Бывая с нами на Кристалл Лейк, Флоренс хотела, чтобы её внучки плавали, гуляли и исследовали то, что им нравится. Я же, напротив, говорила девочкам, что как только они сойдут с нашего крыльца, их похитят. Также я говорила, что в озере на глубине водится рыба, которая очень больно кусается. Возможно, в этом я перегибала палку, но иногда беззаботность равна беспечности. Однажды, когда Флоренс нянчилась с Софией вместо нас, я приехала домой и увидела свою двухлетнюю дочь бегающей по округе с садовыми ножницами, размером с неё. Я с яростью выхватила их. “Она собиралась срезать немного цветов”, — сказала Флоренс меланхолично.
Правда в том, что я не умею радоваться жизни. Это не самая сильная моя сторона. Я веду массу списков разных дел и ненавижу массаж и отпуск на Карибах. Флоренс считала, что детством надо наслаждаться. Я же думала, что это период тренировок, время закалять характер и инвестировать в будущее. Флоренс всегда хотела провести с внучками хотя бы один полноценный день и умоляла меня об этом. Но я никогда ей такого не позволяла. У девочек едва хватало времени на то, чтобы сделать уроки, позаниматься китайским и музыкой.
Флоренс нравились бунтарство и моральные дилеммы. Она также любила психологические игры. Я тоже, но только не тогда, когда в них участвовали мои дети. “София так завидует своей сестричке, — хихикнув, сказала Флоренс сразу после рождения Лулу. — Она явно хочет отправить Лулу туда, откуда та пришла”. “Нет, это не так, — отрезала я. — София любит свою сестрёнку”. Глядя на Флоренс, я видела, что она хочет посеять дух соперничества между сёстрами. На Западе полно психических расстройств, которых нет в Азии. Как вы думаете, много ли китайцев страдают от дефицита внимания?
Будучи китаянкой, я почти никогда не вступала с Флоренс в открытую конфронтацию. Когда ранее я написала о “бодании с Флоренс", я имела в виду, что критиковала и поругивала её перед Джедом, но за её спиной. С Флоренс я всегда была любезной и лицемерно-добродушной по отношению ко всем её предложениям. Поэтому Джед был прав, тем более что именно он нёс на себе основное бремя конфликта.
Но это не имело никакого значения, поскольку Флоренс была его матерью. В китайской традиции, когда дело касается родителей, обсуждать нечего. Родители — это родители, ты кругом им должен (даже если так не считаешь) и обязан сделать для них все (даже если это разрушает твою собственную жизнь).
В начале апреля Джед забрал Флоренс из больницы, привёз в Нью-Хейвен и поселил на втором этаже нашего дома. Флоренс была невероятно потрясена и счастлива, как если бы мы все вместе отправились на курорт. Она жила в нашей гостевой комнате, рядом со спальней девочек и поблизости от нашей спальни. Мы наняли сиделку, которая готовила для неё и заботилась о ней, а физиотерапевты приходили к нам на дом. Почти каждый вечер я, Джед и девочки ужинали вместе с Флоренс; первые пару недель это неизменно происходило в её комнате, так как она не могла спуститься вниз. Однажды я позвала нескольких её друзей и устроила в её комнате вечеринку с вином и сыром. Когда Флоренс увидела, какие сыры я купила, она была в шоке и отправила меня за другими. Вместо того чтобы разозлиться, я была рада, что она остаётся прежней и что её хороший вкус передался моим дочерям. Также я запомнила, какие сыры покупать больше не стоит.
Хотя мы жили в постоянном страхе — Джед гонял Флоренс в больницу Нью-Хейвена дважды в неделю, — казалось, в нашем доме она чудесным образом восстанавливается. У неё был колоссальный аппетит, и она быстро набрала прежний вес. 3 мая, в её день рождения, мы даже смогли пойти в местный ресторан. С нами также были наши друзья Генри и Марина, и они поверить не могли, что это та же Флоренс, которую они навещали в больнице полгода назад. В ассиметричном, с высоким воротником пиджаке от Иссея Мияке она снова блистала и совсем не выглядела больной.
Всего через неделю у Софии в нашем доме была бат-мицва (в дословном переводе с иврита - "дочь Заповеди". В иудаизме означает достижение девочками религиозного совершеннолетия, то есть двенадцати лет). Рано утром у Флоренс случился приступ, и Джед помчался с ней в больницу на срочное переливание крови. Но они вернулись вовремя, и, когда наши восемьдесят гостей пришли, Флоренс выглядела просто сказочно. После церемонии под безоблачно-голубым небом за столами с белыми тюльпанами гости ели французские тосты, клубнику и дим-сам — меню планировали София и Попо, — а мы с Джедом поражались тому, как много приходится тратить на то, чтобы все выглядело просто и непретенциозно.
Неделю спустя Флоренс решила, что поправилась достаточно, чтобы вернуться в свою нью-йоркскую квартиру на тот период, что сиделка готова была остаться с ней. 21 мая Флоренс умерла, по-видимому, от инсульта, который убил её мгновенно. Тем вечером она собиралась пойти выпить, не зная, как мало времени ей осталось.
На похоронах София и Лулу произнесли короткие речи, которые написали самостоятельно. Вот что сказала Лулу:
"Когда Попо жила в нашем доме, я проводила с ней много времени — мы вместе обедали, играли в карты и просто болтали. На две ночи мы остались вдвоём и нянчились друг с другом. Даже несмотря на то, что она болела и почти не могла ходить, она сделала так, чтобы я совсем ничего не боялась. Она была очень сильным человеком. Когда я думаю о Попо, я думаю о её смехе и о том, какой счастливой она была. Она любила радоваться, что заставляло радоваться и меня. Я буду очень скучать по ней".
А вот что сказала София:
"Попо всегда хотела быть счастливой и двигаться вперёд, чтобы жить полной жизнью и проживать каждую её минуту. И я думаю, ей удавалось это вплоть до самого конца. Надеюсь, однажды я стану такой же, как она".
Когда я слушала, как София и Лулу произносят эти слова, в моей голове роились мысли. Я была горда и рада тому, что мы с Джедом пошли по китайскому пути и взяли Флоренс к себе и что девочки стали свидетельницами всего этого. Также я была горда и рада тому, что София и Лулу помогали нам заботиться о ней. Но после слов “любила радоваться” и “была счастливой”, прозвеневших в моей голове, я задумалась, возьмут ли меня девочки к себе и сделают ли то же самое для меня, когда я заболею, или же они выберут свободу и счастье.
Счастье — это не та концепция, на которую я привыкла опираться. Китайское воспитание со счастьем никак не связано. Это меня всегда беспокоило. Когда я вижу мозоли от фортепиано и скрипки на пальцах своих дочерей или отметины от зубов на клавишах, меня порой охватывают сомнения.
Но вот в чем дело. Когда я смотрю на распадающиеся семьи “западников”, на всех этих взрослых сыновей и дочерей, которые терпеть не могут быть рядом с родителями и даже не разговаривают с ними, мне трудно поверить в то, что в основе западного воспитания лежит счастье. Просто удивительно, как много я встречала пожилых западных родителей, которые говорили мне, качая головами: “Как родитель ты не можешь победить. Неважно, что ты делаешь, твои дети будут расти в постоянной обиде на тебя”.
Напротив, не могу сказать вам, как много я встречала азиатских детей, которые, признавая жёсткость и требовательность своих родителей, с радостью и благодарностью, без тени всякой горечи и обиды говорили, что посвятили им свою жизнь.
Я действительно не знаю, почему так происходит. Возможно, это промывка мозгов. А может быть, стокгольмский синдром. Но есть одна вещь, в которой я уверена на все сто: западные дети определённо не счастливее китайских детей.
Глава 16 Поздравительная открытка
На похоронах все были тронуты словами Софии и Лулу. “Если бы только Флоренс могла слышать это, — сказала Сильвия, лучшая подруга моей свекрови. — Ничто другое не сделало бы её счастливее”. Как же, интересовались другие друзья, тринадцатилетняя и десятилетняя девочки смогли описать Флоренс так точно?
У всего есть предыстория.
Все началось на несколько лет раньше, когда девочки были ещё довольно маленькими — может быть, в возрасте семи и четырёх лет. Был мой день рождения, и мы праздновали его в довольно посредственном итальянском ресторане, поскольку Джед забыл зарезервировать столик в более приятном месте.
Видимо, чувствуя свою вину, Джед бодрился. “О’ке-е-ей! Это будет отли-и-ичный ужин в честь мамы. Верно, девочки? И у каждой из вас есть маленький подарок для мамочки. Правда же?”
Я вымачивала чёрствую фокаччу в блюдце с оливковым маслом, которое принёс официант. По настоянию Джеда Лулу протянула мне “сюрприз”, оказавшийся открыткой. Точнее, это был кусок бумаги, криво сложенный пополам и с большим смайликом на “обложке”. “С днём рождения, мамочка! С любовью, Лулу” — было нацарапано карандашом внутри над ещё одним смайликом. Чтобы сделать эту открытку, Лулу потребовалось не больше десяти секунд. И я знала, как отреагировал бы Джед. Он сказал бы: “О, как здорово! Спасибо, золотце” — и запечатлел бы поцелуй на лбу Лулу. Затем он, вероятно, сказал бы, что не очень голоден и закажет себе только тарелку супа, а на второе — хлеб и воду, но что все мы можем брать себе столько еды, сколько, черт возьми, нам хочется.
