Некоторые пояснения для тех, кто не в теме. «Он видит все» — это о Николае Старостине. Этот лозунг (точнее, «Он все видит») придумали сами болельщики несколькими годами ранее. Кстати, ох как актуальны сегодня эти слова по отношению к нынешней ситуации! Флаг — красно-белый, дух — славный, победная звезда над ромбиком — присутствует, всех когда-нибудь вместе «порвем» — факт. Все сходится! Лучшая строка — безусловно: «Была бы честь, а «Мясо» нарастет». Эту строчку объясню отдельно, специально для подмосковных «перфор.мансиан».
Есть на Руси такая поговорка «Была бы кость, а мясо нарастет». (В травматичном футболе — очень популярная, кстати.) Николай Старостин любил, в свою очередь, говаривать: «Потеряно может быть все, кроме чести». Была бы честь, одним словом, — и пробьемся! А раз пробьемся, то нам ничто не помешает с честью вырастить еще не одно поколение спартаковских болельщиков. То есть — «Мяса».
Если можно в четырех с половиной словах, полунамеками для «посвященных», выразить целый абзац мыслей, то это, если и графоманство, то более изящное, чем претензии именно к этой строчке Швондеров из «Шатии-Братии» и примкнувшего к ним Рабинера. Но что поделать: «суровые годы настали…» Там ведь никому дела нет до качества, подтекстов, жанровых и художественных критериев — важно, что с ними не посоветовались. И жалоба Рабинера на то, что этот гимн раздражал всех болельщиков «Спартака», — дешевая ложь. Гимн всего лишь стал заложником наших разногласий с «Шатией-Братией». Его вина была в том, что он — якобы мой. Хотя на самом деле, он — продукт целого творческого коллектива.
Но как Рабинер, совсем недавно восторгавшийся противоположным музыкально-поэтическим уровнем, мог всерьез написать такую пафосную чушь?
«Фанаты клуба относятся к официальному гимну резко негативно и во время его исполнения стараются заглушить его собственными песнями. Неофициальным, но более любимым гимном болельщики считают песню, исполняемую ими на трибунах уже более 15 лет и повествующую о знаменитом неравном фанатском столкновении конца 80-х, произошедшем в Киеве после матча «Динамо» (Киев) — «Спартак» (Москва)»
«Резко негативно…», «стараются заглушить…» Он на футбол-то ходил в те годы? Уж за 2 года резко негативного отношения болельщики нашли бы способ донести свое «фи». Кто бы стал навязывать через силу? Высший руководитель ставил абсолютно конкретную задачу — учитывать интересы потребителя. А десяток крикливых «политических противников» — это не все болельщики. И вообще, с чего это выпускник МГУ Игорь Рабинер попал в апологеты пэтэушной эстетики? Чем купили его эти черлидеры?
Первые туры, если я правильно помню, народ на стадионе прислушивался, потом потихонечку запел. Мы, кстати, с этим гимном за два года на своем поле, по-моему, только миланскому «Интеру» проиграли. И то по форс-мажору. Это когда на метро до Лужников добирались, пропустив единственный гол уже на первых секундах. Грустновато, но, как всегда, метко пошутил Егор Титов: «Мы только из метро вышли — а на табло уже 0:1». С каждым матчем его пели все дружнее. А уж как он был в «жилу» сразу после победы… Песня! Мурашки — размером с палец!
Уж что-что, а гимн этот был однозначно ФАРТОВЫМ. Нужно ли говорить, сколько внимания фарту уделяют футболисты. С какой ноги встал, как вошел в автобус, как ступил на поле, кто судит (если по-честному), кто комментирует по ТВ — все имеет значение. Однажды найденный победный алгоритм не должен меняться ни в коем случае! Но фарт нынешнему «Спартаку», видимо, больше ни к чему. Это, наверное, пережиток «алкоголически-коллективистской психологии советских времен», канувшей в Лету при Черчесове. Фарт нельзя пощупать руками. Он — словно разменная монета в бумажнике, где нет крупных купюр; как приз зрительских симпатий вылетевшему из Высшей лиги; как Денис Бояринцев без Егора Титова, наконец. А сейчас к тому же кризис. Дефицит всеобщей ликвидности. Не до жиру — состав бы набрать. И нового гимна, похоже, действительно не будет. Потому что финансовый директор Денисевич «пристрелит» взглядом любого, кто принесет ему к оплате счет за услуги оркестра, требующего за студийную запись 8—10 тысяч долларов (партитуру написать тоже, кстати, не 100 рублей стоит). Про запись хорового вокала с последующим сведением, исходя из часовых расценок в приличных студиях Москвы, лучше ему вообще не говорить. Легче в массы клич бросить. Мы же «народная команда», народу надо — пусть и скидывается. Впрочем, до Денисевича еще надо дожить, как говорится.
Уже второй год конкурса на новый гимн пошел. Тишина. Да я и понимаю организаторов. Тут волю проявить надо. Боязнь потерять работу эту волю парализует. Поди-ка выбери дрожащими руками из полутора сотен попсовых песен Гимн. Тем более, когда советчиков стало еще больше, чем способна вместить Красная площадь.
Кто-нибудь знает, почему именно самоцитирование — это плохо? Якобы не этично. То есть публичное изложение придуманного тобой — не этично? Но тогда вообще что-то говорить или писать, представляя публике, не этично. Сколько же под ногами всяких стереотипов. Да плевать на них!
В одной из своих передач «Удар по голу», перед самой мобилизацией в «Спартак», я написал кавер-версию на мотив песни Юрия Шевчука «Последняя осень». Там были строчки, посвященные приходу в «Спартак» Невио Скалы.
Ну что ж вы молчали, Андрей Червиченко?..
В народе давно сочиняют частушки.
Что Купер с Ван Галем не выросли чем-то,
А Скала — гигант, как в поэзии Пушкин.
Весна, лето, осень…
А осенью спросим.
Теперь-то мы знаем, что до осени в «Спартаке» мистер не дотянул. А все так хорошо начиналось. Матч на Суперкубок России между «Спартаком» и ЦСКА стал демонстрацией самых серьезных амбиций Невио Скалы и Артура Жорже. Павленко, Калиниченко, Самедов росли на глазах. К сожалению, Скала остался без Титова — своей главной надежды. Но тем не менее начали чемпионат рекордно. После 6 туров шли на первом месте. А потом пришли мы (Первак и остальные) и — как отрезало! Начали с проигрыша ЦСКА — 0:2. В итоге поставили антирекорд. После 6 поражений подряд (!) откатились на 13-е место. Злые языки стали поговаривать даже о первой лиге. А я, к примеру, все думал о фартовости нового руководства. Надо же, пришли мы — и ба-бах! — 6 поражений кряду. Но это, как и все в жизни, тоже прошло.
Съездили мы на благотворительный матч в знаменитые Петушки, собрались командой в итальянском ресторанчике на Таганке, поучаствовали в Кубке Интертото и поверили, что все наладится. А как иначе?!
Однажды, после очередного поражения, подвыпивший Первак позвонил мне и велел передать Скале, что у нас отныне обет молчания. Скала — лис хитрый, выкрутился, сказав на пресс-конференции, что говорить не будет, поскольку ему запретили, хотя он с этой «силенцио стампой» не согласен. Не сказав ничего, сказал все — старый плут! Это, по-моему, окончательно «добило» Первака. А журналисты в микст-зоне, пытаясь хоть «мелочевки на уху заметки наловить», пристали ко мне: что, дескать, у вас происходит? «Сублимируем, — ответил я в шутку, — не расходуем энергию на болтовню». — «А кто это придумал?» — спрашивают. «Энергию? Ее там придумывают», — уходя от вопроса, ткнул я пальцем в небо. « То есть ваш босс?» — не унимался кто-то упрямый с блокнотом. -Почему наш? У нас с вами общий босс», — показал я глазами на небо, имея в виду отнюдь не Федуна или Первака. В микст-зоне, кстати, все было с милыми улыбками, но вечером на спортивных лентах появилось: «Пресс-атташе «Спартака» Шевченко: «Спартаку» приказал молчать Господь Бог»… Или что-то в этом роде. Понимаю, что не ахти какая шутка получилась с «сублимацией». Но акцент, после того как передернули, получился лобовой. Да, я сам виноват. Рабинер потом в своей книжке назвал это самым оригинальным в истории объяснением «обета молчания». Хотя самого Игоря в микст-зоне не было. Он вообще любит подробно описывать то, чего не видел. Единственный вывод, который я тогда сделал, — шутить надо меньше. А говорить лучше — предельно просто и однозначно. В идеале: «да», «нет», «не знаю». А еще лучше: «без комментариев». Цитировать в России то ли не умеют, то ли не выгодно. А некоторые даже специально перевирают, чтобы юморок родить. С этим проблемы возникнут еще не раз.
Но продолжим о Скале. С ним работали два помощника-итальянца. Один более открытый, другой — себе на уме. На тренировках было много тактики, в столовой — углеводов. Паста, соусы, «Фанта». Да, «Фанта»! Никто не понимал, зачем, тем более российского розлива. Но раз заморский диетолог сказал, что полезна, значит — полезна. Особенно после игр на нее налегали
Невио мгновенно оброс стайкой друзей, с которыми иногда ездил на охоту. Там, ясное дело, его научили ходить на кабана и пить водку. Один вывод я сделал довольно скоро и с удовольствием. Этот человек с великим тренерским прошлым и широкими крестьянскими ладонями был рад не только тем обескураживающим деньгам, которые можно было заработать в России. Он реально успел проникнуться чем-то неповторимо русским, что сразу заметно по характерному отблеску в глазах. Обратите внимание: когда иностранец говорит на своем языке, глаза у него имеют одно выражение, когда он же заговорит на русском, если знает его, конечно, в зрачках появляются до боли близкие нам, русским, искорки. Готов на спор у обеззвученного телевизора определить, на русском говорит незнакомый персонаж или нет. В общении, помимо вербального, устанавливается также и визуальный контакт. В зрачке говорящего словно появляется специфическая метка, которая и улавливается контрносителем языка на подсознательном уровне. (Надеюсь, «контрносителям языка» все понятно.) Так вот у Скалы, знавшего по-русски не более десятка слов, метки начинали блестеть по-русски. Увы, с каждым следующим поражением все тусклее. А потом и вовсе погасли.
