Поняв, что идея с клоном не работает, стали искать самородков, чтобы вырастить оригинальный продукт собственного засола. Вадика-Виталика назначили художественным руководителем, и он стал приводить на просмотры своих друзей — безработных актеров и комедиантов-неудачников. Слушать поток анекдотов в исполнении мало обаятельных, не способных на импровизацию разносолов оказалось неинтересно. Публики постепенно становилось все меньше, и владельцы стали искать другие выходы из ситуации. Ну, например… очень часто гости пытались снять танцовщиц, и обычно получали отказы. Но теперь смотрящий шастал по гримерке, сообщая каждой девочке, что она очень нравится такому-то и такому-то.
— И что?! — огрызались бабы.
— А что, вы развалитесь, если поедете с ними отдохнуть?!
Короче, вскоре начали увольняться и танцовщицы, Сначала — самые красивые, потом потихоньку все остальные. Уходя, девушки тоже рассказывали о происходящих в заведении изменениях не только своим подругам и коллегам, но и знакомым журналистам. Дурная слава о новом формате бежала впереди паровоза, и теперь уже никакой даже самый «трахтенберистый трахтенберг» не смог бы ничего исправить.
Дела шли все хуже. В финале клуб оказался оккупирован проститутками. Они подъезжали пачками к окончанию программы — их впускали бесплатно — и рассаживались за столики. Они были как воронье, слетающееся к умирающему, чтобы успеть урвать пока еще съедобный кусок полуживого тела. А мы наблюдали за этим, понимая, что смерть неизбежна.
И вскоре клуб с треском закрылся!
Куда конь с копытом, туда и рак с клешней.
Я не помню, как это было, меня ведь там уже не было. Но за ситуацией я следил, находился в курсе проблем. Мне точно было известно, как затухает интерес к клубу, меняется контингент. С самого начала было ясно, что все закончится именно так. Единственная ошибка в моих рассуждениях — я думал, они проскрипят еще полтора-два года, а клуб скопытился за год.
Он закрылся после моего ухода, так что я стал косвенным, да нет, практически прямым виновником того, что Хельга осталась без работы. Причем именно она, другие легко нашли себя в этой жизни.
Но волновало ли меня закрытие некогда эпохального заведения? В тот момент меня больше волновало, как можно без моральных и физических потерь быстрее покончить со старой питерской жизнью и приплыть (прилететь) в светлое московское настоящее, где нет ни бандитов, ни деграданта-хозяина. Правда, уйти было не так-то просто, унести свою жопу и не пострадать — это казалось чудом. Поймите правильно, убегал не за хорошей жизнью. Более того, мне ничего не хотелось менять в свои тридцать шесть лет, проблема была глубже, чем мне показалось вначале.
Я всегда считал, что правильный бизнес — когда человек думает о своей выгоде, а если хозяин живет по принципу «Выколю себе глаз — пускай тещи будет зять кривой»… В какой-то момент они стали считать меня своей собственностью, но, отличие от раба, кормить меня никто не собирался. Они считали, что я должен работать только на них и получать столько денег, сколько им не жалко. В какой-то момент хозяин перестал ценить то, что я делаю.
Народ шел, деньги текли рекой, а кто завертел это все, кто раскрутил обычную забегаловку уже все забыли, и казалось, что райская жизнь будет всегда. Трахтенбергу платить не надо, он все придумает и сделает «на шару». Он «срежиссирует» новую программу, ведь он режиссер; поставит новые номера, ведь он учился в Вагановском училище; подберет музыку, ведь он работает на радио; и соберет на презентацию прессу, ведь они его любят. А платить — за что?! Это он нам должен! И если Трахтенберг этого понять не хочет, наша «крыша» ему все растолкует.
Короче, наши разногласия лежали в аграрной плоскости: они хотели, чтобы я лежал в земле, я — чтобы они.
В той пещере на цепях
Гроб качается из злата…
В том гробу твоя зарплата.
«С сожалением сообщаем, что срок вашего контракта подходит к концу. Чтобы продлить его, вы должны перечислить на наш счет 400 рублей…», «Вынуждены довести до вашего сведения, что для продолжения сотрудничества вам необходимо перевести на счет нашей фирмы 350 рублей…», «Если вы хотите, чтобы мы про-должали поиски работы для вас, то, пожалуйста, оплатите наши услуги за следующий месяц…»
Голоса настолько же вежливы, насколько совершенно безучастны. По четыре-пять-шесть-семь раз в месяц мертвые, металлические, не знающие усталости терминаторы-автоответчики напоминают, чтобы я не забывала регулярно «подкармливать» платные агентства по трудоустройству. Никто из горе-агентов за несколько месяцев так и не нашел мне работу, хотя они и старательно изображали бурную деятельность. В этом месяце я снова получила длинный список фирм, «жаждущих» нанять меня, но половина в списке — номера, взятые из интернета, то есть из открытого источника (я и сама их нахожу, но по ним вакансии улетают в момент), а вторая половина номеров просто «левые».
Зато никто не забывает про деньги. Пусть небольшие, но регулярные, которые лично мне брать уже просто негде! И все-таки надо срочно найти себе хоть что-то, иначе отключат телефон и интернет, потом газ, электричество, а затем, наверное, и воду. А как тогда быть, ведь получается, что ни попить, ни пописать — в туалет не сходишь, смывать-то нечем? У кого бы разузнать, как быстро неплательщиков лишают всех благ цивилизации?
…Мой прошлый жизненный опыт, будучи материально благополучным, не дает никаких ответов на столь сложные вопросы. Девчонки из клуба, с которыми продолжаю общаться, тоже наверняка ничего не знают про подобные задолженности. Да многие из них, вообще, снимают квартиры, так что откуда им знать. А в самом ЖЭКе спрашивать стыдно. Да и как? Сразу поймут, что платить не собираюсь. И вот я в страхе считаю минуты до страшного суда.
…Все-таки надо взять себя в руки. Кроме меня самой, сделать этого не сможет никто. Вперед! Период выбора закончен, ткну пальцем в любое объявление из последнего списка и пойду. «Предлагаем выращивать на дому шампиньоны…»
А чем плохо? Это даже не труд. Их нужно только посадить, а растут они сами. Набираю номер. Автоответчик сообщает адрес и минимальную сумму, которую надо взять с собой на споры и ящики… Твою мать! Здесь тоже нужны деньги! Хотя, к счастью, не так много. Но все-таки раздражает, что последнее время со мной разговаривают только автоответчики. Такое ощущение, что люди уже не считают нужным общаться с кандидатами на подобные рабочие места…
Решила накраситься перед выходом. Тональный крем в жирных липких комочках. Наверное, прошел срок годности. Он напечатан мелким шрифтом на дне банки, но без очков я не вижу. С первой зарплаты закажу новые очки, а то словно слепая курица. Или лучше все-таки купить новый крем? У меня, конечно, есть дешевый «Балет», но неужели снова придется им пользоваться?!
… Чтобы найти «грибников», пришлось отправиться в промзону. Скрипучий трамвайчик мучительно долго пилит через пустыри мимо стареньких, вероятно, уже умерших заводов. Если бы дело происходило вечером, я бы решила, что объявления дает маньяк, который заманивает в свое логово свежие жертвы из числа одиноких, несчастных, всеми забытых и, наверное, мало на что пригодных граждан, раз уж они соглашаются выращивать в квартирах грибы.
Таких и искать никто не станет. Они ведь и так на обочине жизни, и даже символично, что к падению их везет идущий на обочину города старый пустой трамвай, водитель которого плотно прикрыл двери, чтобы не видеть и не слышать, что происходит в салоне…
Если водитель у этого катафалка вообще существует. Он ползет со скоростью игрушечной машинки, у которой сели батарейки. Никто и никуда в этом районе уже не спешит. «Погоди немного — отдохнешь и ты». В голове невольно стали всплывать заголовки криминальных новостей: «Смерть среди грибов», «Шампиньоны-убийцы», «Грибник — грибника…» И даже закрутился целый криминальный сериал: «На развалинах завода, среди обломков и мусорных куч было обнаружено целое кладбище никому не нужных забытых людей, единственным украшением которого являлся еще не разложившийся и на редкость симпатичный труп женщины-транссексуала…». Как ни странно, сочинительство мрачных хроник отвлекло от дурных мыслей, и я даже чуть не проехала остановку.
На проходной завода сидит пьяный сторож. Он устало машет рукой в сторону полуразвалившегося цеха, даже не задавая никаких вопросов. Я так же молча иду. Все как в фантастическом фильме о закате цивилизации. Даже бойкая торговля, которую неожиданно обнаруживаю в одном из цехов, — лишь иллюстрация к тому, как пытаются выжить люди на пепелище. Старушки-пенсионерки, да еще какие-то побитые жизнью, одинаково серые бесполые граждане. Опускаю вниз глаза: только бы сейчас суметь абстрагироваться от этих людей! Я здесь временно, и нужно лишь поскорее убраться отсюда, захватив пару десятков сложенных вместе легких пластиковых ящиков и мешочек со спорами, в котором, на самом деле, не то пыль, не то паутина… Черт его знает, как размножаются грибы…
