, что даже инкубаторный цыпленок, не знавший матери, по достижении определенного возраста начинал кукарекать. Но ведь он ни разу не видел петуха и не слышал его пения!
Если, съедая за завтраком сваренное всмятку куриное яйцо, мы внимательно осмотрим поверхность желтка, то обнаружим пятнышко величиной с острие иглы. Эта так называемый зародышевый диск. Из него при насиживании развиваются глаза, ноги, кишки, почки, перья, клюв — словом, весь будущий цыпленок. В зародышевом диске, сверх того, заложены также сведения о том, как кудахчут куры, кукарекают петухи и те врожденный опыт и умения, которым не нужно учиться. Мы называем это инстинктом. У каждого вида животных знания, наследуемые от родителей, различны. Подопытные певчие и черные дрозды, став половозрелыми, поют, как это свойственно их виду, даже если прежде они никогда не слышали пения дроздов. Точно так же врожденными являются призывный крик вяхиря и токование козодоя. А вот зяблики, соловьи и траурные мухоловки не смогут петь, как их сородичи до тех пор, пока не услышат, как они это делают. Им необходимо вначале научиться.
Профессор Отто Кёлер, о котором я уже писал, стремился так поставить эксперимент, чтобы пернатые «Гаспары Хаузеры» были полностью изолированы от каких бы то ни было звуков. Поэтому он распорядился построить в подвале руководимого им института звуконепроницаемые боксы. Их стены были сделаны из нескольких слоев звукоизолирующих плит, стекловаты, кирпича, пробки и цемента. Смотровое окошечко также состояло из шести слоев стекла и плексигласа. В самих боксах, где птицы должны были расти, начиная с первого дня, разбили маленькие искусственные лужайки, поместили ванночки для воды и зеленые ветки. Вечером свет в боксах постепенно ослабевает и наступают искусственные сумерки. Когда на следующее утро «солнце восходит», птицы, никогда не видевшие настоящего солнца, растопорщив крылья, усаживаются под горящей ультрафиолетовой лампой. Дважды в день отработанный воздух откачивается по шлангам, проведенным с чердака института, и заменяется новым. Таким образом, как вы уже, наверное, заметили, об этих маленьких пернатых «Гаспарах Хаузерах» заботятся лучше, чем заботились о настоящем более ста лет назад.
