Полковник. Пора кончать! Тех троих отведите в карету, офицер, которому вы их препоручите, знает, что делать дальше.
Маркиз (шепотом, маркизе). Речь идет только об изгнании. Давай покоримся, чтобы не усугублять зло.
Маркиза. Ярость и досада кипят в моем сердце; лишь страх перед большими неприятностями мешает мне дать им выход.
Полковник. А теперь прочь!
Маркиза. Вспомните, господин офицер, напомните также владетельному князю, чья кровь течет в моих жилах, что мы с ним в родстве, и что, унижая меня, он попирает собственную честь.
Полковник. Лучше вы бы сами об этом помнили! Ступайте! Это далеко еще не доказанное родство уже было учтено — для вашей пользы.
Граф. Сударь, вы смешиваете с этим сбродом человека, который привык, чтобы его повсюду принимали с почестями.
Полковник. Повинуйтесь.
Граф. Невозможно для меня.
Полковник. Придется научить.
Граф. Путник, который всюду, куда бы ни приехал, сыплет благодеяниями.
Полковник. Увидим, увидим.
Граф. Которому надо воздвигать храмы, как божеству.
Полковник. Посмотрим, посмотрим.
Граф. Который утвердил себя повсюду как Великий Кофта.
Полковник. Чем же?
Граф. Чудесами.
Полковник. Так сотворите парочку-другую, скличьте своих духов, пусть они вас освободят.
Граф. Я недостаточно вас уважаю, чтобы показывать вам свою власть.
Полковник. Ловко придумано. Тогда подчиняйтесь приказу.
Граф. Я так и сделаю, чтобы доказать свою кротость, но вскоре я вновь явлюсь и открою вашему правителю такие тайны, что он с почетом вызволит меня, а вы будете скакать верхами перед каретой, в которой Великий Кофта вернется к славе своей.
Полковник. Увидим, увидим, вот только сегодня я никак не могу сопровождать вашу карету. Увести его!
Швейцарец. Полковник сказал: «Увести!» — коли не пойдете, подтолкнем вас алебардами.
Граф. О вы, несчастные, скоро вам придется стать передо мной во фрунт.
Швейцарцы (набрасываются на него). Да он, никак, хочет, чтобы за ним осталось последнее слово? (Уводят всех троих.)
Полковник (племяннице). А вы будете этой же ночью доставлены в женский монастырь, расположенный менее чем в пятнадцати минутах езды отсюда. Если ваше намерение скрыться от мира серьезно, вам будет предоставлена такая возможность.
Племянница. Мое намерение более чем серьезно. В этом мире мне уже нечего ожидать. (Кавалеру.) Только одно я еще должна вам сказать — что с собой в уединение возьму свою первую сердечную склонность — склонность к вам.
Кавалер. Не говорите так, не наказывайте меня столь сурово. Каждое из ваших слов больно ранит меня, и ваше положение представляется мне завидным по сравнению с моим. Вы вправе сказать: «Меня сделали несчастной», — а какую невыносимую боль должен испытывать я, когда говорю: «Она и тебя причисляет к тем, кто виновен в ее гибели». О, простите меня, простите порыв слепой страсти, которая по несчастной случайности, оказавшись в разладе с собой, разрушила то, что еще несколько мгновений назад было для нее самым дорогим, самым милым на свете. Нам должно расстаться! Невыразима мука, испытываемая мной. Узнайте же о моей любви и пожалейте меня. О, почему я не последовал первому побуждению и после случайно сделанного мною открытия не поспешил тотчас к канонику! Я приобрел бы друга и возлюбленную и мог бы наслаждаться безмятежным счастьем. А теперь все потеряно.
Полковник. Возьмите себя в руки!
Племянница. Будьте счастливы! Эти последние, утешительные слова навсегда сохранятся в моей памяти. (Полковнику.) По глазам вашим вижу, что мне пора идти. Да не останется ваша человечность без награды. (Уходит в сопровождении стражи.)
Полковник. Бедное создание вызывает у меня жалость. Идемте. Все прошло удачно. Ваша награда не заставит себя ждать.
Кавалер. Какой бы она ни была, эта награда, пусть даже по-княжески щедрой, чего я вправе ожидать, она не доставит мне радости, ибо я поступил недостойно. Отныне у меня остается только одно желание, одна надежда: возродить к жизни эту милую девушку, вернуть ее самой себе и целому свету.
В 1785 году всю Европу потрясло сенсационное дело о бриллиантовом ожерелье, происшедшее при дворе французского короля. Страсбургский епископ кардинал де Роган (1735–1803), будучи посланником французского короля Людовика XV в Вене, вызвал неудовольствие австрийской императрицы Марии-Терезии и ее дочери Марии-Антуанетты, ставшей женой французского наследника престола. Роган был отозван из Вены; когда Мария-Антуанетта стала французской королевой, он оказался в немилости при дворе. Его любовница графиня Жанна де ла Мотт (графский титул ее мужа был сомнительным) взялась помирить кардинала с королевой. Она посоветовала ему подарить королеве бриллиантовое ожерелье, иметь которое та будто бы давно желала. Жанна устроила переписку между королевой и Роганом. Письма королевы, в которых высказывалась благосклонность кардиналу, сочиняла сама Жанна, подделывал почерк Марии-Антуанетты.
Два парижских ювелира владели бриллиантовым ожерельем, стоившим 1900 тысяч ливров. Кардинал вступил в ними в соглашение, что купит его в рассрочку. Ювелирам были показаны мнимые письма королевы, что служило гарантией уплаты. После первого взноса и получения ожерелья муж Жанны де ла Мотт скрылся с ним в Лондон. Ювелиры обратились к королеве с просьбой помочь получить второй взнос, и тогда весь обман был вскрыт. Виновных арестовали, и дело о них было передано парижскому парламенту (тогда выполнявшему функцию суда). Графиня де ла Мотт была осуждена на тюремное заключение, но сумела бежать. Кардинала оправдали, так как он оказался игрушкой в руках аферистов. Роль королевы осталась неясной.
Обнародование этой истории произвело на Гете большое впечатление. Впоследствии он говорил своему секретарю Эккерману, что сюжет пьесы «имеет не только моральное, но и большое историческое значение; факт непосредственно предшествует французской революции и стоит в тесной связи с ее ближайшими поводами. Королева, так сильно запутавшаяся в роковой истории с ожерельем, потеряла свое достоинство, потеряла уважение к себе и утратила в глазах народа позицию, которая делала ее неприкосновенной» (15 февраля 1831 г.).
В нашумевшем деле о бриллиантовом ожерелье был в числе прочих замешан известный авантюрист самозванный граф Калиостро (1743–1795), подлинное имя которого было Джузеппе Бальзамо. Сын крестьян из Палермо, начав со службы аптекарем в итальянском монастыре, он стал затем выдавать себя за аристократа и представлялся алхимиком, умеющим превращать свинец в золото, и врачом, способным творить чудеса. Ему удалось войти в доверие ко многим высокопоставленным лицам. Деятельность Калиостро распространилась по всей Европе, он проник также в Египет, Аравию и Персию. За участие в истории с бриллиантовым ожерельем Калиостро был заточен в Бастилию. Оказавшись затем в Италии, он был осужден там как еретик и умер в римской тюрьме.
Личностью Калиостро Гете заинтересовался в связи с его мнимыми чудесами, которые он якобы совершал. Гете поражало то, что в век, провозгласивший разум высшей силой жизни, в эпоху, самими современниками уже названной Просвещением, оказалось возможным невежественное легковерие.
Соединив два мотива — авантюризм и шарлатанство, Гете намеревался сначала создать либретто для комической оперы, название которой должно было быть «Мистифицированные». Гете даже нашел по возвращении в Веймар композитора для своего произведения, И.-Ф. Райхардта, положившего на музыку уже готовые тексты Гете. В томе 1 настоящего собрания сочинений напечатан перевод «Кофтских песен», не вошедших, однако, в позднейший текст, ибо Гете изменил первоначальное намерение и создал на избранный им сюжет комедию нравов. Она была написана в период между июнем и сентябрем 1791 года. В декабре того же года Гете поставил ее в Веймарском театре, но успеха у публики комедия не имела. В 1792 году «Великий Кофта» был напечатан в «Новых сочинениях» Гете, изданных в Берлине.
«Великий Кофта» — злободневная пьеса. Гете построил ее действие на опубликованных в печати сведениях о процессе. Так как участники скандального происшествия с бриллиантовым ожерельем были живы, он изменил их имена. В его пьесе действующие лица обозначены как Принцесса (Мария-Антуанетта), Каноник (кардинал де Роган), Маркиз и Маркиза (граф и графиня де ла Мотт), Граф. Гете снизил ранг и положение некоторых действующих лиц. У него не королева, а владетельная принцесса, не кардинал, а каноник — священнослужитель католического кафедрального собора. Современному читателю может показаться странным, что, хотя действие происходит во Франции, среди персонажей швейцарские солдаты во главе с полковником. В XVIII веке швейцарцы шли в наемные солдаты; им больше доверяли охрану высокопоставленных лиц, чем французам. Они составляли королевскую гвардию и выполняли также и полицейские функции.
