На стене висели рекламные постеры сериалов, где Саймон играл главные роли, и афиша Эдинбургского фестиваля, на котором Саймон несколько лет назад подрабатывал конферансом. Однако главное место в комнате занимало два огромных плаката с изображением собак всевозможных пород: на одном – большие собаки, на другом – маленькие. В нашем извечном споре «собаки против котов» мы с Саймоном зашли в ворчливый тупик. Саймон вырос на ферме в Йоркшире, в окружении спаниелей. У него просто не было времени на капризы и глупости ленивых котов. В первые два года нашего знакомства вопрос моего «котовладения» как-то не всплывал, а когда это произошло, Саймон приподнял бровь и посмотрел на меня поверх пивного бокала как на чужого. Со временем он научился принимать мою любовь к кошкам: как учатся принимать того, кто любит иногда выйти в люди с женской сумочкой под мышкой, а в остальном – нормальный парень. Да, Саймон ждал от друзей не такого, однако он смотрел на мир философски: все мы с возрастом обрастаем пунктиками, порой нужно идти на уступки.
Во рту у меня пересохло, и после недолгих колебаний я тихонько побрел вниз за водой. Я отошел подальше от окна, чтобы не потревожить голубков, но, уже отворачиваясь от раковины, заметил в зеркале отражение Саймона. Он влюбленно и нежно тянул вперед руку. На конце руки я думал увидеть Керри, однако там был кусок сосиски от вчерашнего барбекю. А на конце сосиски находился черно-белый кот роскошной пушистости.
– Доброе утро. – Я открыл заднюю дверь.
– Ой… э-э… доброе.
Вид у Саймона был такой виноватый, словно я застал его за нанесением на стену надписи: «Гольф – дерьмо».
– Я думал, ты их не любишь, – сказал я.
– Не то чтобы не люблю. Я, пожалуй, преувеличил. Я к ним просто равнодушен. Но вот приветствовать их мне нравится. Эту я зову Принцессой.
– Ты даешь им клички?
– Ага. Вон там – Генерал. – На заборе позади Саймонова дома сидел черный короткошерстный кот и флегматично за нами наблюдал. – Есть еще Вискерс, но она вечно где-то бродит.
Мужчины часто заявляют, будто котов терпеть не могут. Однако если прижать этих самых мужчин к стенке, то многие, как ни удивительно, признают, что «ничего против котов не имеют». Неприязнь к кошкам – это как фасад настоящего мужчины. Наподобие инструментов, которые выкладываешь в гараже на видном месте, а сам не используешь. Похоже, Саймона тоже можно записать в ряды таких конспираторов. Я обрадовался. Не только потому, что увидел близкого друга с незнакомой, неожиданно мягкой стороны, но и потому, что в предыдущие сутки испытал неизведанное чувство одиночества – как кошатник. Я вновь и вновь рассказывал друзьям Саймона, что держу шестерых котов, а в ответ получал недоумение.
– Понятно. Шерсти, наверное, море? – слышал я.
Друзья щурили взгляд, и я явственно ощущал, как превращаюсь в их глазах в семидесятичетырехлетнего вдовца. Местные власти воюют с его привычкой тянуть все в дом и с загадочным резким запахом, идущим от сарая с хламом.
На этой вечеринке присутствовали люди, чрезвычайно равнодушные к котам. Так уж вышло: потому что Саймон – собачник, да и просто по чистой случайности. Неудивительно, что в их кругу я чувствовал себя одиноко. Однако все было куда серьезнее: начинало меняться мое отношение к жизни с котами в целом, и чувство одиночества было лишь частью трансформации.
Прошло два месяца моей холостой жизни, и я обнаружил, что в ней есть свои плюсы. Теперь я принадлежал сам себе и делал все по-своему. Я напропалую использовал преимущества нового положения: отбросив сомнения, иногда швырял на пол в ванной мокрое полотенце и не поднимал его целых четыре минуты. Впрочем, многое вызывало у меня растерянность. Я жил один и раньше, но это было так давно, что опираться на тот опыт я не мог. «Как я хочу провести сегодня день?» – спрашивал я себя в выходной. Выбирая телепрограмму или одежду в магазине, я ловил себя на мысли: «Не припомню, нравится мне это или нет?» Готового ответа я не находил. К тому же в предыдущей холостяцкой жизни у меня не было шестерых котов.
Я часто шутил о том, что завести котов – значит ступить на скользкую дорожку: рано или поздно начнешь говорить только о своих питомцах, перестанешь чувствовать противный кошачий запах, которым пропах весь дом… Однако я никогда не верил по-настоящему в то, что могу превратиться в сумасшедшего кошатника, или в то, что держать котов – мое главное увлечение в жизни. Если б я не встретил Ди – или другую женщину, которая любила бы котов не меньше Ди, – я бы никогда не завел целых шесть мурлык. Они были плодом нашей связи, а связь эта обеспечивала мне своего рода социальную изоляцию. Однако держать шестерых котиков самому – неважно, мужчина ты или женщина, – совсем не то же самое, что держать шестерых котиков вместе с супругом. Своей любви к мурлыкам я не стыдился, да и Ди обещала скоро забрать у меня парочку котов. Однако факт оставался фактом: исчезновение одного элемента резко превратило мой домашний уклад из вполне нормального в довольно странный.
После разрыва с Ди многие мои приятельницы говорили, будто наличие кучи котов характеризует меня как «потенциально надежного кавалера». Впрочем, котов эти женщины любили, а мне сочувствовали: ведь они были моими друзьями и знали, как тяжело я переживаю развод. Приятельницы считали, что коты свидетельствуют о моей «повышенной чувствительности». Однако я понимал: найдутся и такие женщины (пусть даже любящие мурлык), у которых холостяк с шестью котами вызовет сомнения. Почему полдюжины – или даже четыре штуки, как будет вскоре, – а не один? Если копнуть глубже, то что именно «символизируют» коты? Может, я не люблю людей, раз у меня столько животных?
Если бы эти вопросы задали мне, я бы объяснил все просто. Я любил котов, моя бывшая жена любила котов, вот мы и завели много питомцев. После развода мне досталось чуть больше котов, чем ей, – из практических соображений. Однако я прекрасно понимал, что такое объяснение вряд ли сработает.
Моя одинокая приятельница недавно зарегистрировалась на приличном сайте знакомств. Она показала мне свою страничку и попросила совета – может, ей еще что-нибудь добавить?
– Ты не написала, что любишь котов, – заметил я.
– Не написала. Нельзя такого писать. Запомни.
На одной из фотографий подруга обрезала своего кота, полосатика Клайва. Бедный Клайв. Его мнением кто-нибудь поинтересовался?
– Ты готова встречаться с человеком, который не любит котов? – спросил я.
– Нет! – в ужасе выдохнула она.
Я о свиданиях пока не думал. Если когда-нибудь подобные мысли меня посетят, проблем не избежать. Я уже и так сбился с ног, в одиночку организовывая жизнь шестерых котов. Через месяц-два после вечеринки у Саймона я повез всю свою банду к ветеринару – на ежегодную прививку. Задачу я осуществил в два захода. Если не считать того, что Ральф на смотровом столе сожрал коросту, которую врач снял у него со лба, то все прошло благополучно. Вот только я еще долго чувствовал себя чудаковатым хозяином пушистого бродячего цирка в миниатюре.
Через несколько дней к моей задней двери явился крупный, ухоженный, но несчастный черный кот. Я подошел к окну, он поднял голову и умоляюще, заунывно мяукнул. Погладить себя бродяга не дал, не подпустил, однако я успел разглядеть у него на шее зияющую рану. На добрых две минуты меня охватила тошнотворная паника. Что делать? Подобными вопросами в нашей семье заведовала Ди. Я вновь остро до боли ощутил ее отсутствие. Затем я собрал волю в кулак, обзвонил соседей, удостоверился, что кот не их, и позвонил в общество защиты животных. Дальше мы с соседями Деборой и Дэвидом, которые окрестили кота Уинстоном, устроили дежурство. Бедняга заунывно мяукал, иногда даже показывался нам на глаза, но заманить себя в дом не давал.
Судя по состоянию Уинстоновой шеи и по его заплаканным глазам, без немедленного лечения он бы погиб. Нас посетили представители общества защиты животных, но кота не нашли. Они оставили кошачью ловушку – по виду из арсенала средневековой инквизиции – и числовой код для ветеринара. На четвертый вечер дозора мы с Деборой и Дэвидом установили ловушку у меня на веранде. В ту ночь я не выпускал котов из дома – это было почти так же легко, как удержать Гудини в деревянном ящике. Мои бандиты всегда любили делать вид, будто страшно друг друга раздражают, но при необходимости охотно сотрудничали. Поэтому наутро я очень удивился, что они не объединили усилия и не устроили подкоп под стену в гостевой спальне. Увы, Уинстона в ловушке я не нашел. К сожалению, рухнула и еще одна моя надежда: что если Уинстон не клюнет на приманку, то ловушка послужит приютом какому-нибудь усталому хорьку. Я выпустил Шипли, Джанета, Ральфа, Медведя, Бутси и Пабло на улицу. Остаток дня я регулярно освобождал бандитов из ловушки – они по очереди лезли попробовать приманку. Причем приманкой выступало то же вкуснейшее рубленое мясо, от которого мои котики сегодня утром воротили нос.
