Батюшка приехал к обеду на своей бело-грязной «Оке». Длинные черные волосы, блестящая лысина, клочковатая борода, бледное лицо, горящие безумные глаза, засаленная ряса. Пьяный в жопу. По трезвости он за руль хуй когда садился. Кричит мне: «садись, разъебай, в тачку, поедем к блядям.»
Я сел в эту задроченную «Оку», и мы покатили к Танку. Раньше туда приезжали отметиться и сфотографироваться на долгую память новобрачные пары, а теперь там стоят минетчицы. Мы взяли хоть и не очень молодую, но сисястую и жопастую шалаву веселого нрава. Добрая была и общительная. Помню, однажды нам попалась одна очень молодая, но худая и страшно выебистая особа. Строила из себя крутую. В наглую пила наше пиво, курила сигареты и пиздела как работала на минетах в Голландии. (По ихнему эта работа называется " ходить в ромашки») Батюшка слушал ее пиздешь, слушал, а потом и благословил кулаком по тупой башке.
Но эта грудастая нормально отсосала у нас по очереди с разными шутками и приколами. На что Батюшка долго не мог кончить, и то довела до кондиции. Он дал ей закурить и благословил крестным знамением, чтоб больше не грешила.
Полковник со своей Машкой в свободное от дикого пьянства время, в основном ночью, промышляли тем, что «рысачили» по огородам, а рано утром продавали напизженное бабкам на базаре. Чтоб зацепить какую-нибудь копейку, они также сдавали кровь, в составе которой преобладал алкоголь, собирали металл, бутылки, бумагу. Так жили почти все на Радищева.
Между прочим, Батюшку местные только в лицо любили и уважали, а за глаза унижали, оскорбляли и даже однажды ночью, когда он мало чего соображал, зверски избили, переломав все ребра. Спихнули же это дело на ночных бомбистов. То есть, малолеток, которые оттягиваются тем, что пиздят пьяных мужиков. Таким образом они самоутверждаются в этой ебаной жизни.
В тот вечер Полковник, одетый по всей форме, пиздил свою бабу Машку. Со злобы от недопития он обзывал ее последними словами, типа, овца ебаная, мразь пастозная и тварь ебливая. Та не возражала, так как была пожизненно благодарна мужику за то, что он в свое время нашел ее на помойке, куда сам лазил в поисках жрачки, и принял в дом рваную, грязную, босую и практически безволосую.
Батюшка сидел в углу, по видимому обдумывая что-то божественное, нам дуракам не ясное, косо поглядывая на Полковника и его жалкую половину, шепча мне время от времени, что кто-то из них скоро, он блядь будет(я крестился) непременно крякнет. Да тут на Радищева «труповозки» курсировали так же часто, как маршрутки по центральной улице Шолохова. Порой казалось, что люди в этом районе только и делают, что поминают, справляют сначала девять дней, потом сорок, после пол года, год и так далее…
Батюшка, наконец, что-то надумал и исчез куда-то. Полковник слегка ожил. Достал из своего загашника целую сигаретку Прима, протянул мне и многозначительно поднял вверх палец. Это значило, что по идее и воле Аллаха мы должны скоро обязательно выпить.
А пока мы, чтобы поднять настроение, вспоминали как недавно отпиздили цыган на Котовского. Они там наехали на одну знакомую хромую девушку в кожаных штанах, которую мы с Батюшкой угостили ядреным сэмом от Петровича. Выпили, и она пожаловалась нам на цыган, которые хотели отнять у нее крартиру. Пришлось Полковнику срочно надевать форму и брать с собой пушку. Разобрались с чертями не русскими конкретно. По дороге уже на Шолохова попались нам мормоны в черных костюмах. Дали и им неслабых пиздюлей, чтоб не ебали нашим людям мозги. Потом еще на базарчике разбросали азеровские лотки и предупредили, что подожгем их казино на хуй, если они не уебут к себе на родину. Я даже задремал под эти сладкие воспоминания, а когда проснулся, увидел веселую рожу Батюшки. Он в высоких сапогах, кожаном пальто, из-под которого виднеется обтрепанная ряса и в черной широкополой шляпе. Он бросает Полковнику пачку денег и завет меня покататься, пока хозяева будут накрывать на стол. Мы садимся в разъебанную «Оку», и Батюшка, бухой практически в жопу, давит на газ. Мимо летят стоящие, идущие, ползущие и лежащие жители Радищева. Те, кто еще в состояние, шумно приветствуют отца родного. Батюшка благодушно посылает их на хуй и отпускает грехи. Они коварные эти местные. Одних только «Мобил» у Батюшки штук пять спиздили и сдали чуркам на базаре.
Мы мчались, счастливо минуя посты ГАИ, но тут у Батюшки опять заклинило. Он впал в пьяный ступор и стал наезжать на меня как на самого крайнего. Я у него и подонок был и распиздяй конченый и последний мудак. Я все это слушал спокойно, зная по опыту, что возражать ему бесполезно. У него одно полушарие напрочь блокировано. Он и сам прекрасно понимал, что творит словесный беспредел, но ничего поделать с собой не мог. Все дело в том, что при рождении он очень не хотел появляться на свет Божий, как знал что ничего хорошего тут нет. Но злые тети тянули его клещами и при этом повредили голову. Отсюда все эти заебы.
У Полковника Батюшка был сначала угрюмый и никого не хотел благословлять. Даже дал Машке ногой под жопу, так что та ебнулась об пол. Полковник при этом только ухмыльнулся в усы. Но после трех стопарей сэма о т Крысы Батюшка повеселел, потом вообще разошелся. Начал служить, типа, черную мессу. Включил старенький хард — Дип Пепл и Лед Зепелин на всю громкость. Задергался в диком роке, растянулся в твисте. Затрясся в шейке и прошелся в ирландском степе по всей хате. Потом схватил большой крест и кадило и стал благословлять всех подряд. Кого по голове, кого по жопе.
Утром, чтобы немного развеяться и малость отойти, мы поехали с Батюшкой на озеро Сказка. В красивые места. Пили пиво, базарили о всякой отвлеченной поебени. Ночью поставили сети. Было холодно, одолевали комары. Ближе к утру поймали кило три рыбы и двух водяных крыс. Рыбу обменяли у местных на самогон, а крысами заторнули, так как зверски проперло на жер.
Короче, раскумарились, поплескались в этой Сказке и погнали обратно на Радищева. А там новость: Полковник крякнул. Заснул и не проснулся. Труповозка уже приезжала. Крыса охуевает по всей улице: Полковник ей двадцать рублей остался должен. Машку трясти бесполезно. Она в глубоком трауре. Ничего не понимает. Плачет.
Батюшка нахмурился и задумался. Теперь эти похороны на него лягут. Больше это никому здесь не уперлось. Он ведь за всю эту блядскую Радищева в ответе и вечно молится.
Расскажу я тебе, друг, все по порядку. Отмечали мы вчера день рождения, да не кому-то, а самому Полю Макартни. Прикинь. Святое дело. Шестьдесят человеку, прикинь. Летит же время. За столом нас собралось человек десять ярых поклонников группы «Битлз». Пили «Распутинскую», «Амарето», вино «Агдам» наше любимое, (пятнадцать бутылок), пива тоже было немерено. «Хорошо сидите, прямо как в Израиле», — помню заметил по ходу еврей Зельцер, который уехал туда, а теперь приезжает регулярно делать совместный бизнес и надирается тут в кафе «Зорька», как свинья. Совсем недавно по-пьяни снес на машине киоск «Роспечати», и после этого там газет уже не продавали, только водку, вино и пиво. Прикидываешь?
Жрали, брат, тоже много, и все такое отличное, я тебе скажу. Пиццу, гамбургеры эти, грибочки всякие, мясные салаты, шницеля…Я блевал сегодня, ты ж, наверное, сам видел. Солидный харч кинул, не так ли? За что боролись? Короче, земляк, пили мы за Поля. Это ж такая фигура, даже страшно. Не верится, хоть убей, что ему шестьдесят ебнуло. Печка, старый битломан, который начал собирать их диски, когда за Битлов еще сажали, рассказал один случай про то, как Поль однажды приезжал в наш город. Не веришь? Абсолютно точно. Сто пудов. Прикинь. Только инкогнито, никто не знал про это. Просто частная поездка под другим именем посмотреть памятники древней архитектуры. У нас же собор, например, самый лучший в мире. Так же? И битломан Печка как-то случайно на Макартни вышел. Закиряли они в баре «Русский чай». Сидят, разговаривают. Вдруг входит Сказочник. Этот чувак, прикинь, собрал классную библиотеку сказок народов мира, сотни томов, все в отличном состоянии, с красочными иллюстрациями, а потом в два дня пропил все это богатство. Наши люди. Ничтяк. Прикидываешь? Короче, Сказочник только Битлов и слушал, а всю остальную музыку презирал и игнорировал напрочь. Фанатик был, молился на своих кумиров. А тут входит в «Русский чай» выпить сотку и видит, блядь, живого Макартни. Родной перед ним в полный рост. Ёбнулся чувак, прикинь. Крыша у него поехала капитально. Думал, что допился уже до глюков. Живьем самого нашего Пашу увидать это тебе не ебаный в рот. Правильно? После этого закирял Сказочник по-черному и сейчас тормознуться не может.
И вот мы сидим в этой ебаной «Зорьке», отмечаем день рождения Поля, поем «Хэппи бездей», вспоминаем его песни, а Сказочник выпил пару рюмок и наехал на еврея Зельцера, что тот не сечет в музоне ни грамма. Прикинь, они задрались прямо в зале. Думаю: сейчас менты нагрянут, официантки-падлы их моментом вызывают в таких случаях, знаю прекрасно, а те гребут всех подряд без разбора. Решил я, брат, линять оттуда пока не поздно.
