Ознакомительная версия.
Приходили ко мне в основном толстые и некрасивые – это потом, когда как по мановению волшебной палочки в руке феи по имени «Приватизация» появились новые русские, клиентами массажистов стали в основном красивые молодые бабы, борзеющие от собственного в считанные дни нажитого богатства, наглые, презирающие всех, у кого нет норковой шубы и «мерседеса». От российской аристократии с ее хотя бы показным уважением к бедным и неимущим в стране не осталось и следа, образцы пусть даже фарисейского милосердия и человечности не ужились с советской властью, поэтому психология и поведенческие модели наших нуворишей формировались стихийно, дремуче, по архетипам из пьес какого-нибудь там Островского... Вот тот самый купчина из казалось бы забытых социальных анналов российской помойки и был с поразительной схожестью воспроизведен в наши дни. Перестройка, как назвал ее Горби, по сути оказалась лишь перетряской, – в России невозможно построить ничего нового, разве что вытащить из исторической свалки что-нибудь забытое, какой-нибудь мало-мальски приличный кусок прошлого, когда верхам удавалось на время усыпить низы, ну, скажем в ту же короткую эпоху реформ Александр а I или Александр а II... Так что даже сравнительно новые типы, не выступавшие прежде на театральных подмостках нашей российской действительности – к таким, скажем, принадлежал и мой шеф – напоминали мне того же Штольца из романа «Обломов».
Итак, я работал массажистом и поскольку считал, что это навсегда, то тщательно изучал все, что относилось к этому древнейшему искусству мануальной терапии. Я читал подпольные книги и ходил на подпольные занятия по восточной медицине, даже английский мой стал крепнуть, поскольку большая часть литературы, нужной мне, была именно на этом языке. Что-то на русском было напечатано и в России до начала двадцатых годов или почему-то в Риге, до нашей оккупации в тридцать девятом... Так и началось мое знакомство с Блавацкой и Еленой Рерих, с агни-йогой, дзэн-буддизмом и китайским лечебным цигуном. Из всех этих абсолютно для меня новых, хотя и отрывочных сведений, я вынес главное: человек не одинок и он бессмертен. Оказалось, что помимо этого, воспринимаемого нами мира, есть другие, невидимые, миры, они не подотчетны нашим органам чувств, но не менее реальны, чем тот, в котором, по нашему представлению, мы живем. Более того – есть возможность войти в эти миры, будь только на то истовое наше желание. А вообще – каждый из нас способен на многое, и если в Священном писании сказано, что человек богоподобен, то таковым он и может стать, надо только отринуть то, что делает его рабом: сумму ложных идей и представлений, навязанных ему теми, кто не хочет, чтобы он, человек, был свободен, смел, высок, силен и послушен только высшему разуму, а не власть предержащим. Понятно, что такой человек никому на земле не нужен, что он даже опасен – смутьян, нарушитель общественных устоев. Устои – вот за что цепляются те, кто на этих намертво вбитых в землю сваях построил свой жалкий домишко. Крыша течет, пол прогнил, вдоль рассохшихся стен гуляют сквозняки, но человеку боязно выйти, боязно ступить на твердую почву и отправиться на поиски другого пристанища, где будет хорошо.
Вот из каких посылок складывалось тогда мое новое мировоззрение. Так и не став лучшим, чемпионом в физическом противоборстве, я решил стать чемпионом духа, решил обрести духовные мускулы, которые позволили бы мне подняться над этим грешным временем, которые научили бы меня летать. Оказалось, что для этого надо было изучить свое тело и сделать его совершенным. Совершенство заключалось в том, чтобы его чакры, все шесть или семь его энергетических центров, функционировали чисто и ровно, принимая и выделяя необходимую энергию, благодаря чему сознание непрерывно расширялось бы, позволяя совершать путешествие в те миры, которые простому смертному недоступны. А о том, что они существуют, говорили мне не только фантастические способности экстрасенсов, ну, скажем, той же Джуны, лечившей Брежнева, или болгарки Ванги, умевшей считывать всю информацию о человеке, о его прошлом и будущем, о его родственниках и болезнях, о тех, кто умер вокруг него или даже еще не родился, с кусочка сахара, который она просила положить под подушку перед сном накануне предстоящей встречи, – не только они, но и мои собственные рабочие опыты, которые я проделывал со своими знакомыми. Скажем, я научился внушать одной своей подруге визуальные образы типа простых пиктограмм, и она из десяти стабильно угадывала шесть-семь, – блестящий результат, не правда ли? Она сидела в своей квартире в Ульянке за несколько десятков километров от меня, жившем на Васильевском, и у меня не было ни малейшего резона мухлевать, ведь обмануть я мог только самого себя... Значит, рассуждал я, окрыленный своими опытами, действительно существуют совсем другие, неизвестные науке измерения, информационные каналы, еще неуловленные энергетические поля, которые пока называют биополями, и всякие там рамки и маятники, на них реагирующие, – это не бред сумасшедшего, а инструменты, с помощью которых мы контактируем с другими реальностями, пока не нашими, но уже готовыми откликнуться на наш запрос.
Человеческое тело постепенно раскрывалось передо мной, как физическая карта мира, через него проходили меридианы, и на каждом из них были десятки точек, воздействуя на которые, можно было управлять его внутренними процессами. Тут были точки, отвечающие за работу абсолютно всех органов, точки, чтобы возбудить или наоборот – расслабить, каждый палец нес в себе совершенно уникальную информацию о нашем организме, и отсюда, прямо с кисти, с ладони можно было посылать нашим внутренним органам самые разные команды... А точки на лице... А мудры – определенным образом сложенные пальцы, вызывающие то или иное состояние организма, их можно увидеть у святых на древних иконах, что свидетельствует о корнях христианства, обрубленных потом ревнивыми и самовластными отцами церкви... И вправду, мудры были придуманы мудрыми людьми, задолго до нашей эры досконально изучившими наш организм и убежденными как в его самодостаточности, так и в его безграничных возможностях...
Тело человека стало представляться мне музыкальным инструментом, на котором можно было сыграть любую мелодию. Однако человек больше всего нуждался в гармонии, в установлении равновесия между верхом и низом, головой и чреслами, между левым и правым, тогда как на самом деле у него всегда преобладало что-то одно, создавая дискомфорт в угнетенной части. Гармоничный, он гораздо меньше был бы подвержен депрессии и стрессам, болезням и напастям, ведь только больное притягивает больное, а человек, излучающий положительное начало, положительно настроенный на контакт с Высшим разумом, который есть абсолютное добро, такой человек проживает в счастье и радости, и обычные беды, сопричастные обычной жизни, обходят его стороной.
В своем отношении к человеческому телу на массажном столе я прошел несколько стадий. Поначалу это было неприятие чужого. Я преодолевал это свое отторжение не без труда, но преодолевал, памятуя о том, что и меня ведь, чужого, когда-то массировали руки, чтобы вернуть к полноценной жизни. Да, тела подавляющего большинства моих соотечественников представлялись мне отвратительными. У каждого что-нибудь было не так – корявые ступни, острые колени, впалая или наоборот – птичья – грудь, дряблые мышцы, серая прыщавая кожа... Женщины ко мне приходили тогда в основном с комплексом тучности – массировать эти груды жира было почти невозможно, под жиром почти не прощупывалась мышечная ткань... А запах... – нездоровые эти, неправильно созданные тела, будто сама природа была плохой ученицей на уроках Творца и выполняла задания лишь на одни тройки, – эти нездоровые, неправильные тела мерзко пахли, и человечество, по крайней мере в той части, которую я относил к моим соотечественникам, представлялось мне больным и неспособным к выживанию и самосовершенствованию, – скорее наоборот, человечество, несмотря на заявки научно-технического прогресса, представлялось мне вымирающей частью общей природы. Но не просто вымирающей – оно представлялось мне раковой опухолью, разъедающей тело Земли, чтобы рано или поздно обрести общий с Землей конец. Одно время мне казалось, что План Бога не оправдался, что человек, его главный проект, имеет серьезнейшие конструкторские изъяны и потому обречен на гибель. В этом смысле был период, когда я рассматривал свою работу как противную воле и намерению Бога и свои неудачи приписывал его недовольству мною.
Не помню, кто из великих сказал: «Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать». Но ведь так оно и произошло, и Бог был создан по нашему образу и подобию. Его вылепили, вырезали, нарисовали и поместили в дом, для него построенный. И Бог – это ни что иное, как наше собственное высшее начало, выношенное, выпестованное в горниле наших неудовлетворенных страстей и желаний, – его мы и поставили над своим собственным низшим началом, дабы спасти и сохранить самое себя. Надо сказать, что я никогда не был шибко верующим, да и христианином, собственно, не был. Я не был крещен, я не ходил на молебны в церковь, я склонялся скорее к буддизму или конфуцианству, но некое Высшее начало над собой все же признавал, иначе бы мне пришлось объявить себя центром мира и поступать соответственно – скажем, впасть в субъективный идеализм и считать все вокруг лишь проекцией твоего собственного сознания: какое, де, нам дело до того, что существует помимо нас, если мы в нем все равно не живем... Перестают же петь домашние птицы, стоит только накрыть клетку. Так, выключив сознание, мы выключаем мир. Умираю я – умирает и мир вместе со мной, и мне плевать на то, что он существовал до меня и будет существовать после, ведь истинная реальность – это только мой временной промежуток в мире, моя неповторимая жизнь, а все остальное – это лишь кладбище мифов и артефактов. И вот, не без усилий преодолев свой солипсизм, я вынужден был признать Высшее начало над собой, то есть Бога, и передоверить ему этот уже не мной творимый мир, вместе с ответственностью за все, что происходит в нем, ибо если бы я оставался его центром, эту ответственность пришлось бы нести мне. Признание Бога над собой было выходом из морального тупика. И все же иногда мне казалось, что Бог это лишь юридическая уловка человеческого сознания, попытка переваливать все с больной головы на здоровую. Разве человек не сам отвечает за свой грех? Разве это правильно, что Бог-сын берет на себя все грехи человеческие? Да и по силам ли это Богу? Практика показывает – что нет. Богу трудно, – размышлял я в такие минуты, – мы должны ему помогать. А то я вдруг начинал сомневаться в Боге – как странно он повел себя с самого начала в случае с тем же первородным грехом. Разве не он сам наделил наших ветхозаветных прародителей разнополой морфологией со всеми вытекающими отсюда последствиями. В таком случае как можно было изгонять за это из Рая? И не расплачиваемся ли мы до сих пор за эту его фатальную ошибку?
Ознакомительная версия.
