"Пойду, - согласился я. - Убедил. Возрастом завлек. А чем объясняется любовь устроителей к числу "двадцать четыре"? Это что, масонский символ?"
"Три танца, - подбавил цифр Джи Джи, очевидно, глядя в программу. Танго, вальс и пасадобль..." Джи Джи ждал меня под козырьком Плейель в большой современной -куртке из пластика, сделавшей его голубым Мишеленом*.
*Фирма автомобильных покрышек. Ее символ - гигант из дутых шин.
Такие дяди из картона стоят у въезда на заправочные станции.
"Смотри, Лимоноф, сколько белых голов..." Из нескольких автобусов сразу выгружались на рю Сент-Оноре белоголовые граждане.
"Из старческих домов, что ли, примчали специальными рейсами?"
"Из департаментов, представители которых выиграли полуфинал. Пойдем скорее, а то за этим старым мясом не протолкаешься потом." - И он захромал впереди, одно плечо ниже другого, придавленное сумкой с фотокамерами.
В вестибюле вольно гулял сильный сквозняк и хаотически двигались несколько сотен тел. В зале, сине-сером, тоже гулял сквозняк, но послабее. Мы заняли первый ряд и оказались чуть ниже сцены. Джи Джи стал распаковывать линзы и камеры. Из соседней колонны кресел меня окликнули, и я пошел поцеловать красивую девушку, не имея ни малейшего понятия, кто она такая. Загадка не разрешилась и после краткой беседы. Протиснувшись мимо пыхтящего Джи Джи, я сел. За нашими спинами с океанским шумом людская масса стала заливать зал. Появился китаец, представляющий конкурирующее фотоагентство, и вклинился между мной и Джи Джи. Молодой китаец, в джинсах и кроссовках, с аррогантной рожей. Я тотчас отнес его к категории юношей, никогда не читающих книг, но зато способных целый день провозиться с глупым "минителем"*.
Комбинация компьютера, телефона и телевизора.
Джи Джи стал беседовать с наглым прогрессистом, употребляя залихватские словечки "вашман", "конри", "бордель", "путэн"*, а я приподнял край серого тяжелого занавеса и заглянул на сцену. Мне удалось увидеть два длинных стола по обеим сторонам сцены. Таблички с фамилиями. Стулья. Бутылки "Виши" - воды коллаборационистов. В глубине сцены возвышалось нечто вроде многоэтажного торта в виде вавилонского зик-курата, и на каждом витке его - кубки в виде ваз и кастрюль. Я сообразил, что это призы. Очевидно, по причине того, что Новый год был близок, призы окружали мини-ели и еловые ветви. Вышел, озираясь, старик в коротком белом сюртучке с приколотым на спине номером "13" и, пробуя паркет, сделал несколько витков, сжимая руки вокруг талии воображаемой партнерши. Заметил мою физиономию на уровне пола и, смутившись, ушел. Едко запахло пылью и задуло со сцены, по-видимому, за кулисами открыли большую дверь. Я втянул голову в зал.
*Ругательства.
Я отношусь к категории личностей, которые, придя в театр, сидят на своем стуле как приклеенные и смотрят во все глаза. Хожу я на зрелищные мероприятия редко, но на месте ничто не заставит меня отвести глаза от сцены. Однако на сцене еще ничего не происходило. Поэтому я стал глядеть в зал. А он был подернут бело-голубой дымкой. Головы старушек сообщали ему этот цвет. Подтянутых, хорошо накормленных старушек было подавляющее большинство. Лишь иногда мелькала розовая лысина.
"Ха, - изрек Джи Джи, - смотришь на друзей. Ну что ж, привыкай, привыкай, очень скоро ты переберешься к ним, к труазьем аж*... Тебе сколько исполнится в феврале, пятьдесят один?"
*К третьему возрасту - свыше 60 лет (фр.).
"Заткнись, некрофил!"
Джи Джи знает, сколько мне лет, но постоянно под...вает меня возрастом. И прибавляет когда десять, когда пять лет, в зависимости от настроения. Я же под...ваю его нездоровым интересом к старым писателям. После того как "Пари матч" опубликовала на две страницы цветную фотографию Симон де Бовуар его работы, он охотится за старыми и больными писателями! Однажды он заявил мне, развалившись на стуле: "Если Х. умрет, как я ожидаю, весной, я смогу поехать в Нью-Йорк. X. очень известный писатель интернационального масштаба, и некрологи с фотографиями появятся не только во французской, но в прессе всего мира. На всякий случай я предупредил девочек из агентства, чтоб они держали фото X. под рукой..."
"Монстр, чудовище! - хохотал я. - Как можно желать смерти мирным писателям..."
"Я не желаю им смерти, - невозмутимо отвечал Джи Джи, - я лишь желаю быть последним фотографом, фотографировавшим их при жизни. Весь трюк состоит в том, чтобы оказаться последним..."
Мне пришлось признать, что профессиональный цинизм Джи Джи сродни профессиональному цинизму полицейских тубибов*.
*Докторов (фр).
"На большой бизнес с продажи моих фотографий можешь не рассчитывать, сказал я чудовищу. - Я намерен пережить тебя. И все возможности для этого у меня есть, ибо моей бабке Вере только что стукнуло девяносто шесть, а прабабка Прасковья умерла в 104 года. Так что удовольствия не будет".
"Но ты можешь попасть в автомобильную катастрофу или сесть в "Эр Франс" с испорченным мотором... Лимоноф..."
Занавес пополз в стороны, подымая пыль. Вышли молодой бледный тип в свободно болтающемся костюме и девка в длинном платье (руки ее дрожали) и, совместно объявив начало конкурса, стали представлять членов жюри. Актеры (среди них бывший боксер), актрисы (знаменитость - мумифицировавшаяся Людмила Черина), несколько представительниц женских журналов, присутствовал тип из "Либэ"*, должен был быть директор "Плейбоя", но не пришел, объявлены были несколько глав малопонятных мне организаций. Всех их вызывали по очереди, и каждый вставал за полагающимся ему стулом. Наконец, с пробегом последней жюри-дамочки через сцену они уселись.
*Газеты "Либерасьон".
Пока бледный конферансье рассказывал нам историю конкурса, я разглядывал его. Костюм на общий вкус, чтобы всем понравиться, такая же причесочка, быстрый отчетливый треп, профессиональный энтузиазм, рот расползается в стороны ровно настолько же, как рты людей его профессии в Чикаго и Москве. И говорил он, как полагается, глупости. Он и девка разошлись по противоположным краям сцены и стали представлять пары. Черная пара с острова Мартиника, департамент "других морей", двадцать три пары были белые, в различных степенях старения. Многие женщины оказались во вполне хорошем состоянии. Джи Джи, стоящий, колеблясь, птицей-журавлем, одна нога в воздухе, локоть на срезе сцены, прицеливаясь в пару номер шесть, успел, обернувшись ко мне, просвистеть: "кэль кюль!"*
*Какая задница! (фр.).
У нескольких дам, мне пришлось признать, были неплохие ноги и фигуры... Мужчин я разделил на пару типов и несколько нехарактерных индивидуальностей. Преобладали небольшого роста, часто усатые, моржи в смокингах, некоторые из них почти толстяки. Менее многочисленным отрядом были высокие породистые типы в бабочках, портила их или сутуловатость, или небольшая выпуклость в области живота. Из индивидуальностей бросились в глаза: аккуратный месье в серой паре, похожий на ухоженного прогрессивного бюрократа в отставке, некто вроде миниатюрного министра культуры Франсуа Леотара и жилистый лысый дядька, напомнивший мне балетного танцора, моего приятеля Лешку Кранца, однако на голову ниже Лешки. Если "породистых" я самовольно поместил ближе к вершине французской социальной лестницы, сделав их профессорами и даже ин-дустриалистами в отставке, а "моржи" представились мне все владельцами кафе или бушри*, то с "Лешкой" мне пришлось изрядно повозиться. Он не был ни комп-табль**, ни владелец продовольственного магазина, в этом я был уверен... Я представил его представителем вольной профессии, решив позже обсудить с Джи Джи, какой именно...
*Мясной магазин (фр.).
**Бухгалтер (фр.).
Участники задвигались в общем танго. Уже можно было выделить несколько пар. Одна "девушка" с крупным лицом, я назвал ее для моего внутреннего употребления "Вера" (я имею несносную привычку находить только что встреченным людям эквиваленты в прошлой моей жизни), была похожа на зав. отделом подписки в нью-йоркской газете "Русское дело". "Вера" была большая, она впечатлила меня. Обе были большие, и нью-йоркская, и та, которая из Сен и Уаз. Из породы киноженщин довоенных и послевоенных лет, мечта мужчины, пусть и подержанная. Сейчас на кинорынке мода не на женщину-мечту, но на женщину-реальность. Потому они такие все маленькие и имеют гель* консьержек, только что поднявшихся на поверхность из метро Вольтер. Я лично предпочитаю мечту, Грету Гарбо, а не беспризорниц, плюющих "супэр", "вашман бьен", "жэ тэ жюр!"**... Я толкнул Джи Джи в бедро: .
*Физиономия (попул. фр.).
**Супер, окоровительно, клянусь тебе! (фр. арго)
"Смотри какая!"
Он не углядел, "Веру" скрыли туши труазьем аж. По две пары за раз они стали соревноваться в танго. Зал был в восторге. Уже сам факт, что труазьем аж так отплясывает... Описывать двадцать четыре танцующие пары я не стану. Я остановлюсь на том лишь, что бросилось мне в глаза. Партнером "Веры" был высокий месье из породистых, по виду много старше ее. В смокинге и лаковых туфлях. Горбоносый. У него почему-то не поворачивалась шея или, может быть, ему не хотелось ее поворачивать. Большой в груди, он вел "Веру" важно и чинно, как мужчина солидной эпохи, ей же, мне казалось, хотелось удариться во всяческие эксцентричности и падать на колено мужчины, как падала партнерша "Лешки" - небольшого роста брюнетка в серебристо-чешуйчатом платье русалки, бретелька платья впилась в плечо. Или же "Вере" хотелось оборачиваться юлой в руках партнера, как женщина мартиникской, пары. Мартиникский мужчина - худой креол цвета какао с подсолнечным маслом выглядел моложе их всех, вот хотя бы одно преимущество черной кожи. Танцевали мартиникцы неплохо, но я встречал лучших черных специалистов. Эти двигались монотонно, им недоставало воображения.
