Выполнив поручение с воли, Галия Махмудовна перехватила швабру в рабочее положение, обмакнула в ведро с грязной водой и стала драить щербатый кафельный пол.
— Понасрали-то, понасрали, — повторяла она своим дребезжащим голосом, орудуя тряпкой. — Интеллигенция хренова, Аллах их побери… Ну-ка, ноги свои подбери, ишь расселся тута…
Я ел сухой бутерброд и думал о том, что сидеть мне тут, как видно, аж до самой смерти. Согласитесь, не очень-то это приятно — провести всю жизнь в сортире! И женщины здесь какие-то странные. Как будто не разные приходят, а одна и та же — только с каждым разом все старше становится. Странно, думал я, годы идут, она стареет, а я почему-то остаюсь по-прежнему молодым.
Уборщица закончила мытье и устало оперлась рукой на черенок швабры.
— Ну вот, тепереча можно и отдохнуть. Ну что, хахаль ты наш, подкрепился мало-мало?
— Ага, спасибо большое, баба Галя.
— Дык, спасибом не отделаешься, — ответила баба Галя недовольным голосом. — Тепереча давай меня… я тоже хочу… Давненько не пробовала живехонького… Швабра-то мне уже приелась…
Она расстегнула свой задрипанный халат и стала спускать огромные, розовые, с пятнами от хлорки трусы… Увидев хлорированные трусы, я закричал диким голосом, заметался на унитазе и… проснулся!
Возле умывальников гремели ведра и кто-то голосом Галии Махмудовны покрикивал:
— Вот, здеся течет… Я уж замаялась подтирать…
— Да, — отвечал мужской голос, — тут варить надо. Без сварки никак не обойтись, верно, Федя?
— Правильно, — подтвердил еще один голос, — наливай. Баба Галя, стаканы помыла?
— Может, тебе еще фужеры достать? Не барин, авось не сдохнешь.
— Тоже верно. От этого ни одна бактерия не выживет, окромя нас…
Через некоторое время неизвестные подчиненные Валерии Михайловны принялись стучать по трубам чем-то металлическим.
— Сегодня варить не будем, сегодня короткий день, а завтра — выходной. Так что с понедельника и начнем.
— Дак затопит ведь до понедельника-то.
— Не затопит. Счас мы стояк перекроем, туалет запрем, а в понедельник с утречка сделаем на свежую голову…
Я заметался в кабине, как хорек, запертый в курятнике.
Нет, до понедельника мне не выжить. Оставалось одно — выйти и сдаться! Пусть сообщают родителям, в институт — не погибать же, в конце концов, в этом сортире! Впрочем… Выход, кажется, есть. Надо только собраться и, как говорят актеры, войти в образ. И я вошел… Достал из кармана записную книжку, вытащил ручку, придал лицу соответствующее казенное выражение. И, деловито повторяя:
— Так, так, вот значит, как… — двинулся к двери. — Там все в порядке, — это были первые мои слова на воле. — Трубы отопления не текут, не дымят…
Стаканы застыли в руках изумленных слесарей, усы под носом Галии Махмудовны поднялись торчком. Надо было развивать успех. И я развил:
— А на других этажах отопление в норме?
— Э-э-э, — сказала баба Галя, — кажись, в порядке… А вы кто же будете?
— Я из котлонадзора, инспектор, так сказать… Проверяем готовность систем к зимним условиям.
— Да еще лето, пади…
— Готовь сани летом, — пошутил я, кисло улыбаясь. — Котел-то у вас где? В подвале?
— У нас центральное отопление, — ответила баба Галя, ковыряя бородавку возле носа. — Нету никакого котла вовсе…
— Нет, так нет. Нашим легче, — сказал я, что-то записывая. — Тогда подскажите, товарищ, как мне найти замдиректора по АХЧ? Надо бы документы оформить…
— Так вы к нашей Кавалерии Михайловне?.. Она у нас главная по АХоЧу.
— Я счас ее видел, — сказал слесарь Федя. — Поскакала по коридору, точно ей кто завинтил с зада.
— Ейный кабинет на первом этаже. Счас покажу… — Уборщица поплелась за мной на лестницу, где и состоялось наше прощание.
Коротко поблагодарив бабу Галю за сотрудничество, косясь на швабру, зажатую в ее руках, я чинно затрусил по коридору.
— Ишь ты, инспектор… а сам молодой такой, — летели мне в спину бабыгалины напутствия. — И откуда только взялся? Ай через окно залез?
— Они нынче шустрые, — засмеялся Федя. — Наливай…
Вместо эпилога.
Я шел по улицам, залитым летним солнцем. Вдыхал аромат омытых дождем деревьев, цветов на клумбах и радовался, радовался обретенной свободе!
Да, дорогие друзья, жизнь, в конечном счете, невиданно прекрасная штука!
Автор: Anechka Cool GirlПосле смерти жены мне не хотелось жить. Одно только удерживало меня в этой жизни — моя дочь Катя.
Я стал молчалив. Как робот ходил на работу и механически выполнял все действия.
В этот день я как обычно пришел домой и не раздеваясь упал на кровать. В спальню зашла Катя и позвала меня ужинать. Я отказался.
Очнулся я от того что кто-то тряс меня за плечо. Открыв глаза, я увидел перед собой Катино лицо.
— Не спи в одежде. Разденься так будет удобнее, — сказала Катя.
Я послушно встал и разделся.
— Давай я сделаю тебе массаж, — спросила Катя.
Я послушно лег на кровать. От мягких поглаживаний по спине я сам не заметил как провалился в спокойный сон.
В эту ночь я наконец-то нормально выспался.
Проснувшись, я обнаружил что Катя лежит рядом. Ее голова покоилась на моем плече. «Как она похожа на свою мать», — подумал я. На Кате была надета тонкая сорочка сквозь которую просвечивали темные окружности сосков. Внизу сорочка сбилась и я увидел белые кружевные трусики. Из под них выбивались курчавые волосики. Я почувствовал что возбуждаюсь от этого зрелища. «Это же моя дочь», думал я, но вновь открывал глаза и любовался мягкими изгибами молодого тела.
Катя открыла глаза.
— Я прилегла рядом и сама не заметила как заснула, — улыбнулась она.
Быстро вскочив она убежала готовить завтрак.
Умывшись я вышел на кухню. Катя накрывала на стол. Она не переоделась и все еще была в своей сорочке. Я пытался не смотреть, но взгляд постоянно возвращался к ее колышущимся грудям, просвечивающимся через тонкую ткань. Катя не замечала мои взгляды. Накрыв на стол она побежала переодеваться.
Быстро позавтракав я побежал на работу.
Вернулся я поздно. Тихо зашел, разделся и лег в кровать. Зажегся свет и я увидел стоящую на порогу Катю.
— Мне страшно одной. Можно я лягу с тобой? — робко спросила она.
Я молча откинул край одеяла. Катя легла рядом и прижалась ко мне. Очень скоро я услышал ее ровное дыхание. Но сам я не мог заснуть. Горячее молодое тело возбуждало меня. От того что это моя дочь возбуждение становилось только сильнее. Тут Катя зашевелилась во сне. Прижалась ко мне сильнее а одну ногу перекинула через меня так, что ее бедро оказалось прижато к моему возбужденному члену. Я замер. Я почувствовал что сейчас кончу. И действительно, стоило Кате слегка провести бедром по моему орудия как из него хлынул поток и стал заполнять трусы.
Осторожно я высвободился из Катиных объятий и сходил в ванну вымыл следы и переодел трусы. Вернувшись я спокойно заснул.
Теперь Катя стала спать со мной. Чтобы иметь возможность заснуть я вернулся к привычке детства. Стал вечерами дрочить чтобы снять напряжение.
Однажды придя домой раньше обычного я открыл дверь своим ключом. В ванной шумела вода и я решил что Катя купается. Тут я услышал стон. Тихо подошел к ванной. Дверь была закрыта не полностью и у меня появилась возможность заглянуть внутрь. Катя стояла спиной ко мне под струями воды. Одной рукой она гладила груди другая была между ног. Катя постанывала и крутила попкой. Такой совершенной фигуры я никогда не видел. «Моя девочка оказывается тоже ищет выход своему сексуальному напряжению» — подумал я. Тут Катя оперлась рукой о стену, сдавленно застонала. Осторожно я прошел к двери и зашумев сделал вид что только что вошел.
* * *Было раннее субботнее утро. Я проснулся и лежал наслаждаясь тому что не надо вставать и идти на работу. Я оглядел лежащую рядом Катю. Она лежала на животе. Коротенькая сорочка задралась и я мог любоваться полушариями ее попки. И тут я вдруг понял что на ней нет трусиков. Меня бросило в жар. Неужели в последнее время она спит со мной без трусов. Не знаю что на меня нашло, но я не мог сопротивляться внезапно пришедшему порыву. Осторожно я опустил ладошку на теплые округлости Катиной попки. Кожа была гладкой и нежной. Спохватившись я быстро убрал руку.
Я лежал и мысли потоком бежали в голове. Я не мог избавиться от образа ее попки, стоящего у меня перед глазами. «Это моя дочь, но она так сексуальна».
Я не знал что делать.
Катя открыла глаза. Заметив что сорочка задрана до пояса она густо покраснела и поправила ее.
— Доча, ты прекрасна, — не смог удержаться я.