Инвентарь, который использовали молодые игроки, был весьма беден по канадским стандартам, хотя и не столь уж плох. Возможно, слегка устаревший, но вполне приемлемый. Отсутствие новых семидесятипятидолларовых коньков и пятидесятидолларовых перчаток, судя по всему, не особенно волновало ребят.
Позднее показался Борис Кулагин, второй тренер сборной команды, в сопровождении примерно пятнадцати игроков, большинство из которых входили в состав сборной, но выступали лишь в нескольких играх этой серии. Минут тридцать они работали над пасом, дриблингом, бросками, быстрым отрывом, после чего провели часовую двустороннюю игру. Без остановок. Без замен. И в течение всего времени Кулагин стоял у борта с микрофоном в руке, бросая короткие указания проносящимся мимо игрокам: «Быстрее! Еще быстрее! Вы ничего не сможете добиться без движения!» Один из игроков отдал неточный пас, после чего упал и стал не спеша подниматься. «Что ты делаешь?» – гневно крикнул в микрофон Кулагин. Чуть позже один из игроков предпринял сольный проход по всему полю и был легко остановлен. Кулагин покачал головой и сказал провинившемуся индивидуалисту: «До двух считать умеешь?» – имея ввиду, что в следующий раз лучше отдать пас другому игроку.
Когда Гарри Синдену рассказали о том, как Кулагин использует микрофон, он лишь покачал головой. «Почему нам не подумать об использовании на льду микрофона?… Нет, нам приходится орать на игроков, а они все равно либо не слышат нас, либо не хотят слушать».
Теперь, когда я думаю обо всем этом, мне нетрудно понять, каким образом Третьяк стал выдающимся вратарем. Советские тренеры посвящают себя целиком процессу обучения, от чего большинство североамериканских тренеров предпочитают уклоняться. В прошлом году у Третьяка, например, была, как выразился тренер сборной ЧССР Владимир Костка, «самая плохая свободная рука в мире». Теперь он действует ловушкой быстрее, чем это могло присниться нашим бомбардирам. Что же произошло? «Он научился работать ловушкой в течение лета»,- сказал Кулагин. После каждой тренировки сборной Бобров и Кулагин оставляли Третьяка на льду по крайней мере еще на час и заставляли его отражать целый град шайб: машина выстреливала шайбы каждые четыре секунды со скоростью до ста миль в час. В результате у Третьяка сейчас, вероятно, самая быстрая ловушка в мире.
Я считаю, что жесткая советская тренировочная программа имеет значительные достоинства. Сборная команда начала готовиться к встречам с нами 5 июля, т. е. на шесть недель раньше, чем мы встретились в Торонто, однако Бобров и Кулагин не позволяли своим игрокам выходить на лед.
«Физическая подготовка, психологический настрой и смелость в сочетании с техникой рождают мастерство,- говорит Бобров.- Мы работаем над первыми тремя компонентами, а затем думаем о технической части». Каждый день русские начинали тренироваться на баскетбольной площадке. «Немного баскетбола – хорошо для рефлексов», – говорил Кулагин. Да, но хорошо также и для отработки неправильной блокировки соперника.
После этого шли медицин-боллы, тяжелая атлетика, футбол и гимнастика. В завершение немного хоккея на деревянном настиле. Нападающие и защитники пасовали друг другу утяжеленную шайбу свинцовыми хоккейными клюшками. «Когда наконец они выйдут на лед, – говорит Бобров, – обычные шайбы и клюшки будут для них перышками». Между тем в углу Третьяк и другие вратари работали со свинцовыми клюшками и утяжеленными шайбами, свободной рукой одновременно жонглировали мячом. «Очень полезно для координации работы зрительного аппарата и рук», – утверждает Бобров. Проводились также физические и психологические тесты, и только те игроки, которые сумели пройти их, остались в команде.
Прежде чем покинуть Центральный спортивный клуб армии, я побеседовал с русскими тренерами о высшей лиге Советского Союза – своего рода НХЛ России. В лиге участвуют девять команд, которые субсидируются профессиональными союзами, промышленными предприятиями или армейскими клубами, а не государством, как таковым. Так, например, «Спартак» – клуб, пользующийся у болельщиков наибольшей популярностью за свою бесшабашную манеру игры, представляет промкооперацию. Клуб «Динамо» субсидируется МВД. «Крылья Советов» – команда, представляет некоторые профессиональные союзы Москвы. Имеются также СКА (Ленинград), «Торпедо» (Горький, автомобильный завод), «Химик» (химическая промышленность). «Трактор» (Урал, тракторный завод), ЦСКА (Москва).
Игры, в которых участвуют ЦСКА, «Динамо» и «Спартак», всегда проходят во Дворце спорта с аншлагом (кстати, самый дорогой билет стоит менее двух долларов). Однако, когда с Урала приезжает «Трактор», чтобы встретиться с «Локомотивом», много мест на стадионе пустует. Календарь высшей лиги предусматривает проведение 32 игр.
Когда мы уже собирались уходить, Кулагин поделился с нами оригинальным соображением о причинах быстрого прогресса русских хоккеистов. «Канадцы, – заметил он, – относятся к хоккею не так серьезно, как мы. В хоккее можно всего достигнуть серьезностью подхода».
И все же, несмотря на все, я не могу представить, чтобы наши профессионалы стали отдавать хоккею полностью все одиннадцать месяцев в году. В Советском Союзе игроки по
окончании спортивной карьеры или автоматически получают право на тренерскую работу, или без всяких проблем находят хорошую службу. Если бы канадские профессионалы играли по восемь часов ежедневно одиннадцать месяцев в году, они не имели бы возможности подготовить для себя место в жизни после окончания активных занятий спортом.
У нас попросту совершенно разные условия, и я не предвижу никаких перемен. В Канаде сложилась своя система со «звездами» различной величины, в то время как русские следуют иной системе и отвергают то, что они называют у нас «звездной болезнью». В России нет послеигровых телешоу, передач с участием «звезды» матча, интервью при закрытых дверях для утренних газет; нет и рекламы автомобилей, одежды или крема для бритья с помощью хоккея. Комментируя игру, Бобров и Кулагин никогда не скажут: «Третьяк был очень хорош». Вместо этого они сделают лишь весьма общее замечание, что «вратарь был на высоте». Вратарь! Не Третьяк – вратарь.
Нет, я не могу представить, чтобы североамериканцы вдруг неожиданно отказались от «культа личности» в хоккее и «звёздной лихорадки».
Было обеденное время, когда я вернулся в гостиницу. После обеда мы помчались во Дворец съездов на концерт. Первая часть концерта состояла из выступлений комедийных артистов, певцов классического жанра и художественного чтения, которое, несмотря на языковой барьер, мне очень понравилось. Во втором отделении выступили шестеро певцов, они играли на различных инструментах, но не столь блестяще. Судя по всему, они представляют собой русский ответ ансамблю «Роллинг стоунз», однако играют и поют они, скорее, как сестры Эндрюз.
Утром в течение часа я тренировался с «золотым» запасом, готовился к восьмой игре в четверг вечером. Сегодня будет играть Тони, а запасным Э. Дж. После тренировки я поехал в Институт физической культуры – мозговой центр советского спорта. Размещается он в старом здании, которое некогда было резиденцией какого-то русского графа. Здание требует ремонта, но уже построено новое в другой части города, строители заканчивают последние отделочные работы.
Я миновал длинный коридор, на стенах которого висели всевозможные медицинские таблицы. На них изображались не только кости и мускулы, но нервы и сосуды каждой части тела. Поскольку я не силен в биологии и анатомии, эти таблицы и графики мало о чем мне говорили. Одно было ясно: кто бы этими вещами ни пользовался – будущие спортсмены или преподаватели, – им эти таблицы окажут несомненную пользу. В советской программе обучения подчеркивается, что надо знать возможности и пределы своего организма. Хорошо зная свое тело, вы сможете лучше тренироваться и разбираться в своих травмах, что немаловажно для спортсмена.
За этим коридором был другой, с набором стеклянных витрин на стенах. В них в деревянных коробках находились имитации различных костей, сухожилий, мускулов, а также суставов, суставных сумок и черепов. Все эти пособия были действительно наглядные. Я с интересом разглядывал строение колена. Вот уже двадцать лет, как я слышу о разорванных сухожилиях и поврежденных суставных сумках, не понимая в общем-то, о чем идет речь. Теперь, когда кто-нибудь получит такую травму, я смогу по крайней мере представить, что произошло. Глядя на строение колена, понимаешь, почему оно так часто выходит из строя.
В конце коридора появилось несколько преподавателей. Один из них знал немного по-английски и сразу понял, когда мы объяснили ему, кто мы такие. Он на несколько минут исчез и вернулся со своей сестрой, которую звали Елена Анисимова. Она прекрасно говорила по-английски, согласилась быть нашим переводчиком и провела нас через главное здание института в кабинет директора. Здесь же находились несколько преподавателей. Целых два часа мы забрасывали их бесчисленными вопросами, а они старались нам ответить на каждый из них.
