— Ну, и откуда ему знать, что я читал именно спортивные новости, э? ответствовал я. — Кроме того, я торопился в Скоттс-Маунтейн, к корове, страдающей травяной тетанией… У бедолаги живот вздулся и все такое. Сама понимаешь, у меня каждая минута на счету.
— Джон, ничего не желаю слышать! Сбавь скорость!
— Да, мэм, попробую. И давай сменим тему, ладно?
— О'кей. Так что, говоришь, нам предстоит у полковника Зубера? полюбопытствовала Джан.
— Парочка глазных операций, — отвечал я. — Ты, разумеется, можешь пойти в дом пообщаться с миссис Зубер, если захочешь. Для зрителей эти глазные операции — зрелище не самое аппетитное!
— Никакой я тебе не зритель, я помогать еду! Я, пожалуй, потолкую самую малость с миссис Зубер, а потом выйду. А ты к тому времени корову зафиксируешь, промоешь ей глаз и введешь обезболивающее.
Про себя я знал, что ничего из этого не выйдет: миссис Зубер была болтушка та еще, под стать Джан. Гостей неизменно приглашали на экскурсию по пуделиной псарне, где в подробностях излагалась родословная каждой собаки. В довершение удовольствия, хозяйка непременно познакомит Джан с историями болезней всех своих подопечных. И все это займет немало времени, ведь при последнем подсчете под началом у нее значилось дюжины две этих родовито-именитых сокровищ.
Из-за отсутствия темного пигмента вокруг глаз, герефорды более прочих подвержены глазным заболеваниям, особенно конъюнктивиту и злокачественным опухолям глаза. Под длительным воздействием солнечных лучей на глазном яблоке или веках особенно чувствительного животного возникает одна или более сквамозных клеточных карцином. Если распознать опухоль на ранней стадии, ее возможно удалить хирургическим путем либо при помощи жидкого азота, прижечь, или, скажем, применить лекарство, ингибирующее развитие опухоли. Но если рак распространился на глазное яблоко и прилегающие к нему ткани, приходится удалять весь глаз целиком. Для ветеринаров, пользующих крупный рогатый скот, это — задача не самая приятная. Поскольку операция производится над пациентом в стоячем положении, необходимо надежно зафиксировать его в расколе и аккуратно применить регионарную местную анастезию.
Подготавливая первую корову для «малой» операции на нижнем веке, я видел, как Джан и миссис Зубер прогуливаются по дорожке, проложенной вдоль сетчатого ограждения псарни. Увлеченные беседой, они бурно жестикулировали, пытаясь перекричать весь этот гомон и лай. Через каждые несколько шагов они останавливались и просовывали пальцы сквозь сетку, чтобы почесать очередной собачий нос. Большинство псов стояли на задних лапках, — так, что их забавные подстриженные тельца принимали положение почти вертикальное, — а передние лапы колотили и сотрясали заборчик. Невозможно было сказать наверняка, кто получает больше удовольствия, собачки или две дамы.
Я закончил оперировать первую корову и уже приступил к удалению глаза у второй, когда рядом с расколом появилась Джан. Полковник к тому времени успел задать мне по меньшей мере две сотни вопросов насчет коровьих глаз, а мне удалось ответить ко взаимному нашему удовлетворению разве что на сто. Как и следовало ожидать, он записывал каждое мое слово в свой гроссбух со скоростью и проворством протоколиста суда. Так что прибытие Джан меня изрядно обрадовало.
Полковник соорудил кормушки для коров, откупив у государства лишние пустые пятидесяти пяти-галлоновые цилиндрические коробки, разрезав их вдоль пополам, а затем приварив половинки в длину одну к другой. Одну из таких кормушек зачем-то была поставлена стоймя к забору совсем рядом с Джан.
Джан как раз говорила что-то лестное о состоянии очередной коровы, как вдруг резкий порыв ветра опрокинул массивную кормушку, и она всей тяжестью обрушилась на нее сзади. Комплимент оборвался на полуслове, и Джан упала как подкошенная на отнюдь не идеальную земляную поверхность прямо перед расколом.
На две-три секунды я словно окаменел; сжимая в одной руке — пинцет, а в другой — иглодержатель, я стоял в растерянности, не зная, что делать. С одной стороны — вот, моя верная подруга жизни лежит без сознания в грязи, слякоти и навозе; с другой стороны, я как раз дошел до самой ответственной стадии сложнейшей операции на глазу, пользуя не кого-нибудь, а полковничью лучшую корову-рекордистку. В ушах у меня звучал строгий голос профессора хирургии, преподававшего у нас в колледже: «Не нарушайте стерильности! Стерильности не нарушайте!»
Было очевидно, что операцию придется прервать. Не раздумывая, я опустился на колени рядом с Джан и обратился к ней с традиционным идиотским вопросом:
— Джан, с тобой все в порядке? Джан? Джан?
Вопреки своему обыкновению, Джан молчала.
Самым близким заменителем полотенца была хирургическая простыня. Я сдернул ее с головы коровы, проворно обмакнул в ближайшее корыто с водой, выжал и принялся обтирать пепельно-бледное лицо Джан. Полотенце было забрызгано коровьей кровью, и очень скоро щеки и лоб пострадавшей украсились бурыми разводами. Впрочем, в тот момент кровавое пятно-другое меня не слишком-то занимали; так я тревожился за жену.
— Джан, очнись! Очнись! — заклинал я.
Полковник властно отдавал приказ за приказом, но я и ухом не вел. Тогда он проговорил что-то насчет скорой помощи и стремительно зашагал к дому.
— О-ох, голова моя, — пробормотала Джан, приходя в себя. — Голова моя! А это что такое? — Над ее правым ухом на глазах вздувалась здоровенная шишка.
— Помоги мне сесть. А то меня подташнивает.
Я осторожно помог ей приподняться. Ее левый бок и спина были перепачканы грязью, навозом и прочими субстанциями скотного двора, но это как раз заботило меня меньше всего.
— Ох, Господи! — воскликнула Джан. — Да у меня кровь! — Первое, что различил ее замутненный взор, были пятна крови на влажной простыне и на ее руках.
— Да нет, это коровья! Ты не волнуйся так, — проговорил я, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно.
— Коровья кровь! — повторила она, морщаясь от боли. — А что случилось-то?
— Все о'кей, все в порядке. Сейчас подъедет «скорая помощь», и мы…
— Какая еще «скорая помощь»? Никакая «скорая помощь» мне не нужна! Лучше помоги мне встать, — потребовала она, с трудом приподнимаясь с земли. — Ох, до чего же голова трещит! А уж грязна-то я, просто ужас какой-то! Что же все-таки произошло? — Джан со всей очевидностью постепенно приходила в норму: вот уже в ход пошли и язык, и жесты. — А что у нас во дворе делает эта корова?
Я попытался объяснить, что случилось. Ощупывая шишку на голове, Джан негодующе воззрилась на злосчастную кормушку. По всей видимости, восстановить последовательность недавних событий все еще стоило ей немалого труда.
— А это кто такой? — осведомилась она, указывая на приближающуюся фигуру.
— Это полковник Зубер. Мы у него на ферме, разве ты не помнишь?
— Э-э, да, кажется.
— «Скорая помощь» приехать не сможет, — возвестил полковник Зубер, тяжело отдуваясь. — Машина в ремонте. Что же нам делать? Как думаете, можно ли отвезти пострадавшую на машине? — Бедняга нервно заламывал руки. Надо думать, водить в битву войска на чужой территории куда проще, чем справляться с домашними авралами!
— Вот и славно! Никакая «скорая помощь» никому и не требуется; я и на своих ногах дойду! — объявила Джан. Она уже поднялась с земли и, гордо отказываясь от помощи, зашагала к дому — быстро, хотя и слегка пошатываясь, в типично джановской манере «у меня-все-под-контролем». Двое потрясенных мужчин двинулись следом. Навстречу ей от крыльца семенила миссис Зубер в переднике и со сворой пудельков. Встретив гостью на полдороге, она, невзирая на протесты, придирчиво осмотрела шишку и высказала все подобающие случаю извинения по поводу травмы и бедственного состояния одежды пострадавшей. И вот уже, оживленно беседуя, дамы направились к дому.
Среди всей этой суматохи я напрочь позабыл про корову. Но вот пациентка нетерпеливо встряхнулась, отчего раскол заходил ходуном, напоминая мне, что с одним важным делом я еще не покончил. Несмотря на задержку в несколько минут, держалась она вроде бы неплохо. Я заново вымыл руки с мылом, продолжил накладывать шов с того самого места, где прервался, и за какие-нибудь четверть часа благополучно закончил работу. В одном досадное происшествие обернулось к моему благу: полковник Зубер убрал свой гроссбух и в тот день вопросов больше не задавал.
На обратном пути я вел машину медленно и осторожно, поскольку Джан продолжала жаловаться на головную боль и тошноту. По дороге мы заехали в офис доктора Пола. Быстрый, но тщательный осмотр показал, что у Джан сотрясение мозга, так что в течение ближайших недель головные боли и тошнота, скорее всего, не прекратятся.
Но обещанные две недели недомогания растянулись на месяц, а порой по утрам Джан чувствовала себя так скверно, что в клинику приезжала не раньше полудня. Ее по-прежнему мучили головные боли, приступы тошноты усилились. В конце третьей недели я предположил, что, возможно, пора проконсультироваться со специалистом из Меридиана.
