двадцати двух лет в развалину, а затем просто-напросто умер, умер я тогда и для своей невесты.
Тряхнув головой и освободившись от грустных мыслей я придя в себя стал пробираться к выходу, возвратившись назад сделал пересадку. Грубые слова немолодой в чем-то странной женщины на меня так подействовали, что я чуть было, не опоздал на встречу, пропустив свою станцию. Исподволь я понимал, что все гораздо серьезнее и не связано напрямую с самим ее поведением. Грубости везде хватало. Хотя она, конечно, меня задела, чего там говорить. Больше всего меня мучило, то, что я в этой толкотне почувствовал ее как женщину. Хотя какая она женщина после тех грубых слов, скорее какая-нибудь лесбиянка. Они, эти слова мучили меня и после того, когда мной был подписан с Алексеем Ивановичем договор. Радость, что господин Ломанов все-таки внял моим доводам, была уже на втором плане.
Весь день я был не в своей тарелке, терзался, пытался себя успокоить, но у меня ничего не получалось. Мое состояние, нельзя было назвать здоровым. Может это говорило о нервном срыве, кто его знает. Однако то, что я сторонился женщин, мне теперь было понятно — шло не от сердца… Слова лечащего врача о том, что у меня, если я женюсь, не будет детей, заставили меня в свое время стать равнодушным к противоположному полу. И вот теперь надо же такому случиться я был вновь взбудоражен.
Еще на работе, сидя у себя в офисе, я позвонил своему двоюродному брату Василию, отличному автослесарю и попросил его приехать ко мне, необходимо было как можно скорее отремонтировать машину. Пользоваться городским транспортом, как я понял, было небезопасно. Раньше я отказывался от него из-за того, что после катастрофы был изувечен и мне не хотелось своим видом угнетающе действовать на окружающих людей. Теперь же, хотя я уже и не был таким страшным, прикрыв свои шрамы на лице роскошной бородой, стремился как можно быстрее пересесть на свою машину, чтобы избавить себя от, еще каких-нибудь, случайных недоразумений. Конечно, в метро сейчас можно было увидеть такое, что и в аду не присниться: увечья, всевозможные урожденные дефекты людьми выставляются на показ, чтобы испугать, порой унизить своим видом, разжалобить более преуспевающих в жизни и вынудить их жертвовать деньги. Но неужели меня можно так напугаться, думал я, и не принять слова извинения.
Встретившись, в тот же день с двоюродным братом я повел его в гараж. Василий был очень похож на меня. Правда, не внешне, в отличие от меня брюнета он был блондином, несколько выше и крупнее фигурой, а вот мягкой походкой, манерой непринужденно держаться в обществе, тихим голосом, располагающим к себе, мы были одинаковы.
Я часто обращался к нему за помощью. И он помогал мне. Порой, переламывая себя: как, например, было, тогда, когда я попал под машину.
Выкарабкавшись с того света, я, можно сказать, заставил Василия пойти к моей невесте и сказать ей прямо, что я умер. Помню, он долго не соглашался. Пытался даже убедить меня, чтобы я этого не делал. Брат считал, что особенно в горе рядом должны быть не только мать, отец, братья, сестры, но и если тебе уже больше двадцати лет — любимая девушка. Но я был непреклонен. Не знаю, как он сообщил ей о моей фиктивной смерти, но ему это пришлось сделать.
Василий был младше меня и всегда, сколько я его помню, подчинялся мне. Вот и сейчас стоило, лишь было ему позвонить, как он, бросив все свои дела, стоял передо мной.
Объяснять причину своей спешки: «поставить автомобиль — коня на колеса» — я не стал. Он видел по моему расстроенному лицу, что мне нужна помощь и этого было достаточно.
Брат быстро осмотрел машину, отметил что-то себе в записной книжке, и сказал, что ремонт особого труда не представит: все будет зависеть от того, как быстро ему удастся найти запасные части для машины.
— Марка, видишь ли, не распространенная, требуется время, — сказал он. — Я понимал это, но ругать мог только себя, так как в свое время при покупке автомобиля не посоветовался с Василием. А ведь мог. Но форма машины мне так запала в душу, что я уже не о какой другой и думать не хотел.
Достать быстро запасные части, двоюродный брат, конечно, не сумел и мне, время от времени, приходилось пользоваться городским транспортом, не считая тех дней, когда кто-нибудь из моих коллег, будто случайно оказавшись в моем районе, подбрасывал меня до работы.
Время, в которое я выходил из дома, было такое же, как и в тот злополучный день моей встречи со странной женщиной. Чтобы как-то себя обезопасить от столкновения с нею я старался пройти в середину платформы, но, опаздывая, конечно, забегал в ближайший вагон.
Она, порой я видел ее издали, тоже делала все попытки, чтобы не столкнуться со мной. Но это нам не всегда удавалось. В одной из таких встреч я не удержался и заговорил с ней:
— Извините, не знаю, как вас зовут?
— Вера Васильевна! — ответила она.
— А меня, Вячеслав Петрович. Так вот тогда я не хотел вас унизить. Понимаю, вам как женщине замужней… — я хотел сказать, что все это неприятно, но Вера Васильевна прервала меня и сказала:
— Я, не замужем. Это вам женатому мужчине… — Я не дал ей договорить:
— Я, тоже не женат, — и мы вдруг разом рассмеялись. Глядя на ее чем-то вдруг, показавшееся мне знакомым, лицо я, чтобы хоть как-то замолить свой грех, извинившись, предложил Вере Васильевне выйти из «метро» и заглянуть в ближайший ресторан. Однако она отказалась, хотя зла на меня уже не держала. Разговорившись, я узнал, что она работает в исследовательском институте научным сотрудником. Вначале, я думал, что ей нужно спешить на работу, но нет, в свой НИИ Вера Васильевна не торопилась. «Наука», по ее словам, находилась в «загоне». Работы не было. Она, да и не только она, многие ее коллеги больше по привычке, чем по необходимости посещали его стены. Побыв час, другой и, отметившись, то есть, показавшись на глаза начальнику, занимавшемуся какими-то своими делами, моя новая знакомая убегала домой.
Основной доход Вера Васильевна получала от работы в школе, занимаясь преподавательской деятельностью. Зарплата, конечно, была не большой, с такой по ресторанам не находишься. Однако, я понимал это и, пытаясь взять ее под руку, чтобы увлечь на выход из метро сказал:
— Я плачу.
На что она резко словно испугавшись, отскочила от меня и, засмущавшись,