И вот теперь он возвращался с этим пирожным домой.
Золотая собака догнала его и побежала рядом, но все-таки на безопасном для нее расстоянии.
Мальчик остановился, и собака тоже остановилась.
— Ой, какая ты чудная… Я никогда не видел таких собак. Можно, я тебя поглажу?
Собака подошла к нему поближе, и он погладил ее свободной рукой.
Пирожное запахло так вкусно и так рядом, что Золотая собака зажмурилась, а потом открыла глаза и вопросительно посмотрела на счастливого обладателя такой вкусноты.
А он подумал, что она хочет с ним познакомиться, и торопливо сказал: — Меня зовут Мальчик.
Нет, он ни капельки не пошутил. Он сказал правду.
Его действительно звали Мальчик. Вообще-то у него, наверно, было имя, но никто этого не знал. — Эй, Мальчик! — Эй, ты, Мальчик!
— Куда делся этот отвратительный Мальчик? — Чтоб он пропал, противный Мальчишка! Дома никто не называл его по имени. И соседи не называли его по имени. И на улице не называли его по имени. А если человека никто не называет по имени, значит, он просто человек. Когда очень старый, то — старик. Когда не очень старый, то — дяденька. Когда совсем маленький, то — мальчик. Это обидно и старику, и дяденьке, и мальчику. Но мы так редко замечаем чужие обиды.
Мальчик, наконец, понял, что собака все время поглядывает на пирожное. Оно лежало на ладони— длинное, закрученное, из горлышка у него торчал желтый, наверное, еще теплый крем, и все оно было такое поджаристое-поджаристое.
Мальчик вздохнул, разломил пирожное пополам и половину протянул собаке.
Ей хотелось проглотить его сразу, такая она была голодная, но она съела свою часть пирожного вежливо, не торопясь и с удовольствием облизнулась. Тут уж ничего не поделаешь. У собак это считается высшим проявлением этикета. Иначе как же люди поймут, что собака довольна?
И Мальчик тоже съел свою половину. Съел, зажмурился и постарался запомнить вкус пирожного на долгое-долгое время. На целых четыре года. А когда открыл глаза и посмотрел на собаку, то сразу же догадался:
— Ой, ты, наверное, та самая Золотая собака, которую все хотят поймать?
Золотая собака кивнула мордочкой, и шерсть на ней встала дыбом, словно она предлагала Мальчику взять себе любой, самый толстый волосок. Но Мальчик снова вздохнул: — Нет, я тебя стричь не буду. Все равно я не могу разбогатеть больше чем на одно пирожное. И то раз в четыре года. Все остальное у меня отнимут.
Шерсть опустилась и снова стала гладкой, а собака еще ласковей посмотрела на Мальчика.
— Знаешь, — грустно улыбнулся Мальчик, — меня ведь тоже все время хотят поймать. Им просто доставляет удовольствие ловить меня на каждом шагу.
И, увидев удивленные собачьи глаза, объяснил:
Если я задумаюсь и меня поймают, то сразу кричат: «Опять ты ничего не делаешь, негодный Мальчишка!» И тут же я получаю подзатыльник. А если не проснусь раньше первого петуха, то меня тоже ловят на месте преступления и дают два подзатыльника. А поймают с какой-нибудь игрушкой — три. За то, что поглажу кошку, — четыре. Я даже пробовал считать. За день набирается штук двадцать, не меньше. Он взглянул на солнце и испуганно прошептал:
— Ой, мне пора.
Мальчик торопливо погладил собаку и пустился бежать в сторону своего дома. Золотая собака осталась одна на дороге. Она стояла и думала.
И глядела в спину убегающего Мальчика. Думала, думала, потом решительно махнула своим коротким хвостиком и побежала вслед за ним…
Когда Мальчик, еле дыша от быстрого бега, влетел во двор дома, где он жил, отец, который только считался отцом, но на самом деле никаким отцом не был, затопал ногами и закричал:
— Где ты шлялся, негодный Мальчишка? Да я тебе…
Но тут он увидел вбежавшую следом за Мальчиком во двор собаку и замер на полуслове, вытаращив от удивления глаза.
— Не бейте ее, пожалуйста, — жалобно попросил Мальчик. — Это очень хорошая собачка. Мы подружились с ней по дороге из города.
— Разве ты видел когда-нибудь, чтобы я тронул пальцем хоть одну собаку? Да я лучше палец себе отрублю. Собак бить нельзя. Собака — лучший друг человека., Милости прошу в гости. Заходите, не стесняйтесь.
Мальчик даже рот раскрыл от удивления. Он и предположить не мог, что его отец, который только считался отцом, а на самом деле никаким отцом не был, может так разговаривать. Так вежливо и красиво. «Может быть, это и вправду волшебная собака, — подумал он, — раз вокруг нее совершаются даже такие чудеса». — Жена, иди-ка скорее сюда! Мать, которая только считалась матерью, а на самом деле никакой матерью не была, выскочила на крыльцо со сжатыми кулаками, но муж шепнул ей что-то на ухо, и она с причитаниями бросилась к Мальчику:
— Сыночек, как же долго тебя не было! Мы так волновались, так волновались!
Она оглянулась на мужа, и тот одобрительно кивнул головой.
— Ты, наверно, голодный? Идем, я тебя покормлю… А это кто с тобой? Собачка?.. Ух, какая симпатичная! Можешь взять ее с собой. Вместе покушаете. За столом для всех место найдется.
И в доме начались чудеса. Собственно говоря, никто ни во что не превращался, но чудеса все-таки начались.
Не появилось вдруг скатерти-самобранки, и все-таки она появилась.
Во двор ворвались все три пекаря — в белом, желтом и розовом колпаках, — притащили громадные корзины булок, кренделей, пирожков, и все втроем заголосили:
— Когда вы станете самыми богатыми людьми в мире, не забудьте, что это я первый принес вам бесплатный подарок!
Только они ушли, почтительно пятясь задом и беспрерывно кланяясь, во двор ворвался хозяин овощной лавки, а за ним — мясной, а потом сапожник и камзольщик, и все они предлагали бесплатные подарки, но просили запомнить, что это именно они сделали именно эти подарки. К вечеру у ворот дома стояла длиннющая очередь с подарками, и за всей этой суматохой хозяева совсем забыли про Мальчика и собаку.
А они бегали по соседнему лесу, кувыркались на полянках среди цветов и мягкой зеленой травы, купались в озерах и пели веселую песенку:
Все на свете хорошо, Туки-туки-тики.
Собственно говоря, пел один Мальчик, а собака только подвизгивала и подлаивала ему в такт. — Друг, за мной!
И они снова неслись между деревьев, обгоняя друг друга. Ведь надо же как-то называть собаку. А так как Мальчик не знал ее имени и сказать ему она ничего не могла, то он назвал ее Друг. Собака в ответ кивала головой и радостно махала хвостиком, что означало: «Ты мне друг, и я тебе друг. И наконец-то все хорошо».
Они вернулись домой только поздно вечером, и Мальчик впервые в жизни за целый день не получил ни одного подзатыльника.
А отец, который только считался отцом, но на самом деле никаким отцом не был, протянул Мальчику ножницы и сказал: — Пойди и попроси у нее несколько волосков. Мальчик взял ножницы, пошел к собаке, и она сразу же вздыбила несколько волосков, чтобы удобнее было их отрезать…
Еле-еле дождавшись утра, муж и жена бросились со всех ног в город к главному городскому ювелиру. Они так волновались, что у них даже руки тряслись. Но волоски Золотой собаки оказались действительно золотыми, и ювелир быстро обменял их на большие серебряные монеты.
Через минуту с монетами в руках они оказались в лавке, где продавали самые красивые и самые дорогие вещи. Они выложили на прилавок свои монеты и начали торговаться. — Давай сначала купим что-нибудь этому маленькому негодяю, — сказал муж. — Деньги-то все-таки его.
— Я его поила, кормила, — завопила жена, — а как только дело дошло до денег, так это его деньги?
— Тише! — прошипел муж. — Мы купим ему что-нибудь подешевле.
— Есть у вас что-нибудь для мальчика? Самое дешевое.
Продавец показал невзрачный костюмчик грязновато-зеленоватого цвета. — Сколько он стоит? — Всего одну монету. — А дешевле нет? Продавец развел руками:
— Дешевле самого дешевого ничего быть не может.
— Ладно, давайте. И пусть этот костюм сдерет с него всю шкуру!.. Его деньги!..
Она кинула продавцу одну монету, он ловко поймал ее и так же ловко завернул в пакет новый костюм мальчика.
— А теперь я куплю себе двадцать платьев! Самых красивых!.. Вот это, вот это, вот это, вот это и вон то, вон то… и вон то, и вон то…
И вдруг язык у нее словно прилип к зубам, она по-дурацки выпятила губы и вытаращенными от страха глазами уставилась на прилавок.
На прилавке вместо серебряных монет лежали кусочки самого обыкновенного кирпича.
Муж растерянно поморгал глазами, но быстро все понял.
— Нельзя ли купить для мальчика вон те красивые башмаки на толстой подошве? — Конечно, можно, — ответил продавец. — Покажите, пожалуйста.
Продавец принес ботинки. На толстой подошве! С цветными шнурками! А крючки для шнурков сверкали на них так, что даже продавец на секунду зажмурил глаза. — Сколько же они стоят? — Три серебряных монеты. — Что?! — воскликнула жена. Но муж схватил ее за руку и дернул так, что у нее даже серьги вылетели из ушей.
