«Черные стрелки, обходят циферблат,
Дружно, как белки, колесики стучат,
Движутся деревья, качаются мосты,
Едут, едут в город, „черные коты“.
Вот приезжают, прямо на перрон,
И, забегают, в ближний к нам вагон,
Чемоданы раскрывают, кладут в карман „хрусты“
/ деньги, на блатном жаргоне того времени - примечание автора /,
И вот перед Вами – черный „уркаган“.
Он свой наган наставил, манатки все забрал,
А нам с женой оставил, ну, прямо пополам,
А нам с женой оставил, ну, прямо пополам:
Дырявые кальсоны и рваный сарафан!»
Не помню сейчас точно, летом, какого из первых послевоенных лет, жители близлежащего к пересечению улиц Чкалова и Исполкомовской района, были свидетелями, как ряд домов, примерно на месте домов №№37, 39, 41 по улице Исполкомовской, был оцеплен плотным кольцом военных и милиции и, как там, разгорелась перестрелка. По слухам, тогда там ликвидировали какую-то большую банду, чуть ли не «филиал», известной в то время, банды «Черная кошка». Жители из окон, а мы, вездесущие мальчишки, из-за деревьев, смотрели, как уже после перестрелки, в машины, стоящие на месте разворота, аннулированного в 90-х годах трамвайного маршрута №10, садились участники этой операции. Сколько было схвачено бандитов, сколько было тогда раненных в той перестрелке и убитых, мы так и не смогли узнать, из-за плотного оцепления военными и милицией места события.
На толчке в те времена продавалась «трофейная Япония, трофейная Германия» - как «обозвал» различные предметы обихода и одежды, привезенные демобилизованными фронтовиками, любимый многими Владимир Высоцкий.
Курящие мужчины курили, в то время, самокрутки из газетной бумаги с крепкой махоркой табаком - самосадом, который носили в различных кисетах. Но, постепенно, в продаже появились и маленькие тонкие папироски, их уже тогда называли «туберкулезные палочки» с названиями: «Красная звезда» и «Ракета».
Еще позже появились довоенный «Беломорканал» и полюбившиеся многим «Шахтерские». Курившие эти папиросы, с пренебрежением тогда говорили, о куривших эти невзрачные маленькие папироски «Ракета» что-то, вроде поговорки: «Ракета – для каждого „шкета“» / т.е., для рано повзрослевшего в военное время, подростка /.
Особое же уважение, у тогдашних «курцов», вызывали курившие папиросы «Казбек». А те, с шиком, доставая очередную папиросу из картонной пачки, и, не в пример другим значительно худшим народным папироскам, помещенным в бумажные серые и невзрачные пачки, демонстративно стучали торцом очередной папиросы по картонной коробке, из которой её достали. И, хотя у многих были уже и портсигары, вид картонной коробки из под папирос «Казбека» вызывал уважение. Считалось, что те, кто курит папиросы «Казбек», это состоятельные люди, если тогда, вообще, это можно было относить к кому–либо.
Давила на людей и коммунальная неустроенность. Не всегда зимой, в холодных квартирах люди могли хотя бы обмыться в миске чуть теплой водой. Да и часто вода замерзала в отремонтированных кое-как и, почти совсем неутепленных, водопроводах. Иногда с ведрами, до действующих колонок с водой, приходилось идти несколько кварталов.
И в единственную тогда работавшую в центре города на улице Ломаной / недалеко от нынешнего цирка / ветхую и старую баню, выстраивались длинные очереди. Да и эта, наверное, дореволюционной постройки небольшая одноэтажная баня, работала не ахти как.
И, про неё, на мотив известной песни из кинофильма «Волга-Волга», распевали свою веселую днепропетровскую песенку:
«Как у нас в Днепропетровске отмечается,
Человек приходит в баню раздевается,
Холодище там собачье, открывает душ горячий,
Но… горячая вода не появляется!»
И далее шел припев:
«А чтобы помыться, горячей водицей,
Так для этого граждане,
Носят примус в чемодане:
А иначе ничего не получается!»
Но, несмотря не на какие трудности, родной город оживал и возрождался. Днепропетровцы, как и вся страна в годы войны, отдавали большую часть ресурсов фронту, а после Победы - возрождению и восстановлению тяжелой промышленности.
Снова, как и когда-то, перед гражданской войной появились, о чем мы говорили выше, карточки: хлебные, продовольственные, промтоварные. Очереди, особенно в «булочные» - так тогда назывались магазины по продаже хлеба, выстраивались еще затемно.
На всю жизнь я запомнил «взбучку», за вытащенные у меня хлебные карточки, которые мне дала, недолго отошедшая от очереди мать: я тогда оставил семью без хлеба!
И сегодня, перед глазами, стоит наш хлебный магазинчик, который помещался тогда на первом этаже, снесенного в 2007 году двухэтажного дома под №49 по улице Шевченко, на месте которого сейчас заканчивается строительство многофункционального комплекса «Дом на Екатеринославском».
Вот уже и ты, в порядке очереди за хлебом, которая начиналась задолго до входа в магазинчик, попадаешь вовнутрь булочной. А мимо её на развороте, возле конечной остановки, которая тогда находилась на месте нынешней Екатеринославской площади, неспешно проезжали, со страшным визгом на поворотах, старенькие довоенные вагоны, теперь уже давно аннулированного трамвайного маршрута №2.
В полутемном, небольшом помещении с тремя окошками очередь, внутри магазина, пристально следит за нехитрыми «действиями» продавца, который отрезает от хлебного «кирпичика» положенную тебе долгожданную «пайку», получив от тебя заранее купоны хлебной карточки. А разве можно было забыть запах того хлеба! И как была для нас важна его каждая крошка! И ходила среди народа веселая песенка, на известную фронтовую мелодию: «Что ж ты, Вася приуныл, голову повесил? Или в булочной еврей, хлеба недовесил?!» И, все смеялись над этими словами и русские и украинцы и евреи! Тогда, все были равны, и над нами не витал дух махрового национализма и антисемитизма! У нас еще не забылось горе и потери, пока еще недавно закончившейся войны, и то, что она принесла она в каждый дом, каждую семью, не зависимо от национальности составлявших её людей! Нас, мальчишек того времени, жизнь учила этой неисчезающей с годами ценности, любви к святому - хлебу! Люди еще были сплочены и верили в лучшее будущее! Как бы хотелось единодушие народа того времени перенести в настоящее время, в котором народ раздирается на части политиканами всех мастей и цветов.
Утром и вечером, мимо домов по нашей улице, на работу и с работы, под конвоем проходила колонна немецких солдат. Наши родители, по времени прохождения этой колонны, услышав нестройный топот по булыжной мостовой нашей улицы, соизмеряли по нему часто и свое время. Если, в первое время, когда мы видели пленных, в наших глазах горела ненависть к ним, то позднее, она сменилась на простое любопытство. А еще позднее, вид этих, когда–то бравых, уверенных в своей победе над нами бывших солдат «вермахта», а теперь оборванных, уже даже, вызывал и жалость к ним. Разношерстная на вид колонна, медленно и монотонно, утром двигалась вверх, а вечером - вниз по нашей улице, у которой тогда было название, данное ей еще со времен образования Екатеринослава – улица Нагорная. И никто, уже не боялся их и возможностей ими побега – они просто, не могли никуда убежать!
Тяжело пришлось жителям Днепропетровска / да разве только им / в то первое послевоенное время. Но они преодолевали, как и вся страна, все трудности, отдавая родному городу и стране все, что могли. Холодные, голодные и суровые зимы, остались в памяти на всю нашу жизнь.
И, конечно не забыть, как отец однажды принес картонную коробку с продуктовым набором, которая прибыла к нам в город из далекой Америки. Эти наборы тогда распределялись на предприятиях и организациях, в зависимости от численности семей и детей в них.
Мы питались тогда, в основном, и это в лучшем случае, «кондером» - кашей из пшена, в которую, если была в наличии, добавлялась картошка. В ходу была и «мамалыга» / раздробленная в ступке, кукуруза /, конечно, очень мало похожая на традиционное румынское блюдо. Варилась она, обычно на воде, с добавлением, какого-нибудь жира, который тогда был у людей. Чаще всего это было растительное масло. Иногда нам «перепадал» и горох, из которого затем варилась похлебка. Ну а для детей, большим лакомством были кусочки от кругов из макухи /отходов из семечек/ - нынешней «подкормки» при рыбной ловле.
Но в тот момент, наши взгляды были направлены на картонную коробку с непонятными надписями на её боках. Вся семья, в том числе и сам отец, который её принес, горели желанием скорее раскрыть её и ознакомиться с ее содержимым. И вот, она раскрыта и все 5 человек нашей семьи поражены, видом уложенных в неё заокеанских яств и их упаковкой.
