Мы остановились возле одной из беседок, и я прислонилась к поручням, смотря, как разгорающееся солнце играет бликами на воде, а небо вновь плывёт под нашими ногами.
– Я не знала, – ответила я. – Таша не говорила об этом.
– Ты думаешь, Никита почему такой чрезмерный временами? Он просто привык привлекать к себе внимание, – продолжил Серёжа, прислонившись рядом. – Каждые выходные своего детства он проводил здесь. Из кожи вон лез, чтобы на него и на его маму обратили взор. И, наверное, он к этому настолько привык, что по-другому просто уже не может. Он ведь мамин защитник.
Я слушала Серёжу, а в душе было немного тоскливо. Я представила мальчика, который в костюме скомороха заставляет себя улыбаться и шутить, творить всякие глупости, чтобы только люди посмотрели на его маму.
– Он и в рекламу из-за мамы пошёл. Чтобы помогать дальше, делать больше. И Ник сейчас ведёт все её соцсети. Он у нас парень на все руки: и шить умеет, и фотографировать, и позировать. Мама – его главный проект.
Наверное, странно вдруг начать думать о книгах в целом и любовных романах в частности, когда рассказывают историю чужой жизни. Уж такой я человек, простите меня. Но в тот момент я подумала о том, что хотела бы увидеть такого героя в книге, в любовной истории. Сильного мужчину, прячущегося за маской мальчика-балагура. Мальчика, который воспитал из себя мужчину сам.
Я понимаю, что Серёжа не задавался целью преподнести мне Хохмина с лучшей стороны; он просто рассказывал о своём друге. Но именно Серёжа сложил для меня картину полностью, добавив всё, чего не хватало в паззле личности Никиты.
Я люблю читать любовные романы. Но чаще всего в них на главных ролях тот самый плохой мальчик, который ведёт себя с людьми, как мразь, потому что у него детство было тяжёлое, потому что его обидели. И именно этим потерями и лишениями чаще всего объясняется скотское поведение. И, если честно, мне практически не попадались любовные романы, где герой шёл от обратного – где бы обиды, боли, детские травмы не стали бы причиной агрессии, а, наоборот, легли в основу чего-то большего и лучшего.
Я и сама не заметила, как начала рассуждать об этом вслух. И Серёжа меня слушал. Внимательно. Вдумчиво.
– Саш, я думаю, тут суть в том, что каждой девушке хочется исправить нечто в своём избраннике, чтобы он больше был похож на её «идеал». И в подобной литературе как раз-таки это желание и отображается, – задумчиво произнёс он. Я обалдела. Нет, честно, я бы никогда в жизни не подумала бы, что буду обсуждать с Психом любовные романы. А Серёжа тем временем продолжил рассуждать: – Хотя не думаю, что это связано с полом, просто аудитория накладывает отпечаток на восприятие. В таких книгах вообще чаще всего плохое и хорошее выкручено на максимум. Не скажу, что я читал много любовных романов, но всё-таки, кажется, классический плохой альфа-самец – это что-то странное.
Я рассмеялась:
– Что, Психоша, тебе не нравятся альфа-самцы? И альфа-самки тоже?
– Нет, – улыбнулся Серёжа, – меня как-то ни к тем, ни к другим не тянет. Я как-то больше за адекватных героев. Хотя иногда есть желание почитать что-нибудь про гнилых и паскудных, как в «Грозовом перевале» или «Герое нашего времени»… Но куда больше мне нравятся персонажи в духе Безумного Шляпника или, скажем, мистера Рочестера или деда Щукаря. О людях, которые вызывают улыбку…
Пожалуй, это было самое необычное и самое приятное свидание в моей жизни. Мы гуляли по деревянным мостикам и разговаривали, много разговаривали. И с каждой фразой, с каждым взглядом, казалось, что я узнавала Серёжу всё больше и больше. Мне было интересно слушать его, вникать в его точку зрения, познавать его ценности, цели.
Мы многое обсуждали, прыгали с тему на тему, смеялись. От Никиты к литературе, затем, сами не поняв, как, скатились в обсуждения нездоровых отношений, в которых страдает всё, даже мебель, на которой люди сидят. Я почему-то начала рассказывать про Лёшика и то, какими были наши отношения. Вначале он, конечно, понравился мне внешне и даже производил впечатление интересного парня, с которым прикольно потусоваться и пошутить. Да и, если быть честной, секс с ним был неплох, хотя Серёже я этого не сказала. Вот только, когда мы с Лёшиком съехались, отношения схлопнусь. Потому что, как выяснилось, внешняя привлекательность и акробатические этюды в постели не могут заменить человеческого общения.
Я и Лёша оказались совершенно разными людьми, наши цели не совпадали, интересы не перекликались. Но с этим можно было что-то сделать или хотя бы попытаться, если бы нам было комфортно вместе. Вот только мне комфортно не было.
– Как оказалось, Серёж, мне важен мой личный комфорт. Я отдыхаю, только когда я одна. Вот, в чём фишка. Для меня общение с человеком – это труд. Да, когда тебе нравятся люди, это приятный труд, но это скорее как любимая работа.
– Даже от самого прекрасного человек устаёт, – кивнул Серёжа, и мы вошли в одну из беседок.
Внутри располагались лишь деревянные лавочки для сидения и небольшой столик. Везде чисто и свежо – за набережной явно хорошо присматривали. А табличка о штрафе за порчу и мусор, скорее всего, стимулировала посетителей не свинячить.
Я села на лавочку и откинулась на деревянный столбик беседки за спиной, а Серёжа сел напротив меня. В теньке было достаточно свежо и куда приятней, чем на разгорающемся солнцепёке.
– Слушай, а тут и зимой так же? Я имею в виду, можно прийти и посидеть – или всё убирают? Хотя, наверное, нельзя, беседки-то открытые.
Серёжа показал рукой на несколько механизмов под потолком, которые я сразу не заметила, и на щели в полу.
– Осенью тут вставляют окна, а в каждую беседку ставят что-то вроде маленькой жаровни. Правда, зимой эти беседки платные.
– И откуда ты это знаешь? – спросила я, склонив голову к плечу. Иногда мне начинало казаться, что Псих знает если не всё, то многое. Человек по типу «и жнец, и чтец, и на дуде игрец».
– Никита почти каждый год празднуют здесь мамин день рождения. А он в конце февраля. Он как-то рассказывал, а я просто запомнил, – пожал плечами Серёжа.
Вскоре мы оба захотели есть и ушли с набережной. Я реально не заметила, насколько быстро пролетело время. Место для обеда мы выбирали долго, очень долго. Сидя на пассажирском, я шерстила Интернет в поисках чего-то запоминающегося и новенького, чтобы мы не просто вместе поели, а насладились атмосферой. Вот только у меня включился режим «нехочухи»: всё было не то и не так. В результате, когда я долистала список кафе и ресторанов нашего города до конца, Псих, что иронично, психанул, и мы поехали в фастфуд есть острую курицу, чуть не переругавшись в машине из-за моих привередливых комментариев к любому варианту.
Кофе в подобных заведениях чаще всего оказывался противным до безобразия – либо слишком кислый, либо жжёно-горький, либо со сладковатым привкусом от сухого молока. Так что после курицы мы пешочком прогулялись по центру города до небольшой кофейни, в которой я постоянно проводила время, когда в универе получались большие перерывы между парами. То была небольшая и уютная кофейня с панорамными окнами и деревянными столиками вдоль них.
Забавная, конечно, штука, но мы снова веселились и разговаривали так, словно я не обзывала Серёжу час назад нехорошими словами, потому что он говорил, что ему плевать на атмосферу, главное – чтобы еда была вкусной.
Глава 28.3 Запланированное свидание Ведьмы
В результате свидание с Психом оказалось моим самым длинным свиданием за всю жизнь. Я никогда не проводила столько времени в компании одного единственного человека, если не брать в расчёт членов моей семьи и ребят из ЧИЖа.
И меня огорошило, когда около семи вечера Серёжа сказал, что пора бы, наверное, расходиться. Потому что к десяти ему нужно было забрать Иду с ж/д вокзала и отвезти домой к родителям.
Меня снова покоробило это имя. Умом-то я понимала, что оно не является личной собственностью одного человека, но почему-то вспоминала своего редактора. И уж больно часто, чуть ли не из каждого угла, я слышала это имя. Я даже подумала спросить у Серёжи фамилию Иды, но что-то меня остановило. Наверное, страх спалиться. Просто, если их Ида – это какая-нибудь Ида Пупкина, то никакой проблемы в этом нет. А если это моя Ида?
