Я отлично помню себя новичком сборной, помню, когда и как пришло ко мне это новое чувство ответственности за судьбу команды, помню, когда понял, что побеждать — наша обязанность.
Нашу тройку включили в сборную незадолго до первенства мира 1961 года. Но нам — Славе Старшинову, моему брату Жене и мне — предстояло еще доказать свое право на поездку в Швейцарию. Две тройки у тренеров сомнений не вызывали (в одну входили игроки ЦСКА Константин Локтев, Александр Альметов и Вениамин Александров, в другую — Николай Снетков, Виктор Якушев и Виктор Цыплаков из «Локомотива»). А вот состав третьей был неясен. Кроме нас, кандидатами были еще Владимир Юрзинов из «Динамо», Валентин Сенюшкин и Игорь Деконский из ЦСКА. Разумеется, мы очень хотели победить. Но в этом желании было не столько честолюбия, сколько бескорыстного стремления доказать всем, что мы уже научились играть в хоккей не хуже других. Хотелось, конечно, побывать за границей (хоккеисты тогда еще нечасто выезжали за рубеж), и подышать атмосферой мирового чемпионата. Однако в то время борьба за место в сборной не вызывала в молодых нынешнего ожесточения, и, окажись вне ее рядов, мы не восприняли бы это как трагедию.
Гораздо больше, чем нас, наши путевки на чемпионат беспокоили руководителей профсоюзного хоккея, которые поставили перед тренерами задачу — дать в сборную команду минимум две тройки нападающих из профсоюзных команд. Для того чтобы мы отдохнули перед решающими отборочными матчами, нас освободили даже от двух очень важных для «Спартака» встреч с «Локомотивом». (Как почти всегда бывает в таких случаях, «Спартак» прекрасно справился без нас, выиграл оба матча и тем самым лишил «Локомотив» серебряных медалей, для завоевания которых ему не хватало всего очка.) Последние тренировочные матчи мы действительно провели на редкость удачно, забросив в ворота спарринг-партнеров сборной — двух чехословацких клубных команд — то ли по семь, то ли по восемь шайб. Этим наша тройка обеспечила себе поездку на первенство мира.
Чемпионат мира 1961 года был для меня и для моих постоянных партнеров самый легкий и, я бы сказал, самый веселый из всех семи мировых чемпионатов, в которых мне довелось играть. Груз чемпионства еще не лег всей своей громадной тяжестью на плечи нашей команды. Перспектива проигрыша канадцам не казалась нам трагической. А раз так, значит неплохо бы быть вторыми, не вторыми, то на крайний случай — третьими. Мы огорчились, конечно, когда вратарь и защитники подвели нас в матче со сборной Чехословакии, который мы должны были выиграть. Огорчились, но не больше. Получив свои бронзовые медали, мы долго с гордостью и удовольствием их разглядывали. Мы были довольны качеством своей игры, а мое честолюбие к тому же тешило сознание, что я оказался самым результативным игроком чемпионата, обогнав таких корифеев, как Тумба, Нильссон, Влах, Бубник, Маклеод, Тамбеллини.
На следующее первенство мира мы не поехали. Американские власти не дали виз на въезд в Колорадо-Спрингс хоккеистам из ГДР, и мы отказались в знак протеста от участия в чемпионате.
Сезон 1963 года начался для сборной СССР более чем удачно. Мы здорово провели международные игры в Европе, впервые в истории нашего хоккея добились великолепного баланса в заокеанском турне — восемь побед и одно поражение.
Когда перед особенно трудными матчами мне надо было как-то успокоиться, получить заряд оптимизма, я обычно шел искать Сашу Альметова. Я задавал ему всегда один и тот же вопрос: «Ну как, Саня, мы сегодня выиграем?» — и получал ответ, который мог процитировать заранее: «О чем ты говоришь, Боб? Ну конечно, выиграем». И я успокаивался — таким уверенным был тон ответа. Я понимал: Саша Альметов не рисуется и не успокаивает себя и других. Просто возможность поражения не укладывается у него в голове.
Для меня те, кто тянул с нами вместе лямку чемпионатов мира и кто вкусил от побед на этих чемпионатах, для меня все эти люди связаны узами особого братства, это люди, на которых я могу положиться во всем. А когда мне надо оценить, опытен ли тот или иной хоккеист, я думаю не о его возрасте и игровом стаже, а о том, на скольких чемпионатах мира он побывал вместе с нами.
После того как в Гренобле мы проиграли сборной Чехословакии и верхняя ступень пьедестала почета Олимпиады под нами закачалась, ко мне зашел Витя Полупанов. Он на восемь лет моложе меня и называет меня по имени-отчеству. Но насколько старше был он для меня тех, о ком говорил тогда со слезами на глазах: «Знаете, почему мы проиграли, Борис Александрович? Потому что мы решили: выигрывали на других турнирах, выиграем и здесь. И стали уже дырки в пиджаках прокручивать для значка ЗМС («заслуженный мастер спорта»)».
В тоне Полупанова чувствовалось суровое осуждение. В тот момент я был согласен с ним. Но когда Виктор ушел, я задумался… Вот только что мы проиграли матч, но еще сохраняем надежду на первенство. Последний раз мы потерпели поражение от команды Чехословакии в Швейцарии семь лет назад. Оно было очень похоже на вчерашнее. И тогда и теперь мы могли выиграть. Тогда чехи вели 2: 0, потом Старшинов, Женька — мой брат — и Витя Якушев забросили три шайбы. Тут же бросок Грегора с середины поля, и наш вратарь Владимир Чинов роняет шайбу в ворота. Чернышев снимает Чинова. Мы атакуем. Удаляется Цыплаков. Гол. Тренеры возвращают Чинова, и не успевает он занять место в воротах — в них влетает шестая шайба. Разве не обидное поражение?
Обидное, конечно. Уж никак не менее обидное, чем тут, в Гренобле, где мы проигрывали весь матч и сделали рывок только в самом конце, когда было уже поздно. И надежда на золотые медали после того матча была столь же призрачной, как после этого. Но тогда настроение и у меня, и у всей тройки было вполне нормальное. Вечером мы еще пошли погулять, ночью спали как убитые. По дороге со стадиона домой болтали о чем-то постороннем. А теперь я и после снотворного никак не мог заснуть. Чувствовал себя так, будто в моей жизни случилось какое-то непоправимое несчастье. Не могу прогнать от себя навязчивую, бредовую идею: время повернулось вспять, вчерашнего матча не было, и последние сутки можно прожить снова, еще раз. Вот мы выйдем на поле и им покажем…
Вите Полупанову 21 год, на два меньше, чем тому, «швейцарскому» Майорову. Но он думает и чувствует себя не так, как тот, а как Майоров нынешний, «гренобльский», которому 30. Они ближе по духу, потому что оба уже знают вкус победы на чемпионате мира.
Так стоит ли корить новобранцев? Они же не виноваты, что не испытали того, что мы. И я был когда-то таким же, да и Полупанов наверняка тоже.
К первенству мира 1963 года в Стокгольме мы пришли уже взрослыми (мне к тому времени было уже двадцать пять), опытными, сильными хоккеистами. Но что это за штука такая — титул мирового чемпиона, — мы еще себе не представляли. Победив в первом матче финнов, мы уже во втором проиграли шведам. И опять мы отнеслись к этому событию довольно спокойно: как-никак уступили мы хозяевам поля, которые считались к тому же главными фаворитами, уступили в равной игре и с почетным счетом 1: 2, наше «серебро» или, на худой конец, «бронза» никуда от нас пока не ушла.
А наутро в «Мальмене», том самом «Мальмене», где на этот раз поселился я вместе с журналистами, состоялось собрание команды. Кажется, такого сурового нагоняя мы не получали ни до, ни после того собрания. Тренеры распекали нас сурово и беспощадно. Теперь-то я понимаю, насколько разумно поступили они в тот раз. Видно, только так можно было добиться какого-то качественного сдвига в нашем сознании. С нами разговаривали как с людьми, которые не только могут, но которые обязаны стать чемпионами и которые этой своей обязанности не желают выполнять.
Не знаю, прав ли я, но я связываю и то собрание и переворот, который оно произвело в моем отношении к игре своей и своих товарищей, с приходом в сборную Анатолия Тарасова. Именно перед шведским чемпионатом он возвратился в команду и занял в ней пост втоporo тренера. Человек неспокойный, необычайно честолюбивый, мыслями постоянно опережающий события, он и в нас вселил дух беспокойства и неудовлетворенности собой. Кроме того, он руководил командой ЦСКА, командой, для которой первое место всегда было, да и теперь остается, нормой, а всякое другое, в том числе и второе, расценивается как срыв, неудача, трагедия.
Вы знаете, когда я в последний раз вспомнил то собрание? За несколько дней до начала стокгольмского чемпионата, когда мы возвращались в Москву из Финляндии.
— Ты как думаешь, могут финны в Стокгольме за медали побороться? — спросил меня Анатолий Владимирович Тарасов.
— Вообще-то команда у них ничего, — неуверенно начал я. — Со всеми в этом сезоне они встречались, у всех, кроме нас, выигрывали. И с нами вот ничью сделали…
— Значит могут? — перебил меня Тарасов. — А я уверен, что нет! И знаешь почему? Бубник хороший тренер. Но он и сам нацелился на пятое место, и игроков так настраивает. А раз так, значит выше пятого места им не занять. Хотя сил у них и для третьего вполне достаточно. Но пока тренер и спортсмен не поверят в свои силы, не поставят перед собой задачу, которая чуть-чуть превышала бы их силы, успеха не будет.
