Ознакомительная версия.
– Но как ты будешь там жить совсем одна, доченька? – спросила она.
– Да, ты подумай над этим. Может, стоит продать квартиру и вернуться в родной город? – поддержал ее отец. – На эти деньги ты можешь прекрасно устроиться.
– Нет, я все решила, – упрямо сказала я. – К тому же всегда мечтала открыть свое дело, какую-нибудь танцевальную студию.
– Но ведь для этого, насколько я понимаю, необходимо немало средств, – заметила мама. – И почему такую студию не открыть здесь, к примеру?
– Я не могу продать то, что оставил мне мой любимый, – тихо сказала я.
– Ладно, мать, – после паузы заявил отец, – пусть Танюша поступает, как считает нужным. Это ее жизнь. А вернуться сюда она всегда успеет.
Я сейчас дослушаю
В мире мертвых до конца
Песню твою, кукушка!
Неизвестный автор
В конце сентября я окончательно переехала в квартиру Петра. Но пока ничего менять в ней не стала и, возможно, поэтому чувствовала себя все хуже. Я бродила по комнатам, перебирала его вещи, спала на кровати, на которой мы провели столько счастливых и бурных ночей, и постепенно впала в сильнейшую депрессию. Мне не хотелось никуда выходить и никого видеть. Елизавета Викторовна звонила ежедневно и мягко интересовалась делами. Я отвечала сухо и кратко, но она не обижалась, видимо, понимая мое состояние. Осень была дождливой и темной, и это еще усугубляло мрачный настрой души. Я целыми днями лежала на диване, свернувшись в комочек, и слушала подряд все аудиокассеты Петра на его музыкальном центре.
И вот как-то вечером, впервые после моего возвращения, позвонил Юкио. Он выразил радость, что я окончательно перебралась в Москву. Но задавать вопросов на тему квартиры не стал. Я старалась отвечать обычным голосом, но, видимо, мне это плохо удавалось. Юкио замолчал на минуту, а потом вдруг сказал:
– Я понимаю, что ты скорбишь о них. Но я никак не мог подумать, что вы стали такими близкими друзьями, – осторожно добавил он.
– О чем это ты? – равнодушно спросила я.
– О смерти Манами и Тору, – ответил он и тяжело вздохнул.
Я отказывалась верить своим ушам. Потом все-таки спросила:
– А ты не знаешь подробностей?
И он мне все рассказал, в конце добавив:
– А я думал, что тебе звонила госпожа Цутида.
– Я ни с кем из токийских знакомых сейчас не общаюсь, – ответила я.
– Извини, Таня, если расстроил тебя. Но я почему-то был уверен, что ты знаешь. Ты со мной разговаривала таким безжизненным голосом.
– Мало ли, какие у меня могут быть проблемы, – сухо проговорила я.
– Да-да, конечно, – с готовностью подхватил Юкио. – Ты не грусти.
Он замолчал, но не прощался. Я подождала, потом, сделав усилие, спросила:
– Как твои дела?
– Все хорошо, – тут же меняя тон, сказал он.
– А сколько ты еще будешь у нас работать? – продолжила я.
– По контракту до конца года. А там видно будет, – деловито сообщил он.
И замолчал. Молчала и я.
– И все-таки, – не выдержал Юкио, – как ты оказалась в квартире Петра?
«Вот же докопался! – выходя из своего обычного для меня сейчас оцепенения, с раздражением подумала я. – Послать, что ли, в грубой форме?»
Но, преодолев это желание, спокойно сказала:
– Я снимаю ее. Елизавета Викторовна любезно разрешила пожить здесь за чисто символическую плату. Ты же сам просил позвонить ей. И когда я вернулась в Москву из родного города, то последовала твоему совету. Выразила соболезнование по поводу смерти сына. Она, в память о Петре, очень хорошо ко мне относится. То, что мы расстались еще до его гибели, я сообщать, конечно, не стала. И тебя прошу не распространяться.
– Конечно, как скажешь, – торопливо ответил Юкио. – А почему ты не осталась в родном городе?
– Хочу поступить в институт культуры, – на ходу придумала я. – Нужно усердно заниматься. Со следующей недели буду посещать подготовительные курсы.
– Понятно, – задумчиво произнес он. И торопливо добавил: – Ты не сердишься на меня за тот обыск, что я устроил?
– Больно надо! – хмыкнула я. – Не бери в голову! Проехали!
– Мне все еще трудно понять некоторые ваши выражения, – заметил Юкио, но засмеялся облегченно.
– Почаще общайся с молодежью, – посоветовала я и улыбнулась, – а то привык изъясняться наукообразным языком.
– Пригласи в гости, – тут же сориентировался он.
– Возможно, – сказала я, чувствуя прилив ненависти. – Созвонимся.
Этот разговор вывел меня из безразличного состояния, в котором я пребывала последнее время. Первым делом я заказала разговор с Токио. Стоимость минуты меня впечатлила, но я все равно решила поговорить с госпожой Цутидой. Когда нас соединили, я сразу машинально взяла себя в руки и изобразила улыбку. Но она была убита горем и стала плакать, не скрываясь. У меня защемило сердце, когда я услышала ее всхлипывающий жалобный голосок. Это было так на нее непохоже, что мне казалось, я разговариваю с совершенно незнакомым человеком. Я выразила искренние соболезнования. Она поблагодарила и сказала, что свадьба была уже назначена, и все родственники активно готовились к ней. Я внимательно выслушала ее, потом утешила, как могла. Постепенно она успокоилась. И даже поинтересовалась моим бизнесом. Что я могла ответить? Что лежу тут целыми днями и без конца плачу? И я что-то придумала правдоподобное. В конце разговора она поблагодарила меня за поддержку. А я попросила передать привет Митихиро.
На следующий день я очень долго гуляла по засыпанным яркой листвой улицам. Но так и не поняла, что же мне делать дальше и как жить. Добраться до главных сектантов не представлялось возможным. К тому же мои планы мести, по прошествии времени, казались нелепыми. Я начала многое переосмысливать и видеть по-другому. Мое намерение открыть свой салон гейш казалось сейчас неосуществимым даже при наличии денег. Мне было всего девятнадцать лет, и я не имела никаких связей. Все, о чем я мечтала в Токио, виделось здесь песочным домиком, построенным ребенком у кромки воды.
Я зачастила в Ракитки. Это стало своего рода навязчивой идеей. Ездила туда чуть ли не через день. И если бы октябрь был более сухим, я бы, наверное, находилась там ежедневно. Всегда брала с собой водку и цветы. Придя на могилы, вначале здоровалась с родными Петра и ставила им цветы. Потом садилась возле него, оглаживала землю руками, выдергивая редкие травинки и выравнивая оползающий от постоянных дождей холмик. Эти неторопливые поглаживания, ощущение земли под ладонями давали мне мимолетное чувство успокоения от близости к любимому. Потом я ставила цветы в баночку у временного металлического креста и садилась на скамейку. Пила водку и тихо разговаривала с Петром, рассказывая ему все без утайки о последних событиях моей жизни. Сидела так по несколько часов. Рабочие на кладбище уже привыкли к моему частому появлению и даже здоровались со мной, когда проходили мимо по каким-то своим кладбищенским делам. Иногда они пили «за упокой раба Божьего Петра» вместе со мной. Елизавета Викторовна каким-то образом – видимо, сказал кто-то из рабочих – узнала о моих частых посещениях могилы. Она приехала ко мне в гости, долго сидела на кухне, глядя на меня, потом тихо сказала:
– Танечка, зря ты хоронишь себя. Нужно найти какую-то опору в жизни. Устройся на работу! Познакомься с молодым человеком.
Я удивленно на нее глянула. Ее искреннее желание видеть меня счастливой даже без ее сына вызывало уважение. Я пообещала, что постараюсь, и она уехала. Но на следующий день я вновь купила пол-литровую бутылку водки и отправилась по ставшему привычным для меня маршруту. И через день тоже. Хуже всего было то, что я пила все больше и больше. И в этом состоянии мне было легко разговаривать с мертвым Петром. Иногда я даже слышала, как он тихо отвечает мне из-под земли.
Двадцатого октября, в день нашего знакомства, я напилась так сильно, что уснула прямо на могиле, лежа на ледяной земле. Очнулась оттого, что мое лицо периодически задевало что-то колкое и холодное. Я подняла голову и увидела, что идет первый и довольно густой снег. Он покрывал все вокруг белыми пушистыми хлопьями, и мне спьяну показалось, что это летят лепестки сакуры, опадающие с неба на мое поднятое вверх лицо, на холмики могил, на разноцветные искусственные цветы, которыми были украшены соседние памятники и кресты. Я всхлипнула и беспомощно заплакала, чувствуя, как невыносимая боль вновь начинает терзать душу. И даже алкоголь не мог притупить ее.
– Таня? – раздался рядом удивленный мужской голос.
Я с трудом разлепила мокрые опухшие глаза и села возле могилы.
– Что же ты на земле-то? – засуетился какой-то высокий парень в длинном черном пальто, помогая мне встать и усаживая на скамейку.
Ознакомительная версия.
