Становилось яснее всем, кроме Кости! Костя стал хуже учиться, после очередного ухода Маши был подавлен и даже плакал (все это при росте 1 м 80 см, широких плечах и т. д.), несколько раз совершенно не мог заснуть, просил у мамы «таблетку для сна». «Сынок, у Маши слишком тяжелый, неуравновешенный характер. У нее нет подруг, и с тобой она не может построить теплые, хорошие, спокойные отношения – а ведь ты стремишься именно к таким. И ни с кем не может», – твердили родители.
Костя – надо отдать ему должное – воспринимал Машу совершенно реалистически, не исключал даже, что во время своих двухдневных исчезновений Маша вполне может заниматься сексом с кем-нибудь другим: девушка не любила оставаться одна. Но он был на 100 % убежден, что его чувства к Маше, его влияние на нее, влияние его родителей изменят Машу, пробудят в ней интерес к учебе, желание помочь по дому, устранят ее обидчивость и ранимость, отучат от манеры, будучи «обиженной» – кричать, плакать и материться. Столь глубокая убежденность в возможностях человека, пусть и юного, принципиально изменить свой характер, свое поведение под влиянием любящего человека мне, конечно же, импонировала. Но и информация, полученная от Кости и его родителей, и впечатление от бесед с самой Машей, которая пришла на прием после долгих пререканий с Костей, привели меня к заключению, что Маша, к сожалению, педагогически запущена безнадежно, и помочь ей получить образование, стать более уравновешенной, сформировать психологическую устойчивость и трудолюбие практически невозможно.
Несмотря на несогласие родителей, всю жизнь увлекавшийся техникой Костя, одержимый идеей «спасти любимую», поступил на психологический факультет педагогического университета. Он блестяще учился, и десяток девушек с его курса были влюблены в этого дружелюбного, улыбчивого парня. Ни преподавателям, ни однокурсникам юноша никогда не рассказывал, что привело его на факультет. Он продолжал встречаться с Машей, но ее поведение оставалось неизменным: после окончания школы с одними лишь тройками в аттестате она категорически отказывалась где-либо учиться, пробовала работать продавщицей, но часто отказывалась выполнять распоряжения начальства, грубила покупателям и больше двух недель нигде не удерживалась.
Однажды, в очередной раз обидевшись на Костю, она ушла на пять дней, ее телефон был отключен, родители не имели представления о ее местонахождении. Через пять дней она позвонила Косте, заявила, что «будет жить у мужчины, с которым недавно познакомилась». Как выяснил мой клиент, мужчине этому недавно исполнилось тридцать пять, он занимался полукриминальным бизнесом, жил один в трехкомнатной квартире и настаивал, чтобы Маша не работала, а стала домохозяйкой. К этому времени Костя уже избавился от мыслей о «педагогическом всемогуществе» и был готов расстаться со своей первой любовью. Заодно расстался он и с педагогическим университетом, к радости родителей, легко поступил в Бауманский и успешно учится на факультете робототехники.
Маленькие любовные эпидемии
Как мы уже говорили, подростки обладают необыкновенной склонностью к подражанию: ведь для них жизненно важно быть такими же, как мальчики в их «референтной группе», не отличаться от группы, слиться с ней. Это через несколько лет, уже в юношеском возрасте, они захотят отличаться от других ребят в группе. Тинейджерам свойственны различные психологические «эпидемии»: в сфере моды, в музыкальных вкусах и пристрастиях, в занятиях спортом, даже в речи. Среди прочих – и любовная эпидемия. Стоит в классе – восьмом, девятом или тем более десятом – появиться любовной паре, как в течение нескольких дней формируются еще несколько пар: две, три, четыре. При этом еще пять-шесть мальчиков пытаются сформировать постоянную пару, усиленно ухаживают за девушками из своего или параллельного класса, за девушками из своего или соседнего дома, пишут им любовные эсэмэски и просто записки. Очень быстро эпидемия распространяется на соседние классы, и вскоре мы видим, что на переменах в школе «воркуют» уже десяток пар, они же вместе возвращаются из школы.
Пары эти, конечно же, самые разные: одни уже ведут сексуальную жизнь, другие даже не целуются, «дружат» и общаются – хотя все одного или примерно одного возраста. Одни пары, хотя и сформировались в результате эпидемии, просуществуют долго – несколько лет, некоторые из них перерастут в настоящее супружество: в крупных городах России каждый девятый мужчина (11 %!) женат на своей «школьной любви». Чем лучше школа – тем больше в ней любовных пар и тем выше доля тех пар, для которых школьная дружба увенчалась «Свадебным маршем» Мендельсона. Эту закономерность еще 50 лет назад открыли американские подростковые психологи: в хороших школах сплоченность учеников выше, их отношение друг к другу более положительное, они выше оценивают друг друга, больше времени проводят в школе (в различных кружках и т. д.). В результате – больше влюбленностей и «любовей», и «любови» эти крепче.
В чем польза подростковой любви?
Некоторые пары просуществуют всего несколько недель или месяцев, но все равно создание пары, пребывание в ней необыкновенно полезно для ее участников. В условиях доверительного общения они могут лучше узнать характер партнера или партнерши, вникнуть в ее (его) повседневную жизнь, планы и мечты – словом, обогатить свой интеллектуальный и эмоциональный опыт опытом другого человека, сравнить свой характер, свое поведение, свою жизнь с жизнью другого, увиденной с максимально близкого расстояния. Без эмоционального общения с высокозначимым партнером такое обогащение жизненным опытом, конечно же, невозможно.
В паре подросток учится и научается правильно общаться: не «тянуть одеяло на себя», ведя разговор преимущественно о себе и своих проблемах, а предоставлять партнерше столько же времени для высказываний, сколько и себе; не «грузить», то есть не перегружать девушку своими жизненными трудностями, но и не выглядеть слишком «мажорным»; делать беседу более доверительной с помощью и соответствующих вопросов о ее проблемах, и самораскрытия; говорить о своих чувствах, а не только о событиях и происшествиях; плавно переходить от беседы к поцелуям и объятиям… Словом, он овладевает множеством умений и навыков, «вооружается» приемами и техниками общения, столь необходимыми ему в ближайшие 60 лет.
Любовные эпидемии достигают особой скорости распространения и особой степени охваченности в тех случаях, когда постоянно встречаться с подругой начинает лидер класса или неформальной дворовой группы; тут уж все устремляются в «погоню за лидером», даже те, кому идея постоянно встречаться с девушкой, создать постоянную пару еще три дня назад даже в голову не приходила
Подростки никогда не признаются в том, что они кому-то подражают, кого-то копируют, стремятся быть на кого-то похожими, но, по мнению исследователей, не менее половины школьных пар и созданы, и функционируют не из внутренней потребности в эмоциональной привязанности, а в рамках, говоря языком науки, «подражательной активности». «Любовная эпидемия» – это хорошая и полезная эпидемия. К сожалению, для тинейджеров характерны и другие, негативные эпидемии: в том числе разрывы эмоциональных привязанностей, совершенные по принципу подражания лидеру или кому-либо из участников группы.
Особенно страшные эпидемии – это серии покушений на самоубийство и завершенных самоубийств, совершенные часто не просто в рамках копирования поведения сверстника, но и по договоренности со сверстниками, своего рода «суицидальные заговоры».
Подростковый возраст – это единственный период в жизни человека, в котором случаются «цепочки самоубийств»: трое – четверо – пятеро старших школьников договариваются, что совершат самоубийство друг за другом с интервалом в три дня, в пять дней или в неделю. На самом деле реальный конфликт, как правило, с родителями, действительно мощная реакция протеста, реальное суицидальное состояние имеет место только у одного из участников цепочки, а остальные «звенья», остальных мальчиков он просто индуцировал своим стремлением уйти из жизни. Да, у этих остальных тоже существуют проблемы с родителями, нередко – с учителями, часто – с девушками, но они изначально никаких аутоагрессивных, суицидальных действий не планировали. Их склонил к этим действиям лидер цепочки.
К тому же этому возрасту свойственна романтизация самоубийства, представление о нем как о чем-то достойном, присущем «настоящим мужчинам». Добавьте к этой романтизации гипертрофированную подростковую солидарность… Взрослому мужчине и в голову не придет кончать с собой из-за того, что у его друга – самого-самого близкого – кризисная, критическая ситуация. Взрослый постарается помочь другу ситуацию эту как-то разрешить, и уж во всяком случае приложит все силы, чтобы отговорить его от покушения на самоубийство. И все таблетки у него отберет, и жить его к себе возьмет, чтобы был друг под присмотром. Но у тинейджера никаких таких возможностей нет: помочь в критической ситуации он не может, отговорить от покушения – тоже не может. Сообщить родителям или учителям о намерениях друга уйти из жизни не может потому, что это – «голимое предательство». Все, чем он может помочь другу, – это согласиться принять сотню таких же таблеток транквилизатора вместе с другом или через три дня после его похорон – последнее круче.
