Подведём итоги: Дима, объясняя своё любовное охлаждение заурядностью гетеросексуального партнёра, на самом деле имеет в виду нечто прямо противоположное – “разоблачённую” гомосексуальность Кости. Гей, даже наделённый сказочной половой силой, презирается и потому не может служить Диме гарантом его полноценности (такова уж невротическая логика мышления, свойственная интернализованной гомофобии). При всём том, ошибкой было бы считать, что Лычев отвергает свою гомосексуальную идентичность.
Подобный парадокс возник отнюдь не в наши дни. Бессчётны варианты его проявления. Судя по любовным посланиям и в какой-то мере по творчеству великого Микеланджело Буонарроти, он, боготворя красоту и мужественность, всякий раз обрекал себя на любовь к тому, кто был его антиподом. Парадокс: гомосексуал, который из всех возможных объектов способен полюбить только гомофоба!
Он всё-таки встретил мужчину, который терпел его любовь, не женясь до 38-летнего возраста. Томмазо Кавальери, возможно, с благодарностью читал посвящённые ему сонеты:
Своею волей весь я в вашей воле,
И ваше сердце мысль мою живит,
И речь моя – часть вашего дыханья.
Но был ли молодой человек способен полюбить гомосексуала? К тому же, прояви он чувство однополой любви по-настоящему, это немедленно вызвало бы охлаждение к нему Микеланджело.
Повторим: вопреки уверениям Димы о том, что он безмерно горд собственной сексуальной ориентацией и вразрез с его же концепцией об исключительной роли геев в прогрессе человечества, истории с Костей и с другими любовниками – гомо- и гетеросексуалами, выявляют его интернализованную гомофобию. Именно она заставляет его презирать не только “педовок”, но и всех тех, кто соглашается на близость с ним. Вот скажем, презрительная и ложная оценка, которую он даёт своим партнёрам: “Я уверен, что при удачном стечении обстоятельств те же Ромка, Боб или Денис могли стать в Москве отъявленными шлюхами”.
Словом, в психологии “любвеобильного” Димы находят себе место презрение к людям, интернализованная гомофобия и даже такой малопочтенный предрассудок, как антисемитизм. Лычёв использует секс для самоутверждения, для поисков покровителей, даже для мести. Вот только с одним феноменом он не знаком вовсе: любить кого бы то ни было Дима не способен.
Дихотомия и континуум в полоролевом поведении
Постичь суть интернализованной гомофобии помогает послание, полученное мной от Ц. Этот незнакомец прочитал опубликованные в Интернете главы моей книги и удостоил их критическим разбором, кстати, очень полезным для автора:
«Вы стараетесь не замечать дихотомию между активным и пассивным партнёром. “Гомофобии”, то есть ненависти к гомосексуализму в целом, без разделения участников на активного и пассивного, нет и быть не может”. <…> То, что Вы называете “гомофобией”, это лишь проявления насилия по отношению к пассивному партнёру с целью его унижения.
Половая дифференциация мозга может привести лишь к “ядерной” гомосексуальности по пассивному типу. Это не относится к тем, кто при стопроцентном отсутствии интереса к женщинам обладает сильной половой конституцией и является активным гомосексуалом. Вероятно, данный тип гомосексуального влечения не обусловлен дефицитом андрогенов и не имеет биологического основания. <…>
Подростки – “ядерные” гомосексуалы опасаются не столько гипотетического раскрытия своей сексуальной ориентации, сколько потенциальной возможности быть вовлечённым в половые отношения в качестве именно пассивного партнёра. <…>
Под “интернализованной гомофобией” Вы, вероятно, понимаете некий культурный стереотип, приобретённый “ядерным” гомосексуалом в результате социализации и требующий от него презрительного отношения именно к пассивной, рецептивной роли при гомосексуальном контакте. Но ведь это не гомофобия в классическом понимании! Возможно, правильнее было бы назвать это явление катамитофобией, презрительным отношением именно к пассивному партнёру в сексе».
Итак, Ц. полностью разделяет концепцию дихотомии, противопоставляющую активных геев пассивным. К первым гетеросексуальное большинство относится якобы терпимо и даже уважительно, вторых оно презирает. Усвоив подобную бинарную систему, подростки-гомосексуалы боятся, что их принудят в сексе к пассивной роли. Так, по крайней мере, думает Ц. Отсюда следует его предложение: заменить термин “гомофобия”, в том числе и “интернализованная”, более “точным” термином – “катамитофобия”, отражающим ненависть общества не ко всем, а лишь к пассивным гомосексуалам.
Для пущей убедительности Ц. ссылается на мою книгу, но допускает при этом целый ряд ошибок, свидетельствующих, что его концепция – ничто иное, как система психологической защиты, выстроенная им на основании хоть и общепринятой, но весьма спорной концепции.
В самом деле, где же он мог прочесть, что дефицит зародышевых андрогенов обязательно приводит к формированию гомосексуальности пассивного типа? И возможно ли выделить особый “пассивный“ тип геев? Специальная главка в моей книге посвящена тому факту, что “ядерная“ гомосексуальность вполне может сочетаться с сильным типом половой конституции. Кроме того, слабый её тип вовсе не обязательно проявляется пассивной ролью в сексе. Просто такому индивиду мало доступны сексуальные эксцессы; он позже начинает и раньше заканчивает свою половую жизнь; его психика менее устойчива к действию факторов, угнетающих эротическое желание, и т. д. Словом, выводы Ц. о разной биологической природе активной и пассивной гомосексуальности в корне неверны.
Ошибочно и его утверждение, что подростки – “ядерные” гомосексуалы боятся вступать в половую акт в пассивной роли. Если обратиться к подростковым и юношеским переживаниям геев, во множестве представленным, например, в сборниках Джека Харта (Hart J., Цит. по Л. Клейну, 2000), становится очевидным, что почти все они мечтают о пассивном партнёрстве в однополой близости (хотя, разумеется, возможны и исключения из этого общего правила). Можно лишь добавить: чем сильнее половая конституция “ядерного” гомосексуала, тем жарче его фантазии как о рецептивной (пассивной), так и об активной роли в сексе; тем интенсивнее мастурбация, которой они сопровождаются.
Ц. не замечает, что оценки, основанные на дихотомии: “презираемый пассивный партнёр – уважаемый активный”, в повседневности меняются самым парадоксальным образом. Казалось бы, пассивные геи должны боготворить своих активных любовников. Но на примере Лычёва можно убедиться, что это отнюдь не так. Гетеросексуалы, дающие Диме самые недвусмысленные доказательства своей активности в сексе и вовсе не помышляющие о пассивной роли, приравниваются им к презираемым “педовкам”. Вначале он безмерно преувеличивает сексуальную мощь очередного любовника, обожествляя его, но тут же низвергает своего бога. Между тем, кое-кто из его активных партнёров питает к своему пассивному любовнику искреннее уважение (Лычёв – натура нестандартная). Налицо “дихотомия навыворот”, никак не соответствующая бинарной гендерной системе Ц., но зато чётко отражающая парадоксы, порождённые интернализованной гомофобией.
Ц. полагает, что гомофобии в целом (без учёта дихотомии на активных и пассивных геев) нет в природе. Так ли? Разве Новохатский и Еникеева ненавидят и боятся лишь пассивных, а не всех “выродков-гомосексуалистов”, обвиняя их, в частности, в том, что они насилуют гетеросексуалов, то есть выступают именно в активной роли? Неужели гомофобного пианиста Николая Петрова интересует сексуальная роль обличаемых им “извращенцев”? В интервью, данном журналу “Родительское собрание” (Петров Н., 2003), он говорит о своих страхах перед геями и о своей ненависти к ним, отнюдь не разделяя их по признаку активности или пассивности: “Количество извращенцев на квадратный метр свободной площади растёт в нашей стране семимильными шагами. Не за горами время, когда в подавляющем большинстве случаев семейными парами будут называться Семён Иванович с Иваном Петровичем. <…> И это означает не только перспективу вымирания населения, но и преступление перед Богом”.
