Я, застав всех врасплох, вошел в отель Остров Далкей в 10.30 утра; они только закончили смотреть по телевизору обзор лучших моментов Гран При Канады, а я уже стоял в дверях собственной персоной, вернувшийся домой и жаждущий покататься на собственном водном мотоцикле Ямаха. Уже прошел почти год, как он являлся моей собственностью, а у меня все не было шанса его опробовать. Погода стояла прекрасная, и я не желал тратить ни минуты.
Этот тип мотоцикла очень быстр, но из-за моей неопытности мне было трудно управлять им, особенно при волнении на море. Конечно, я вел себя, как слон в посудной лавке, и пытался бежать прежде, чем научился ходить. Я заработал себе несколько синяков на голенях, но как только уловил ритм, то сразу же начал получать удовольствие. В моем контракте не было прописано ничего запрещающего эксперименты подобного рода, хотя, если бы я посмотрел повнимательнее, я мог бы отыскать такой пункт в своей страховке. Но я скорее предпочел бы не знать об этом; моя философия состоит в том, что нужно жить на полную катушку.
В течение свободного отрезка времени между Канадой и Гран При Франции, я демонстрировал Феррари — и сломал ее, пытаясь управлять ей, как драгстером! В последние два года граф Марч успешно проводит Фестиваль Скорости в Гудвуде, что в Сасексе. Это мероприятие переросло в достаточно светское событие, и он попросил Луку ди Монтеземоло привезти в 1996 году туда какую-нибудь машину. Президент Феррари решил, что это неплохая идея, поскольку среди британцев всегда было много болельщиков и покупателей Феррари. Мне было очень приятно, когда меня попросили сесть за руль. Я подумал, что это будет достаточно забавный уикенд.
Они подобрали меня в Дублине и отвезли на частном самолете на то, что оказалось милой вечеринкой в парке. Что же касается самого маршрута, по которому мы должны были ездить… Проложенный по узким дорожкам в окрестностях Усадьбы Гудвудов, он был отнюдь не идеальным для передвижения семисот сильного болида Гран При.
Граф Марч проделал потрясающую работу по обустройству праздника. Это прекрасный повод встретиться. В конце концов, это все, что необходимо авто энтузиастам. Они просто хотят посмотреть на машины. По-моему, нет никакой необходимости в том, чтобы на них ездить. Когда я не был столь циничен по отношению к этой области, мне вполне хватало простого осмотра припаркованой Феррари или чего-нить еще. Если я слышал, что где-то по соседству появился Лотус 7, то сразу же мчался туда, чтобы его осмотреть.
Феррари прислало одну из машин 1995 года. У меня не было никаких намерений носиться сломя голову по всему маршруту из-за его неадекватности. Я решил, что, исключительно ради общей потехи, покручу с дымком покрышки. Я проделал это единожды — и тут полетел колен вал. Не думаю, что какой-либо болид Формулы 1 смог бы перенести такое наказание!
Это событие длилось два дня, и я заночевал в усадьбе Гудвудов. Меня пригласили на Вечер Черных Галстуков, но, как гость, я мог воспользоваться случаем и не одевать костюм. Ненавижу выряжаться. Некоторые ощущают себя неудобно от того, что на них только брюки и рубашка, в то время как все остальные блистают в вечерних костюмах. Я же чувствовал себя как дома, меня это ни капельки не беспокоило. Я сидел рядом с сестрой графа Марча, Лили — так что я был в прекрасной компании замечательного обеденного собеседника. Большую часть времени Лили тихонько изучала меня — или пыталась это делать. Думаю, что я был выше ее психологических способностей.
Схожее чувство я испытал по отношению к своей машине, стоило мне только проехать несколько кругов в первый день практики на Гран При Франции. Я сразу же понял, что в Маньи-Куре меня ждут неприятности. Просто удивительно, насколько быстро до меня это доходило. В Канаде машина вела себя хорошо. Во Франции — плохо. Вот так просто. Я осознавал, что любые вносимые нами изменения не приведут к достижению желаемой скорости. Мы работали, работали, работали, но во Франции болид ни разу не был конкурентоспособным.
Михаэль завоевал поул — как ему это удалось, я так никогда и не узнаю. Я списал это на более интимные знания Михаэлем машины, которую он в течение года постоянно совершенствовал. Она должна была больше подходить ему, нежели мне. Я квалифицировался на 10 месте, но вскоре об этом пришлось забыть.
По ходу практики мой болид был выбран для случайной технической проверки. Официальные лица обмерили всю машину, включая так называемые воздушные дефлекторы, расположенные рядом с передними колесами. Когда выяснилось, что они на 15 миллиметров превышают допустимый предел, болид был объявлен незаконным, мои времена — аннулированы, и мне предстоял старт с последней линии стартового поля. Сказать по правде, я не был этим особо разочарован. Какая разница — десятое место или двадцать второе. Если бы я находился в первой пятерке, тогда да. Но сейчас я понимал, что вернуться обратно на десятое мне не составит особого труда.
Ни разу за свою карьеру я не стартовал с последнего места, так что этот опыт был внове. Я знал, что обгоню сколько-нибудь машин, и это будет весело. В каком-то роде стартовать позади других машин приятно, тебе абсолютно нечего терять, а вокруг стоят гонщики на слабых машинах. Понятно дело, они осознавали, что я их практически уже сделал.
Ситуация была также необычна тем, что одна Феррари стояла на поуле, а другая — в самом конце. Стартовав на прогревочный круг, я увидел, как на обочине паркуется красная машина. Сначала я подумал, что это один из Арроузов, но вот они оба ехали передо мной, и я понял худшее. Михаэль выбыл из гонки еще до того, как она вообще началась. Взорвался двигатель. Помню, я подумал: «О, Боже. Это вызовет большой резонанс. Итальянская пресса своего не упустит. В субботу дисквалифицировали Ирвайна, а на прогревочном круге ломается Шумахер.» Теперь на мне лежала задача показать хороший результат.
Из-за тех проблем, с которыми мы сталкивались на старте предыдущих гонок, Феррари решило перейти на другой вид сцепления. Оно сработало прекрасно, и мне удался прекрасный старт, один из лучших в моей формулической карьере. Я обогнал пять машин, но затем мне пришлось сбросить газ, поскольку середина пелетона сгрудилась перед поворотом, практически не оставив места для обгона.
В течение нескольких следующих кругов я упрочил свое положение. Как только я вышел на пятнадцатое место, у меня начала пошаливать коробка передач. Каждый раз при смене передач вниз на входе в шпильку, она вылетала на нейтраль. Внезапно колеса вышли из-под контроля, и я чуть не вылетел с трассы. Я подумал: «Это именно то, что они хотят увидеть: вылет с трассы после старта с последней линии.»
Тут коробка ожила. Я умудрился остановить машину, вписаться в поворот и продолжить движение. Затем практически сразу же ситуация повторилась. И мне не оставалось ничего иного, кроме как заехать в боксы, закончив тем самым день разочарований Феррари.
Лучшим словом, описывающим атмосферу в боксах, стало бы «тихо». Даже несмотря на фоновое жужжание гонки, отсутствие разговоров ощущалось. Мне было жаль Жана Тодта. Он столь напряженно работал, но в данной ситуации оказался бессилен. Это не было концом мира. Команда приуныла, но не впала в депрессию.
Механическая поломка — не преступление, но на следующее утро итальянская пресса подвергла нас жестокой критике. Это было ужасно. Ситуация еще больше усугублялась тем, что сборная Италии неудачно выступала на Чемпионате Европы по футболу. И журналисты призывали к отставке Жана. Обсуждать это не было никаких сил. Всего лишь несколько недель назад мы, одержав победу в Испании, были полны надежд, у нас появились улучшающая характеристики новая передняя часть болида, а теперь мы получали щелчки по расквашенному носу.