И с ребятами он умел ладить: для него они были не дети, а прежде всего товарищи по работе, друзья.
Выслушав мальчика, Сергей Александрович сказал:
— Я тебе советую не торопиться. Раз ты еще сам не решил, что тебя больше интересует, — не спеши. Собака молодая, подождет. А пока займись дополнительной дрессировкой по караульной службе. Это такое дело, которое всегда пригодится…
И Витя стал обучать своего дружка охранять вещи, защищать хозяина, задерживать, конвоировать, не допускать чужого человека к тому месту, куда запрещено подходить. Сказали «Охраняй!» — значит, охраняй…
* * *
Сергей Александрович как в руку положил, сказав, что «это» может всегда пригодиться.
…Витя с Буяном возвращался с площадки. С наступлением осени дни сделались заметно короче, быстро смеркалось, вечера стали темные, беззвездные. Площадка находилась в центре города, на берегу реки, а Витя с родителями жил на окраине, в заводском районе; занятия кончались поздно, и он часто приходил домой в сумерках.
На этот раз он задержался дольше обычного и возвращался совсем в потемках, когда уже зажигались уличные фонари. На окраине улицы были пустынны, и, чтобы дать собаке возможность порезвиться, Витя спустил Буяна с поводка. Обрадовавшись свободе, пес принялся бегать, фыркая, разнюхивать что-то в зелени газона; порой он убегал из освещенного пространства, тогда Витя подзывал его к себе.
Внезапно до слуха мальчика донесся слабый звон, как будто разбилось что-то стеклянное. Один из фонарей впереди потух.
Витя остановился и замер. «Кто-то разбил плафон», — мелькнула догадка. Сердце у него заколотилось сильно-сильно.
Полушепотом мальчик подозвал собаку:
— Ко мне, Буян!
Послышался шорох, из-за кустов акаций выпрыгнул Буян и сел у ног своего юного хозяина.
Витя прислушался. Звон больше не повторялся; ровная цепочка белых светящихся шаров уходила в темноту, лишь в одном месте чернел провал — там, где погас фонарь.
Эти фонари были поставлены недавно, всего несколько месяцев назад. От начала до конца все происходило на глазах Вити. Каждый раз, направляясь на площадку и обратно, он с интересом отмечал про себя происшедшие изменения: сегодня выкопали глубокие квадратные ямы; завтра вместо ям появились прочные бетонные основания-площадки; потом привезли чугунные трубы-столбы; спустя еще немного времени Витя обнаружил, что столбы уже поставлены, на них висели монтеры, натягивали провода, ввинчивали лампочки, навешивали большие молочно-белые шары… О своих наблюдениях Витя торжественно докладывал дома, и успехи городского благоустройства обсуждались за обедом всей семьей так же, как обсуждались отметки Вити. Фонари зажглись в канун выборов в Верховный Совет СССР; и с этого вечера всякий раз, идя по улице, Витя любовался ими.
Но вот несколько дней назад он заметил, что один из белых шаров пробит, по-видимому камнем, пущенным с земли, и не светится. Витя с негодованием подумал о том неизвестном мальчишке (он был уверен, что это мог сделать только какой-нибудь мальчишка), который занимается таким озорным делом. Наверное, показывает свою удаль, а не думает о том, что наносит ущерб городу и позорит себя, и не только себя, а всех ребят. Витя постоянно помнил о разбитом плафоне, а сейчас почти на его глазах разбили второй плафон.
Решение созрело мгновенно. Скомандовав Буяну «Рядом!», Витя бросился туда, где потух фонарь. Буян рысцой бежал рядом.
Но они опоздали. Под потухшим фонарем никого не оказалось (дожидаться, что ли, их будут!); только на земле валялись осколки вдребезги разбившегося при падении стекла — доказательство преступления.
Витя постоял и услышал в переулке удалявшиеся мальчишеские голоса. Все так же с Буяном, прыгающим у левой ноги, юный ревнитель уличного порядка устремился в погоню.
Подростков было трое. Так и есть: кто же еще будет заниматься таким озорством, как не мальчишки, у которых вечно зудятся руки запустить во что-нибудь камнем! Витя догнал их в середине квартала, в самом безлюдном месте, и требовательно спросил:
— Это вы разбили фонарь?
Подростки остановились. Один — рослый крепыш, — засунув руки в карманы штанов и широко расставив ноги, окинул Витю, который был ниже его ростом, презрительным взглядом и вызывающе сказал:
— А хоть бы и так, тебе что?
— Зачем вы это сделали?
— Тебя не спросились!
— Пойдемте в милицию, — отчеканил Витя.
— Чего?! — искренне изумился подросток.
— А вот и «чего»! Сами не пойдете, вас силой приведут.
— Это кто же? Уж не ты ли?
— А хоть бы я!
— Пошли, — быстро сказал второй подросток, с тревогой следивший за развитием этого разговора. — Брось, Петька, спорить! Не связывайся! Пошли!
Он, вероятно, боялся, как бы на подмогу Вите не подошел кто-нибудь взрослый; того же опасался и третий. Увлекая за собой Петьку, они торопливо зашагали прочь. Но Витя не дал им уйти.
— Я вам последний раз говорю: пойдемте в милицию! — сказал он, нагоняя их. В тоне его голоса появилась легкая угроза.
— Да отстань ты! Прилип… пластырь!
Петька резко развернулся и сделал движение, как бы собираясь ударить Витю, но в ту же секунду вынужден был с испугом откинуться назад. Сердито рявкнув, Буян рванулся и, прежде чем Витя успел остановить его, впился острыми зубами в ногу Петьки. Петька охнул и, схватившись за икру, сел на землю. Двое других, бросив приятеля на произвол судьбы, пустились наутек.
Оторвав Буяна от Петькиной ноги, Витя хотел было пустить его за остальными (пусть задержит!), но, вспомнив, что тот может сильно искусать, раздумал. Одного задержал — и ладно. Надо будет — через него узнают и других.
— Вставай! — приказал он Петьке.
— Ты его держи, — плаксиво заговорил Петька, боязливо оглядываясь на Буяна. Он поднялся и, прихрамывая, нехотя побрел за Витей.
— Будешь знать теперь, как хулиганить! — назидательно сказал Витя, когда они прошли уже квартал и Петька, таким образом, имел время подумать о последствиях своего поступка. — В другой раз не захочешь…
Витя наслаждался своей победой и нарочно шел неторопливым шагом, с трудом удерживая около себя Буяна, который продолжал тянуться мордой к Петьке.
Петька хмуро молчал. От его самоуверенно-вызывающего вида не осталось и следа. Ногу палило, точно огнем, но эта боль была ничто по сравнению с теми душевными муками, которые испытывал Петька, начиная думать о том, что ему предстоит, когда о его «подвигах» узнают в училище и дома. Родителям, конечно, принесут штраф, а в училище проработают на собрании… Только бы не исключили! Представив себе все это, Петька даже застонал. Чтоб он еще стал швыряться в эти белые шары, показывая свое молодечество, — да пропади они пропадом!… Ему смертельно хотелось улизнуть, чтобы избежать наказания, но улизнуть было невозможно, и он продолжал угрюмо следовать за Витей, больше всего в эту минуту опасаясь Буяна.
* * *
Однако кем же будет Буян? Санитаром или разведчиком? Неподкупным часовым на охране какого-нибудь государственного имущества или смелым связистом? Витя все еще не решил. Ему очень хотелось сделать из Буяна ищейку (у него такое чутье, и к чужим он недоверчив!); но это самый сложный вид дрессировки, и Сергей Александрович сказал, что пройти эту дрессировку можно только в условиях специальной школы-питомника розыскных собак.
Уже шла зима. Витя часто ходил с Буяном за город на лыжах. Обоим эти прогулки доставляли много радости. Скрипит снег под лыжами, крепкий бодрый морозец румянит лицо. Встречные люди трут рукавицами носы, а нашим друзьям и мороз нипочем. Оба закалились на частых прогулках. Выйдя за город, они спускались к реке. С вершины высокого пригорка Витя стремглав скатывался вниз. Свистит ветер в ушах, позади с лаем догоняет Буян. На твердом насте на середине реки он не проваливается, и вот тут-то и начинается настоящая потеха.
Витя снимает лыжи, и приятели принимаются бегать взапуски; наст отлично выдерживает обоих. Потом Буян ухватывается за лыжную палку и тянет ее в одну сторону, Витя — в другую. Наконец, оба запыхавшиеся, возбужденные, они идут к противоположному берегу и углубляются в лесную чащу.
Красиво в лесу в морозный ясный день! Деревья стоят строгие, величественные, одетые в искристый пушистый иней — куржак. Тронь его, и он осыплется холодными колючими иголками, мгновенно тающими на руке. Тишина вокруг — удивительная. Будто все уснуло в лесу. Каждый шорох, каждый звук слышен.
Пролетит сорока низко над вершинами деревьев, помахивая черно-пегими острыми крыльями, — Буян долго следит за ней, задрав голову вверх. А вот тут была белка: у ствола на снегу раскрошена шишка…
— Ау! — крикнет Витя. И кто-то словно откликнется в таинственной сумеречной чаще.
Витя припоминает: вот здесь, у края большого луга, в начале зимы клуб устроил общественный показ работы дрессированных служебных собак. Было много народу, главным образом молодежи. Вите особенно запомнилась отличная работа одной собаки-санитара.
