Если наркотики применяются для стимуляции угасшего полового желания, они растормаживают отнюдь не благородные, а чисто животные эмоции мужчин. Разговоры о самораскрытии личности при этом неуместны. Привыкание же к наркотикам закономерно ведёт к полному угнетению полового влечения; оно вытесняется наркотической зависимостью.
Времена массового увлечения гедонизмом случались и прежде, задолго до хиппи. Философия гедонизма была идеологией эпохи Возрождения, что имело определённый смысл. Слишком обесценило “плотского” человека долгое царство средневековой церкви. В борьбе за эмансипацию личности, против аскетизма, навязываемого духовенством, философия гедонизма оказалась превосходным оружием. Благодаря ей средневековый горожанин, до того искупающий первородный грех в беспрестанном покаянии и в умерщвлении плоти, получил право на наслаждение.
Впрочем, очень скоро проявился торгашеский дух возрожденческого гедонизма. “Мы, наверное, не домогались бы столь пылко почестей и власти, из-за достижения которых ведётся большая борьба и развёртываются грандиозные битвы, если бы почести и власть не приносили нам наслаждения. А по какой другой причине ведутся войны и заключается мир, если не для сохранения и увеличения того, чем мы живём и наслаждаемся? <…> Всё измеряют наслаждением. Кто заботится о добродетели или помышляет о ней?”– рассуждает в своей “Речи в защиту Эпикура против стоиков” Козимо Раймонди.
Гедонизм эпохи Возрождения эгоистичен, наслаждение – привилегия “сильной личности”. В его рамках образованность и недюжинные таланты уживались с дикостью и звериной свирепостью. Сиджизмондо Малатеста, тиран (диктатор) города Римини собирался захватить и разорить Флоренцию. Такие междоусобные войны были обычным бедствием эпохи Возрождения. Совет города послал для переговоров с ним известного филолога. Малатесту так очаровала учёная беседа, что он снял осаду. Вот, казалось бы, пример подлинной интеллигентной утончённости! Но по свидетельству его современников, “Малатеста был в такой степени не воздержан в разврате, что насиловал своих дочерей и своего зятя. Он осквернял монахинь, что же касается молодых девушек, которые не хотели согласиться добровольно на его предложения, он или предавал их смерти, или мучил жестоким образом. Своими окровавленными руками он совершал ужасные пытки над невиновными и виновными. Он теснил бедных, отнимал у богатых их имущество, не щадил ни сирот, ни вдов, словом, никто во время его правления не был уверен в своей безопасности” (Эней Сильвий).
Нетрудно заметить существенную разницу между гедонизмом эпохи Возрождения, гедонизмом хиппи, и тем, что расцвёл после поражения молодёжного бунта. Первый был индивидуалистическим, второй групповым, третий рыночно-потребительским. Все эти разновидности принесли множество бед, но справедливости ради, надо кое-что сказать в защиту хиппи. Конечно же, негативные последствия молодёжного бунта – во многом результат их гедонистических экспериментов. Однако эти беды – не только результат молодёжного движения, но и показатель его поражения, распахнувшего двери потребительскому гедонизму.
Было бы ошибкой считать результаты сексуальной революции на Западе однозначно негативными. Америка стала менее ханжеской страной; сегодня вряд ли возможны процессы над писателями–классиками, обвиняемыми в порнографии (судебным преследованиям подверглись Владимир Набоков, Джеймс Джойс, Уильям Фолкнер и многие другие).
И всё же, вопреки ожиданиям хиппи, зла в мире после молодёжного бунта заметно прибавилось. Это – наркобизнес; уважительное отношение к частой смене партнёров, как к престижному занятию, к “умению жить” и покупать наслаждения. Наконец, апофеозом зла стала эпидемия СПИДа.
Философия, против которой боролась молодёжь, победила. “В современном обществе потребителей индустриализация и технический прогресс вызвали ориентацию в сторону накопления материальных ценностей, как будто духовные ценности перестали существовать, – с горечью пишет эксперт ЮНЕСКО Дж. Калетти (1986). – Переворот в области секса, который должен углубить самые интимные человеческие связи, обернулся эротизмом и порнографией. Модификация половых отношений подчиняется ритму современной жизни: люди быстро стремятся к конечному результату, не углубляясь в область чувств и духовных взаимоотношений”.
По меткому высказыванию психоаналитика Виктора Франкла (1990), культ золотого тельца, свойственный “рыночной цивилизации”, дополнился культом золотой свиньи: “индустрия сексуальных развлечений – это танец вокруг золотой свиньи. Опасным здесь с точки зрения профилактики половых неврозов является принуждение к сексуальному потреблению. Под давлением этой индустрии, манипулирующей общественным мнением, люди чувствуют себя прямо-таки обязанными стремиться к сексу ради него самого, развивать интерес к сексуальности в его деперсонализированном и дегуманизированном обличье. Однако мы, психиатры, знаем то, насколько сильно всё это сказывается как раз на ослаблении потенции и оргазма, лишая человека той спонтанности, той самостоятельности, той искренности, которая является условием и предпосылкой нормального сексуального функционирования и в которой как раз и нуждается человек, страдающий сексуальным неврозом. Мы все против лицемерия в вопросах сексуальной жизни, однако, мы должны выступить и против того лицемерия, которое творит “свобода” в погоне за барышами”.
Справедливость слов Франкла подтвердились в сегодняшней России, пришедшей к рыночным отношениям. Её наглядным примером служит работа СМИ и, прежде всего, телевидения. Поборников нравственности приводят в ужас откровенные постельные сцены в телевизионных передачах. Суровые обличители, однако, ошиблись адресом. На самом деле, эротика, которой напичканы боевики, триллеры и мелодрамы, способна вывести из душевного равновесия лишь пожилых зрителей, воспитанных в духе пуританства прежних времён. Новое поколение приобрело стойкий иммунитет к “эротической интоксикации” телевидения. Назойливые “занятия любовью”, скроенные по одним и тем же шаблонам и часто идущие во вред фильму, оставляют молодого зрителя равнодушным и даже раздражают его.
Зато на мироощущение юношества и на его сексуальное поведение мощное воздействие оказывают рекламные ролики. Что бы ни навязывала реклама возможному покупателю, она воспитывает потребителей. Телезрителям внушается, что тот или иной сорт жвачки, зубной пасты, дезодоранта – отличительная черта “продвинутого” молодёжного большинства. Секс искусственно привязывается к этим атрибутам “продвинутости”. Подружка персонажа рекламного ролика – точно такой же показатель престижа, как рекламируемое средство, устраняющее дурной запах изо рта, или определённая марка пива. Секс подаётся вне связи с избирательностью, или, тем более, альтруизмом; это – совсем не то, что должно “загружать” молодого человека, настроенного на удовольствие. Смена партнёра – дело столь же простое и само собой разумеющееся, как замена одного вида зубной пасты другим, с якобы повышенным содержанием полезных ингредиентов. Новая партнёрша тут же кидается на шею юноши из рекламного ролика, ослеплённая, скажем, блеском его зубов (если рекламируется зубная паста). Мужчину же, согласно рекламной логике, “заводят” волосы, вымытые особым шампунем против перхоти.
Сексуальные взаимоотношения, воспитанные таким способом, становятся половым потребительством и воспринимаются вне связи с личностью партнёра или партнёрши. Достаточно того, чтобы он или она отвечали рамкам стандарта, навязываемого молодёжи телевидением под маркой “продвинутости”.
“Секс-потребители” воспринимают рекламу гедонистического образа жизни бездумно и некритично. Молодёжь, проводящая свой досуг “как все”, привыкла к промискуитету как к явлению естественному и нормальному. Беда не в изобилии баров и дискотек, а в том, что они служат рынком для приобретения одноразовых партнёров. Это в полной мере относится и к местам встреч “голубых”. Геи в своём большинстве принимают гедонистическую программу и связанный с ней промискуитет с особым рвением.
