Зоя Журавлёва - Путька

— А зачем же вы его надеваете? — говорю я.

Я и не заметила, как Путька проснулся. Он уже сидит и топорщит брови. У него над бровями такие симпатичные ямочки. Он о чём-то думает. Путька смотрит в зеркало на Димкиного папу. Он его в майке видел, когда Димкин папа делает зарядку в коридоре. Он его в плаще сколько раз видел. Но в галстуке он его никогда ещё не видел. Путька, наверное, не узнаёт его в галстуке.

— Ты чего, Путька? — спрашивает Димкин папа.

«Ввва!» — говорит Путька.

— Ого! Он учится лаять!

«Ввва! Рр!»

— Совсем хорошо, — говорит Димкин папа. — А ну, ещё раз!

Димкин папа поправляет галстук и надевает очки.

У него толстые очки. Он в них всегда ходит. Мы с Димкой меряли — через эти очки совсем ничего не видно. Он, наверное, какой-нибудь секрет знает, чтобы через них смотреть.

— Удивительно глупый щенок, — говорит мама. — Скоро на меня залает!

— Почему — глупый? — говорит Димкин папа. — Просто любит порядок. В очках — значит, и ходи в очках. Наблюдательный.

— А как вы узнали? — говорю я.

Правда ведь! Как он очки надел, Путька и успокоился. Даже вильнул хвостиком. Значит, он Димкиного папу узнал. Он вовсе не на галстук лаял!

— Секрет, — смеётся Димкин папа.

У Димки весёлый папа. Высокий. Ему в каждых дверях нагибаться надо, вот он до чего высокий. Для него надо особые двери строить! Он с нами песни поёт: «Ты сегодня мне принёс кошку дохлую за хвост!» И припев поёт: «Ландыши, ландыши, целый букет!» Он с нами громко поёт. Он говорит, что с нами отдыхает.

— Спасибо, бегу! — говорит Димкин папа. — Если Дима заявится, вы уж, Галя, не гоните его!

— А вы не боитесь его одного оставлять? — говорит мама.

— Большой парень, — говорит Димкин папа. — Вчера кошку откуда-то приволок. Злющую, рыжую. И градусник ей ставил.

— Вы ему позволяете? — спрашивает мама.

— Хотел вчера выдрать, — говорит Димкин папа, — да его и так кошка всего исцарапала. Градусник вот опять разбил, это скверно.

— У кошек ведь тоже бывает бешенство, — говорит мама.

— Вполне нормальная дикая кошка, — говорит Димкин папа. — Он ей градусник, она ему когти.

По справедливости. А у меня в больнице градусников не хватает.

— Всё-таки надо бы проверить эту кошку, — говорит мама.

— Её и след простыл, — говорит Димкин папа. И уходит. Он весёлый ушёл. Ему мама галстук так красиво завязала.

— Ты что же хорошего человека облаял? — говорит мама Путьке. — Ну-ка, поди сюда!

А Путька на маму смотрит и не подходит. Он даже к стенке спиной прижался и глаза закрыл. Он маму боится. Мама с ним очень строго разговаривает.

— Он у тебя глупенький, — говорит мама. — Даже простейших вещей не понимает.

— Нет, понимает!

Мне не хочется маме говорить, что Путька её боится. Маме будет обидно.

— Если уж брать собаку, — говорит мама, — то, по крайней мере, настоящую. Овчарку или бульдога…

— А какой он, бульдог? — говорю я.

Чем же Путька не настоящий? У него глаза коричневые, как у меня. Только у меня они всегда коричневые, а у Путьки бывают разные. Когда он сердится, глаза зелёные. А если его гладить, тогда жёлтые. Как будто песок и солнце в каждом глазу, даже жарко.

— Бульдог — это такая порода, — говорит мама. — Вот я тебе сейчас покажу.

Мама полезла книги с полки снимать. И никак не могла найти, что нужно. Книги до сих пор как попало стоят. У неё руки не доходят.

Но всё-таки мама наконец нашла эту книгу. Оказывается, она у неё на столе лежала.

— Вот, смотри, — сказала мама.

Я влезла с ногами на стул и стала листать книгу. Там столько собак оказалось! На каждой странице разные. Это такая собачья книга. «Брем» называется. Одни собаки!

Там была нарисована совсем голая собака. Вся голая, а на голове много-много волос; они у неё как будто причёска.

— Она в парикмахерской была?

— Это пудель, — сказала мама. — Самая умная собака. Её всему можно научить. Она хозяину тросточку носит — вот тут написано.

— Такая голая? — удивилась я.

— Её так стригут, чтобы было красиво. Только на голове шерсть оставляют и на лапах, как манжеты.

— Вся голова кудрявая. Как у тёти Клавы перед праздником, — сказала я.

В книге ещё были собаки — узколицые такие, с длинным носом. Мама сказала, что они охотничьи. У них потому такой нос длинный, что они зайцев вынюхивают и показывают охотникам.

— Зачем? — сказала я.

— Чтобы охотники стреляли, — сказала мама.

Мне сразу эти собаки разонравились. Вон они какие! Бедных зайцев вынюхивают. Я зайца видела в зоопарке. Он добрый, у него лицо быстро-быстро шевелится. Одно ухо в одну сторону смотрит, а второе — совсем в другую. А собаки их вынюхивают!

— Они на волков тоже охотятся, — сказала мама.

— Я на такую собаку не хочу смотреть! — сказала я. — Они, значит, всех вынюхивают? И волков?

— Нашла кого пожалеть! Вот гляди, какая осмысленная физиономия!

Правда, это была хорошая собака. Мама сказала, что это борзая. Наверное, высоко прыгать может, у неё мускулы. И лицо не злое. Немножко удивлённое. Ей, конечно, не хочется никого вынюхивать, а охотники заставляют. Она поэтому удивляется.

— Ничего, — согласилась я.

Потом мама свою любимую собаку показала — сен-бер-нар-ску-ю. Я сразу поняла, что это очень добрая собака. Что хочешь у неё бери, она отдаст. Хоть всё молоко из миски чужому коту отдай. Дикому. Которому Димка градусник ставил. Такой у этой собаки вид. Она вся меховая и мягкая. На ней кататься можно. Я подумала, что она немножко ленивая. Спит много. У неё вид такой.

А когда мне мама про эту собаку рассказала, я так удивилась!

Оказывается, она совсем не ленивая. Она в горах живёт, высоко. Там уже сосны не растут. Там один мох, как у нас в лесу или между брёвнами в стенке. Подумать только — лесу совсем нет, один мох! И ещё там почти всё время зима. С неба прямо сугробы сыплются, никакой дороги не видно. Автобусы там вообще не ходят, а пешком очень легко замёрзнуть. Там можно даже насмерть замёрзнуть. Ветер всё время дует…

И эта собака в самую метель выходит из дому. Она несёт сумку с лекарствами и ищет. Вдруг кто-нибудь заблудился? Она дорогу показывает. Если ты устал и не можешь идти, она тебя тащит. Такая сильная!

— Вот, — сказала мама, — была такая знаменитая собака: она сорок человек спасла! Понимаешь?

— Понимаю! — сказала я.

У мамы глаза такие широкие стали — целых сорок спасла! Наверное, очень много. Я до семи считать умею. А тут — сорок!

— Вот что значит породистая собака, — сказала мама. — А твой Путька просто игрушка.

Я даже забыла, что хотела спросить. Вот как! Она мне, значит, сен-бер-нар-ску-ю собаку показывала, чтобы Путьку обидеть. Она думает: чужая собака вон что может, а наш Путька совсем ничего.

— Он сейчас маленький, — объяснила я маме. — А когда он вырастет, он ещё больше спасёт. Ты же не знаешь!

— Сомневаюсь, — сказала мама.

И дальше страницу переворачивает. Вдруг я вижу — там такая собака! Если бы она себя в зеркале увидела, сразу бы умерла со страху. У неё грудь жёсткая, как подоконник. На ногах когтищи. А лицо! Уж никак не скажешь, что это лицо. Это именно морда. Толстая. И губы толстые, а рот закрыть не может. Все зубы видно. И морщин сколько! Вся в складках. У неё больше морщин, чем у бабы Риты. Старая-престарая собака.

— Она в клетке сидит?

— Почему в клетке? — сказала мама. — Она ещё щенок.

— Как щенок, если у неё одни морщины?

— Это не морщины, — объяснила мама. — Это такая порода, очень ценная. Ты же сама спрашивала. Это бульдог!

Тут я так стала смеяться! Чуть со стула не свалилась. Я думала, он какой, бульдог? А он вон какой! Он хуже Бармалея. Такой урод! А мама его с Путькой сравнила.

Я Путьку позвала и ему тоже показала. Бульдог! Вон у него какие губы! А глаза? И ноги в разные стороны, кривые. А губы висят даже. Настоящий бульдог!

Путька понюхал и отвернулся. И начал бровями дёргать. Ему так смешно сделалось! Он у меня на руках запрыгал. Он разве думал, что бульдог такой? А бульдог вон какой!

Я так смеялась! И в это время как раз Димка пришёл. Ему дома скучно: у него мама с папой в театр уехали. А тут лампочка перегорела. Он в темноте не любит сидеть. И ещё — он хохот услышал.

Я Димке тоже показала бульдога. Он сразу понял и закричал:

— Это дедушка бульдог!

Мы во весь голос смеялись. Громко. Потом Путька как залает: «ввва!» Путька уже научился лаять.

Только у него «рэ» плохо получается. Все собаки так лают: «рррыавв!» А Путька просто: «ввва!» Но тоже здорово! У Димки так не получается, у меня — тоже.

— Прекратите сумасшедший дом, — сказала мама.

А мы всё лаем: «ва! вва! вва! ррр!»

— С вами нельзя по-человечески, — сказала мама.