Дело против Параджанова фабриковалось в спешке, поэтому статьи, которые ему инкриминировались, на ходу менялись. То это были валютные операции, то ограбление церквей (он собирал иконы), то взяточничество. Наконец остановились на гомосексуализме. Благо нашелся человек, который дал слово дать против Параджанова соответствующие показания — мол, тот его изнасиловал. Кстати, это был единственный свидетель, который согласился выступить против Параджанова. Другие отказались. А один из них — архитектор Михаил Сенин — после беседы в киевском КГБ перерезал себе вены. Коллеги с киностудии Довженко, где теперь вновь работал Параджанов, на собрании обвинили своего коллегу в этой смерти. Мол, у человека не было другого выхода.
Параджанову «впаяли» пять лет и отправили сначала в одну из зон под Ворошиловградом, затем под Винницей. Однако права переписки его не лишили. И он писал из колонии своим родным, друзьям, знакомым. Приведу два отрывка из его писем 14-летнему племяннику (сыну его сестры Анны) Георгию Хачатурову, датированные 1974 годом:
«В Тбилиси жара, а тут уже дожди! Сыро. Кожа на ногах в плесени и волдырях. В лагере полторы тысячи человек, у всех не менее трех судимостей. Меня окружают кровавые судьбы, многие потеряли человеческий облик. Меня бросили к ним сознательно, чтобы они меня уничтожили. Блатного языка я не знаю, чифир не пью, наколок нет. Они меня презирали, думали — я подсадная утка, изучаю жизнь зоны, чтобы снять фильм. Но, слава богу, поверили. Многие исповедуются…
Часто пухну от голода. Лиля Брик (бывшая возлюбленная В. Маяковского, которая принимала самое деятельное участие в судьбе Параджанова. — Ф. Р.) прислала мне колбасу салями, конфеты французские. Все съели начальник зоны и начальник режима, я же нюхал обертки.
Работаю уборщиком в цехе. Недавно кто-то специально залил водой цех. Всю ночь, стоя в ледяной воде, ведрами выгребал воду. Харкаю кровью. Неужели это мой конец? Я скучаю по свободе. Где я — это страшно!
Пиши подробнее. Каждое письмо, которое я получаю, это кислородная подушка для меня.
Береги жизнь, родителей и честь. Не делай глупостей. Все наказуемо…»
По словам очевидцев, первое время в неволе Параджанов был раздавлен, сломлен и унижен. Над ним издевались все: и начальство колонии, и некоторые из заключенных. Вдобавок ко всему у Параджанова было плохо со здоровьем: болело сердце, мучил диабет. В колонии ему сделали операцию на легком. Но даже пребывая в этих нечеловеческих условиях, Параджанов оставался верен себе. Невзирая на насмешки других заключенных, он собирал на тюремном дворе выброшенные кем-то цветы, делал из них гербарии и отсылал в письмах друзьям. Однажды он подобрал крышку от кефира и гвоздем выдавил на ней портретик Пушкина. Зэки, обнаружив у него этот «медальон», похабно пошутили на этот счет, но вещицу не отобрали. Спустя десятилетие этот «медальон» попал к режиссеру Федерико Феллини, и он отлил из него серебряную медаль, которой с тех пор награждают лучший фильм на фестивале в Римини.
Рассказывает Д. Шевченко: «Лагерь не сломил Параджанова, не испоганил его душу. Он вынес из мира грязи, вшей и унижения красоту, стал подлинным художником. Здесь у них общее с Солженицыным, воскликнувшим когда-то: «Благословляю тебя, тюрьма!» Кусочек камешка, высохшая трава, железные стружки превращались в его руках в шедевры.
Не только Лиля Брик присылала ему подарки в зону. Однажды Параджанов совместно с лагерным банщиком Зозулей смастерил из колючей проволоки и собственных носков букет и отправил своей поклоннице ко дню 8 Марта. Лиля была в восторге и поставила подарок Параджанова в вазу, которую подарил ей Маяковский! Пришлось, правда, чтобы отбить тюремный запах, обрызгать букет одеколоном «Мустанг»…
Во всех зонах, где сидел, выполнял заказы заключенных. Рисовал для любимых, заждавшихся на свободе, портреты их избранников, мастерил коллажи. Своему умершему соседу по нарам изготовил из мешковины плащаницу с библейскими сюжетами (она сейчас в музее в Ереване).
В одной из колоний открыл школу живописи. Но лагерному начальству не понравились работы новоявленных «малевичей», не в лучшем свете выставляющие лагерный быт и нравы. Сергея перевели в другую зону…»
Огромные силы прилагала к тому, чтобы облегчить страдания Параджанова в тюрьме, вызволить его оттуда, уже упоминавшаяся Лиля Брик. Было ей в ту пору уже 80 лет, но она, несмотря на возраст, проявляла такую активность, которой могли бы позавидовать молодые. Именно она стала первой теребить иностранцев, чтобы они тоже поднялись на защиту Параджанова. Особенно сильным ее влияние было во Франции. В 1977 году она лично слетала в Париж, где открывалась выставка, посвященная В. Маяковскому, и там встретилась с французским писателем-коммунистом, лауреатом Ленинской премии Луи Арагоном. Она уговорила его встретиться в Москве с Брежневым и замолвить слово за Параджанова. И Арагон согласился. Он действительно встретился с генсеком и во время разговора упомянул о Параджанове. «Кто такой Параджанов?» — удивился Брежнев, который даже фамилии такой не знал. «Известный режиссер, — ответил Арагон. — Его посадили на пять лет, четыре из которых он уже отсидел. Нельзя ли его амнистировать?» Так как Брежнев хорошо относился к компартии Франции и лично к Луи Арагону, он пообещал обязательно разобраться в этом деле. И ведь сдержал свое слово. 30 декабря 1977 года Параджанова освободили, скостив ему целый год. Он вернулся в родной Тбилиси, где до сих пор жили его родители и сестра (улица Котэ Месхи, дом № 7).
Поскольку после отсидки за Параджановым навечно закрепилось мнение как о неблагонадежном, до кинематографа его уже не допускали. Режиссер какое-то время терпел, а потом отбил в Москву, председателю Совета министров СССР Алексею Косыгину, телеграмму хулиганского содержания: «Поскольку я являюсь единственным безработным кинорежиссером в Советском Союзе, убедительно прошу отпустить меня в голом виде через советско-иранскую границу, возможно, стану родоначальником в иранском кино. Параджанов». Эта телеграмма ему дорого стоила — против него сфабриковали дело о даче взятки, присовокупив туда же тунеядство и фарцовку антиквариатом. 12 февраля 1982 года Параджанова снова арестовали. Ему дали пять лет условно, из которых 11 месяцев он провел в Ортачальской тюрьме.
СОЛОВЕЙ В НЕВОЛЕ
Сергей Захаров
В середине 70-х не было в Советском Союзе популярней певца из молодых, чем Сергей Захаров. Его грампластинки расходились миллионными тиражами, на концерты невозможно было достать билеты. Однако испытание «медными трубами» Захаров достойно пройти не сумел — сорвался. Случилось это в начале марта 1977 года, когда Захаров в течение нескольких дней выступал в составе труппы ленинградского мюзик-холла на сцене Дворца культуры имени Ленсовета со спектаклем «Нет тебя прекрасней» (выступления были приурочены к Международному женскому дню). Спектакль пользовался огромным успехом у публики, и достать билеты на него было практически невозможно. Простые ленинградцы буквально дневали и ночевали у билетных касс, а так называемые блатные старались попасть на представление, заполучив контрамарки через администраторов Дворца либо через самих артистов. Собственно, именно из-за контрамарок и разгорелся весь сыр-бор.
В тот злополучный день Захаров в компании нескольких друзей, которым нужны были контрамарки, зашел в кабинет администратора Дворца культуры Роднова, чтобы с ним утрясти эту проблему. В тот момент в кабинете кроме хозяина находился и главный администратор мюзик-холла Михаил Кудряшов. Услышав просьбу Захарова, тот заметил, что свои контрамарки артист уже получил от него накануне и на большее рассчитывать не вправе. Это замечание Захарову не понравилось, и он попросил Кудряшова не вмешиваться: мол, я же не у тебя прошу. Тот тоже оказался не робкого десятка (как-никак бывший боксер-разрядник) и ответил артисту той же монетой — так же грубо. Захаров вспылил и бросился на администратора с кулаками. Если бы не присутствующие здесь хозяин кабинета и коллеги Захарова, то заварушка могла бы вспыхнуть нешуточная. Но драчунов мигом разняли, развели по разные стороны, а администратор дворца, дабы погасить конфликт, согласился пропустить друзей певца на спектакль. Но, как показали дальнейшие события, инцидент этим не исчерпался.
В антракте Захаров отыскал своего обидчика и предложил продолжить выяснение отношений где-нибудь в удобном месте — например, на улице. Кудряшов, который, как я уже упоминал, был боксером, согласился, тем более что Захаров пообещал, что они будут биться тет-а-тет. Здесь же определили и время поединка — сразу после завершения спектакля.
Представление закончилось поздно вечером, но Захаров еще какое-то время был занят — давал интервью для Киевского ТВ. Вопросы были стандартные: каковы ваши ближайшие планы, собираетесь ли продолжать свою карьеру в кино (Захаров снялся в водевиле «Небесные ласточки», премьера которого состоялась в декабре прошлого года) и т. д. Все это время Кудряшов терпеливо ждал, когда его будущий противник освободится. Наконец долгожданный миг наступил и соперники вышли на улицу. Но едва они приняли стойку, как место поединка окружили те самые друзья Захарова, которых он провел на спектакль: ученик студии мюзик-холла, неистовый меломан и бармен одного из ленинградских ресторанов. Не говоря ни слова, они накинулись на администратора и принялись избивать его в шесть рук. В итоге бывший боксер получил множественные травмы лица, а также повреждение паха. Травмы были настолько серьезные, что в тот же день администратора отправили в больницу, где он вынужден будет пролежать почти месяц. Инцидент хотя и получил огласку, однако пока ни к каким серьезным последствиям для певца не привел — это случится чуть позже. А пока Захаров продолжал выступать с концертами и раздавать бодрые интервью (8 марта он пел в «Голубом огоньке», правда, не зная, что это одно из последних его выступлений по ТВ).
