Ознакомительная версия.
– Конечно, – отвечает Нири, – сообщите мне, где и когда, и я обязательно буду. Но вернемся к Маргалит: вы ведь так и не зачитали нам, что написано на вашей бумажке.
Маргалит разворачивает сложенный листочек и читает:
– Для меня с беременностью Михаль связаны волнение, страх и неопределенность. И, конечно, большая радость.
Она на мгновение задумывается и продолжает:
– Думаю, вам ясно, почему я написала именно так. Сегодня я бы не упомянула ни страх, ни неопределенность. На первое место я бы поставила огромную радость, – говорит она, счастливо улыбаясь.
Нири отвечает улыбкой на улыбку и переводит свой взгляд на Тову:
– У нас почти не осталось времени, так что надо дать слово Тове.
– Я тоже терпеть не могу прощаться, – говорит Това. – Не зря же я оказалась последней. Но я хочу сказать, что ничуть не жалею о том, что я здесь. Мне было и приятно, и важно, и хорошо, и легко, и тяжело, – мне было по-всякому. Естественно, я буду рада, если мы продолжим собираться вместе, но я довольно хорошо знаю динамику таких мероприятий: сначала все стараются оставаться в контакте, но постепенно связь рушится.
Анна смеется:
– Я бы очень удивилась, если бы вы этого не сказали!
– Да, я – это я! – со смехом отвечает Това. – Как я и сказала, вы меня знаете! Спасибо вам всем, спасибо Нири.
– А что у вас в записке? – спрашивает Рут.
Това отвечает, не заглядывая в свернутый листок:
– Я написала, что для меня беременность Ширли – это преемственность поколений.
Она обводит всех взглядом.
– Я думаю, что это то, что меня успокаивало. Каждый раз, когда я с ужасом думала о ее приближающихся родах, я пыталась уговорить себя, что нет другого пути для продолжения семьи. Я не знаю, почему именно это действовало на меня успокаивающе, может, потому, что я выросла в доме, где всегда говорили о Катастрофе. Вообще, у нас в доме все делалось для того, чтобы выжить, а не для того, чтобы жить… Так что для меня продолжение семьи – это подарок, а подарок – это что-то приятное. Наверное, так можно объяснить то, что происходило у меня в голове. Возможно, сегодня я написала бы как-то иначе, но не спрашивайте меня как!
Она смеется.
– Все, хватит! Урок окончен!
«Еще пара минут – и мы разойдемся, – думает Элла. – Возможно, еще встретимся, возможно, – нет».
Лето подходит к концу, с деревьев уже опадают листья.
Она закутывается поплотнее в красную шаль, которую купил ей Яир, и глубоко вдыхает прохладный воздух, которым тянет из открытого окна.
Я вернусь домой, а там – Яир.
Осень… Вторая весна…
Нири смотрит на сидящих кругом женщин, переводит взгляд с одной на другую, останавливается на Элле.
– Не сомневайтесь, мне тоже жаль, – говорит она, – мне тоже тяжело прощаться. И я привязалась к вам. Вот я сейчас говорю и уже знаю, что как только мы разойдемся, каждая в свою сторону, я тут же вспомню еще что-то, что мне казалось необходимым вам сказать, но будет уже поздно.
Она улыбается и разводит руками. После небольшой паузы она продолжает:
– Вот тут Элла говорила о беременности как о процессе, у которого есть две составляющие: сама беременность и результат. Обе эти составляющие одинаково важны и одинаково сильно влияют как на женщину, так и на ее окружение. Я думаю, что и мы здесь тоже перенесли своего рода беременность, каждая своим «младенцем». Кроме того, мы вместе из группки женщин превратились в единое целое. В принципе, нам удалось создать организм, действовавший как общая мама, которая нас растила в тепле и любви и дала нам силы добраться до финиша, можно сказать, до родов. Много матерей, дочерей и внучек участвовали в этой группе. Мы рассматривали себя и других со всех сторон. Основной темой наших бесед было материнство, мы говорили о нем, мы его чувствовали, переживали и исследовали. Мне лично стало ясно, что этот очередной переходный период, который вы проходите, является очень важным этапом в жизни матери. Расставание с дочерью, которая создает свою семью, заставляет вас заново пересмотреть вашу роль как матери, а теперь еще и как бабушки.
Один из образов, о котором я здесь услышала, – это образ, который использовала Элла, говоря о материнстве. Она как-то сказала, что для нее материнство вроде второй кожи. Для меня это сравнение интересно тем, что оно объединяет физическое с духовным, подтверждая, что в материнстве душа и тело неразрывны. Как материнство, так и наша кожа всегда при нас; подсознательно мы ощущаем их присутствие, но они не являются постоянным объектом нашего сознания. На мой взгляд, мы чувствуем нашу кожу, когда с ней что-то происходит, обычно вследствие каких-то перемен: меняется погода – кожа покрывается мурашками или потом; происходят изменения в организме – кожа становится дряблой или, наоборот, эластичной. Если наносится рана – поверхностная или глубокая, кровоточащая, – мы сразу это чувствуем и либо обращаемся за помощью, либо даем зажить самой. Наша кожа немедленно реагирует на прикосновение, и если это ласка, то по всему телу растекается приятное тепло. Кожа выдает и наши порой скрываемые чувства: бледнеет, когда мы боимся; розовеет и блестит, когда мы радуемся; выглядит больной, когда нам плохо. Есть периоды, когда наша кожа выглядит ухоженной, иногда – наоборот, запущенной. Мне кажется, сходство с ощущением материнства очевидно: оно всегда при нас, реагирует на любую перемену, идущую изнутри или снаружи, меняется само и меняет нас. Оно – материнство – неотъемлемая часть нас в периоды затишья, но немедленно заявляет о себе и занимает центральное место в нашем сознании в переломные моменты нашей жизни…
Внезапный звонок прерывает Нири на середине фразы, она с недоумением смотрит на телефон.
– Это, наверное, Клодин, – напоминает ей Элла, и Нири смущенно улыбается:
– Я совсем забыла!
Нири отвечает на звонок и утвердительно кивает:
– Это действительно Клодин.
Затем она произносит в трубку, обращаясь к Клодин:
– Прежде всего, я включу микрофон, чтобы все вас слышали.
Она кладет телефон на соседний с ней стул и громко произносит:
– Все, можете говорить. Вас все слышат.
Тишину нарушает возбужденный голос Клодин:
– У меня родился внук!
Ее голос срывается, из трубки раздаются всхлипывания.
– Полчаса назад у меня родился внук, Яков! Слава богу, все прошло нормально, и я уже держала его на руках. Я еще никак не могу успокоиться, даже руки трясутся от волнения! Они все остались в комнате, а я вышла позвонить маме и Нири, так как боялась вас уже не застать. Он такой сладкий! Лиат была просто молодец; я была с ней все это время и даже уговорила ее не соглашаться на эпидуральную анестезию. Она просто героиня!
Матери переглядываются, улыбаясь, Маргалит утирает слезу. Все взгляды устремлены на лежащий на стуле маленький аппарат.
– Я хотела вам рассказать, что мне было нелегко находиться рядом с Лиат все эти часы, – такое впечатление, что Клодин сидит среди них и взволнованно делится последними новостями. – Когда я прибежала к ней сегодня утром, она уже не находила себе места от боли. Я сразу вспомнила свои роды, у меня началось страшное сердцебиение – еще чуть-чуть, и я бы упала в обморок. Но я быстро взяла себя в руки, приготовила ей чай, а затем принялась массировать ей поясницу. Так мы протянули несколько часов. Представьте, мы даже смеялись между схватками! Но несколько раз мне становилось совсем невмоготу, и я уходила в ванную комнату, становилась напротив зеркала и ревела: я все еще не могу смириться с тем, что Яков не с нами. Но я верю, что он все видит оттуда, сверху, и держит за нас кулаки…
Клодин плачет, у сидящих в комнате женщин тоже текут слезы.
– Именно сейчас мне его так не хватает. Я все время говорю с ним. Я говорю ему: «Жак, ну что ты скажешь? Наша Лиат – мама, а мы – бабушка с дедушкой, у нас появился внук! Я прошу его, чтобы он берег ее и малыша, чтоб только были здоровы. Я уже совсем запуталась от волнения и усталости! Она вновь переходит с плача на смех.
– Я хотела сказать вам, как я рада, что познакомилась с вами. Вот и сегодня мне было очень важно услышать, что происходит с каждой из вас, и сообщить о моих новостях. Ведь без этой группы мне было бы очень одиноко и тяжело. А что с Эллой? Она пришла? – вдруг вспомнила Клодин.
– Я здесь, Клодин, поздравляю вас от всего сердца! – почти кричит со своего места Элла.
– Ну и слава богу! – растроганно отвечает ей Клодин. – А то я волновалась… Ой, мне пора идти: они берут малыша в отделение, и я хочу пойти с ними. Желаю вам всем здоровья и счастья, а главное – радости от внуков! Целую всех!
В комнате – тишина, женщины взволнованно переглядываются: кто-то утирает слезы, кто-то улыбается.
– Еще одна бабушка родилась! – громко объявляет Рут.
Нири обводит всех взглядом и говорит, обращаясь ко всем сразу:
– Сама того не подозревая, Клодин выразила абсолютно точно то, что чувствую сейчас и я: радость и печаль, неопределенность и облегчение; сожаление о том, что наши встречи прекращаются, и волнение в ожидании нового. Конец и начало. Я желаю каждой из вас счастья, вот так, просто…
Ознакомительная версия.
