И вдруг Сидоркин увидел Юшку. Она смотрела на одноклассников, наполовину высунувшись из окна. Словно кто-то тюкнул Сидоркина по башке. Он мгновенно сообразил, какой вид сейчас имеет Юшка, если на нее посмотреть сзади. Никакая земная сила не могла бы остановить Сидоркина. "Мне надо", - сказал он физруку и, не слушая ответа, рванул к входной двери. Он даже не понял, как взлетел на второй этаж. Дверь в их класс, к счастью, была приоткрыта. Осторожно, как кот, Сидоркин проскользнул в класс. Юшка была у окна. Тихо-тихо Сидоркин стал приближаться к девочке. Он подошел совсем близко. Согнувшись пополам, Юшка лежала животом на подоконнике. Судя по всему, она очень увлеклась, и ее короткая юбочка не просто задралась, она почему-то оказалась вообще завернутой на спину. Так что Сидоркин получил полную компенсацию за свои страдания. Он жадно рассматривал открывшийся вид и легкое чувство досады и разочарования охватило его. Ощущение было такое, словно перед ним вдруг открылось внутреннее устройство любимой игрушки, волшебный принцип действия которой, манил его своей сладкой и непостижимой тайной. Больше тайны не было. Что он видел перед собой? Округлую девичью попку. Конечно, очень и очень соблазнительную. Но теперь она была какой-то совершенно беззащитной. И еще. Юшка носила трусики. Белые, с мелкими цветочками. Только они были очень маленькими и, видимо, совсем тонюсенькими. Туго обтянутые колготками, они сбились в одну сторону и это нарушение симметрии казалось вызовом гармонии и красоте. Сидоркин подошел совсем близко. Он мог положить руку на тело Юшки. Он боялся только одного, что Юшка с перепугу выпадет из окна. И чтоб этого не случилось, он протянул вперед обе руки и одновременно двумя ладонями крепко обхватил попку девушки. Юшка дернулась, словно кошка, которую неожиданно схватили за хвост. Она, и правда, едва не выпрыгнула из окна. Хорошо, что Сидоркин ее крепко держал. С той же кошачьей ловкостью Юшка повернулась к Сидоркину. Ужас, гнев и возмущение отразились на ее курносом лице. Сидоркин убрал руки и сделал шаг назад. - Ты что, Сидоркин? С ума сошел? - завизжала Юшка, одергивая юбочку. - Я боялся, что ты упадешь, вот и придержал, - тихо сказал Сидоркин. - Ты бессовестный, так напугал меня, - голос Юшки как-то сразу смягчился. Сидоркин увидел, что в глазах у нее нет злобы, он каким-то шестым чувством почувствовал, что Юшка совсем не сердится. Скорее, наоборот. И тогда он шагнул к ней вплотную, обнял ее за плечи и поцеловал. В губы. Юшка откинулась назад и изумленно смотрела на Сидоркина. - Ты красивая, Юшка, - тихо сказал Сидоркин и выскочил из класса. "Мы, твои одноклассники, поздравляем тебя с праздником". Вроде, нормально. "Желаем тебе большого личного счастья". Вот, черт, опять "большого", что-то зациклилось внутри. Упаси боже, если такого большого, как у шофера, тогда Юшке не сдобровать. Лучше, как у него, у Сидоркина. Может, по этой части они с Юшкой друг другу идеально подходят? Но тут Сидоркин вспомнил, какая Юшка курносая и ему стало не по себе. Ведь и матушка у Юшки была такая же. Почему природа не исправляет свои ошибки? После того случая у окна Юшка целый месяц требовала, чтоб Сидоркин пришел к ней домой и помог по физике. Но он так и не пришел. Она часто звонила ему по телефону, трещала долго, без умолку. Сидоркину приходилось все время придумывать повод, чтобы прервать разговор. "Мы всегда рады видеть тебя здоровую, веселую, жизнерадостную". Вот черт. Как это вырвалось? А вдруг она заболеет? Тогда что, не появляйся на глаза? Ну, да ладно. Написал, так написал. Тем более, открыток больше нет. Все. Теперь, когда с Юшкой и Спермой было покончено, Сидоркин решил слегка расслабиться. Осталась открытка для Томочки. Придется использовать черновик. Как иначе? Вдруг ошибешься. Тем более, это для Томочки. Хорошо, что Колян отдал ему Томочку. Наверное, он догадывается, что у Сидоркина с Томочкой... Ну, это... Ну, как сказать? Сидоркин стал вспоминать. Томочка была тихой девочкой. В сентябре Муфлон хвастался, что на каникулах ему удалось трахнуть (Сидоркин так не любил этого слова) трех девушек из их класса. В том числе Томочку. Трудно сказать, было ли это правдой, так как и Муфлон, и Толян любили приврать. Сидоркин жадно впитывал все туалетные байки, ему так хотелось испытать то, о чем трепались пацаны, но все его попытки любви с девочками ограничились несколькими поцелуями в подъезде, после кино, а однажды он набрался смелости и стал гладить ноги своей подружки. Его удивило, что она стоит смирно и не отталкивает его руку, словно не чувствует его прикосновений. Тогда он решил форсировать события и двинул ладонь вверх по ее голому бедру. И едва его разгоряченные пальцы коснулись края ее тонких трусиков, как девочка, словно очнулась, и, вырвавшись из его обьятий, дала ему по физиономии.
Было очень обидно. Томочку Сидоркин особо не выделял. Однако, после того что случилось, когда на октябрьские праздники Муфлон позвал его с себе "на хату", его отношения с этой девочкой совершенно изменились. "Хата" - это что? Это когда собираются пять-шесть пацанов, столько же девочек. Очень желательно, чтобы было "каждой твари по паре", иначе непременно будут проблемы. Главное, чтоб была квартира, то есть "хата". И чтоб предков весь вечер не было. С предками неинтересно. Так вот, когда есть "хата", это уже хорошо. Еще нужно скинуться по трояку. Лучше, по пять. Но это дорого. По три тоже нормально. Танцы, легкая закусь, сухое винцо. Все классно. Кто-то тушит свет. Танцы впотьмах, обьятия в полумраке. Можно украдкой погладить подружку по груди через платье. Потом провести ладонью по ее спине, ощутив под пальцами застежку лифчика. Прижать к себе поплотнее. Там, внизу, уже все напряглось, поднялось, встало. Не надо стесняться, притянул ее к себе еще крепче, пусть чувствует, что танцует не с евнухом, пусть знает, что к ней есть интерес, что она женщина и что ее хотят. Потом кое-кому этого мало. Поводов уединиться более чем достаточно. Покурить - на балкончик, посмотреть фотографии предков - в их спальню, смолоть кофейку - на кухню, посмотреть на аквариум - в комнату Муфлона. Вот так, четыре парочки уже при деле. Теперь посреди комнаты танцуют лишь Сидоркин с Томочкой и Жеребец с Наташкой. У Жеребца фамилия такая Жеребцов. Колено Сидоркина то и дело вжимается между ног девочки, какое волнительное дело, эти танцы. Вон Жеребец положил лапу прямо на попку Наташке, а она будто и не замечает вовсе. Сидоркин видит, как они целуются. Ему хочется того же. Ему так хотелось уединиться с Томочкой. Как он раньше не замечал, что она такая красивая? Но куда, куда? Ведь все занято. И вдруг Томочка ему помогла. - Мне капнули на платье майонезом, пойду застирну, - шепнула она. Можно я с тобой? - пробубнил Сидоркин. - Пойдем, - рассмеялась Томочка. И они, держась за руки, вышли в коридор. А вот и дверь в ванную комнату. И правда, самый низ платья был слегка испачкан майонезом. Томочка уселась на край ванны и, открыв воду, стала промывать пятно. Сидоркин стоял так, что видел ее высоко обнаженные бедра, ведь подол платья она сдвинула вбок и вверх, к струйке воды. Сильное, почти непреодолимое желание охватило его. - Томочка, - прошептал Сидоркин. - Что? - спросила она и повернулась к нему лицом. - Хватит, уже ничего не заметно, - прошептал он и взял ее за плечи. - Ты так считаешь? улыбнулась она. - Да, да, да, - и он стал целовать ее. Сначала в щеку, потом куда-то в нос, потом, наконец, в губы. Томочка, смеясь, стала уворачиваться, но Сидоркин притянул ее к себе еще крепче и жадно впился в ее пухлые губки. Больше она его не отталкивала. Она так и сидела на краю ванны, а он, согнувшись, прижимался к ней и все целовал, целовал, целовал. Ее волосы, ее лицо так чудесно пахли, что Сидоркин просто млел. И вдруг он понял, что она чего-то от него хочет. Он с трудом оторвался от ее губ. - Что? - спросил он. Наверное, нам лучше закрыть дверь, - прошептала Томочка. Сидоркин защелкнул шпингалет и повернулся к девушке. Вздрагивающими, робкими движениями он стал расстегивать застежку на груди ее платья. Томочка совсем не сопротивлялась. Она лишь слегка склонила голову набок, длинные, темные волосы красивой гривой наполовину закрывали ее лицо. Сидоркин стал снова целовать ее, пытаясь просунуть ладонь под край комбинации, под лифчик. Ничего не получалось. Одежда сидела на Томочке так ладненько, что свободного пространства для пальцев Сидоркина практически не оставалось. И тогда, шалея от собственной смелости, он ухватил влажный от застирывания подол ее платья и потянул кверху. Томочка пыталась остановить его поползновения, но делала это как-то вяло, так вяло, что Сидоркин почувствовал, что она совсем не против и упирается скорее так, для проформы. Еще несколько минут между ними продолжалась сладкая, волнительная возня, пока, наконец, ладонь Сидоркина не легла на холмик ее лона. Под пальцами Сидоркина был капрон ее колготок, ее тонкие трусики, но там, под этой тонкой преградой, он чувствовал это, была ее щелочка, ее бороздка, ее девочка, ее цветочек, ее розочка, ее пирожочек.
