голодной?
С этими словами она резким нырком захватила его член губами и сжала их, вырывая из уст беспомощный стон. Александр выгнулся, поднимая бёдра. И нельзя было знать наверняка, от жажды оральных ласк он стонет, от переизбытка ожидания, от сладкой ли муки её терзающего плоть языка или от триумфального осознания, что рыбка всё же попалась на крючок.
А «рыбка» всосала его глубоко и надёжно, вдавливая бёдра в стол руками, чтобы не позволять сделать лишнего движения, только подчиняться и плавиться под её напором, её страстным влажным ртом и ритмичными движениями. Ей нравился этот контроль над его телом. Пусть мозг и сопротивлялся, не желая отдаться ей целиком, и просчитывал варианты вернуть себе ведущие позиции, но тело предавало, подрывая веру в полный контроль над ним. Александр не мог больше сдерживать стон, не мог не тянуть к Анне свои руки, желая то ли насадить её рот на себя глубже, то ли снять скорей, чтобы она не проявляла его слабость.
Анна сжалилась и почти остановилась, мягко облизывая, снялась с набухшего лоснящегося органа. Поцеловала низ его живота, лизнула пупок, поднимаясь наверх вдоль роскошного тела, укусила за тёмный маленький сосок, вызывая короткий резкий стон. Как она и хотела.
— Ты любишь причинять мне боль, Анечка, — перешёл он на тяжёлую артиллерию, — лучше поцелуй меня, наконец.
— Капитулируешь? — Анна подобралась поближе, прилегла на его грудь, — как же? Так быстро?
— Я устал ждать, — он потянулся к ней за поцелуем, — я всё это делаю не ради игр с тобой, а ради тебя.
Его глаза блестели непривычным огнём, и казалось, что в них плещется истина, правда, выпущенная на волю, как только стены холодности и сдержанности пали под разрушительным натиском Ани. В них горела такая необычная для него любовь.
Анна не выдержала этих слов и такого взгляда, припала к его губам, как иссушенный жаждой путник в пустыне, и слилась в глубоком сладчайшем поцелуе. Она терзала его губы, облизывала и всасывала, наслаждалась его вкусом и мягкостью, его податливостью и твёрдостью, его решимостью в ответном поцелуе. Он отдавался полностью и бескорыстно этому слиянию губ, вкладывая в него давно созревшие, но глубоко спрятанные чувства.
В одно мгновение Анна вдруг оказалась снизу, в его объятьях, а он навис над ней, опираясь на локти. Даже, не разрывая поцелуя, поменял их ролями и вновь очутился сверху, придавливая её свои весом, своим напором. И не было сил больше бороться, хотелось подчиниться и раствориться в этой игре без правил.
Александр разорвал их сросшиеся в страсти губы, приподнялся над ней и глядел как на самый ценный и долгожданный трофей, как побеждённую в неравном бою соперницу. А затем его взгляд смягчился и виделся в нём уже не триумф, а нежность, сияющая как его влажная кожа в свете холодной лампы. Озарённое любовью лицо было так близко, что она чувствовала его дыхание, но слишком далеко, чтобы вновь поцеловать.
Холодный стеклянный стол под спиной заставлял её ощущать себя, лежащей на тонком, прозрачном льду. Одно неловкое движение и он покроется мелкой паутинкой трещин, рассыплется под ней, проглатывая, засасывая в тёмный, бездонный омут.
Такой же, как его глаза над ней.
Он привстал на колени и поднял её ноги, подтянул за бёдра по скользкому стеклу стола и резко насадил на свою твёрдую вздыбленную плоть. Анна вскрикнула, но не от боли, а от наслаждения, долгожданного и нестерпимо желанного в тот миг. Он резко выдохнул, закрывая глаза и погружаясь всё глубже в тот же омут, где без слов тонула Аня. Ныряя вместе с ней в водоворот их тел и страсти, в скрученную спираль желания и состязания без победителей. Где все проиграют свою волю и выиграют свою свободу. Свободу быть с любимым единым целым.
Плавными движениями Александр начал возвращать в сознание Анну, голова которой кружилась от переполняющих чувств. Он крепче перехватил её ноги, закидывая их на плечи, и распрямился, широко раздвинув колени. Аня смотрела на него снизу вверх и наслаждалась зрелищем, он принадлежал ей, даже находясь в главенствующей и ведущей роли. Он дарил ей себя с каждым новым толчком в бёдра, с каждым новым движением высекая искру, яркую молнию в нервных окончаниях. Его член скользил внутри неё, в тесноте и влажности, повторяя свой путь многократно и неутомимо. Их дыхание слилось в один ровный ритм, смешиваясь со сладкими стонам, их каждое движение подхватывалось и возвращалось. Ещё, и ещё, и снова! А когда напряжение начало возрастать, а в теле расползаться волна тепла, Александр вдруг сбавил темп.
— Аня, я так долго ждал тебя, — он чуть замедлился, и соединился с ней взглядами, — я так хотел этого…
А затем проскользнул между её коленями вниз, и не разрывая соединения их тел, накрыл собой. Вновь припал к её губам со сладостным стоном, пронзая ещё глубже на всю длину. Аня вскрикнула и застонала ему в губы, задышала чаще носом, чувствуя его в себе, вокруг себя, везде. Он двигался, неумолимо ускоряя темп, не выпуская её из своих объятий, не давая вздохнуть. Поглощая и сливаясь одновременно.
Лишь в последнее мгновение перед яркой вспышкой он приподнялся на руках над ней, озарённый светом, и выгнулся с громким стоном. Его член внутри Ани запульсировал, толчками изливаясь. А её тело сжалось в сковывающе-разрывающем спазме оргазма, крик сам вырвался из губ, отражаясь эхом от мраморных стен. Жаркой парализующей волной прокатилась пульсация мышц, выжимая и выдаивая из него, всё ещё находящегося внутри, последние толчки и конвульсивные короткие движения. Кульминация выжгла их и разлилась остывающей лавой по телу.
Он длинно выдохнул и опустился на её плечо, поцеловал нежно кожу. Аня зарылась пальцами в его взъерошенные теперь, короткие волосы.
— Сашенька, — прошептала она, — ты теперь мой. Ты всегда будешь моим. И никогда не уйдешь. Это приказ.
— Да, босс, — ответил он и коснулся её губ своими нежно и сладко, будто текущий мёд.
Так долго они шли к слиянию, так долго ждали уединения и победы в неравной битве. Так долго скрывались, прячась за масками и ролями. Покорная и верная подчинённая и властный самоуверенный босс, у которых внутри горели противоположные скрытые чувства — твёрдость и решительность, нежность и податливость, мягкость к любимому. Ещё немного и они будут свободны. А пока…
Пока их маленькой отдушиной был пустой просторный офис, ночная тишина и переливающаяся огнями Москва под зеркальными стенами «Ока». Место, где никто их не увидит, не обнаружит сброшенные маски, не осудит переплетения голых тел, не раскроет спутанных
