Ромашка, мята и подорожник. Несколько молодых побегов малины. Медвяник. Главное, не дать перекипеть. Накрыть плащом и отставить в сторонку. Пусть остынет.
– Все погибли. – Я все-таки ответила, зачем – сама не знаю. – Возможно, что все.
Я ведь не знаю, что с братом. Он остался по ту сторону гор. Погиб? Выжил? Если да, то наверняка изменился. И, быть может, меня ненавидит. Будет забавно, если он свернет мне шею, но в чем-то закономерно.
Оден больше не лез с вопросами, а я вымещала злость на вороне, представляя, что вижу… кого?
…бывших соседей, ставших вдруг врагами?
…лагерную охрану?
…женщину, что сидела на приемке и отбирала вещи? Смена белья. Чулки. Ботинки. Остальное выдадут.
…других, работавших в карантине? Они обривали головы, но не со зла, а чтобы вши не завелись.
…хозяйку кухни, надевшую на меня ошейник? За воровство могли бы наказать сильней, а эта проявила жалость, пусть тогда эта жалость казалась мне пыткой.
…или тех женщин, с раздачи?
…или тех, кто нормы выдачи устанавливал.
…или лучше все же тех, кто вообще придумал эту нелепую систему.
…кто войну начал.
Кого мне ненавидеть? И снова в груди тяжелый ком, который мешает дышать.
– Эйо, ты хочешь чего?
Вопрос заставил меня очнуться. Да что за день такой? Я ведь уже научилась не думать, не вспоминать, не искать виноватых.
А тут он вылез.
– Хочу…
…чтобы родители воскресли и люди стали прежними, и городок, в котором я выросла, тоже. Чтобы не было войны и даже памяти о ней.
…и о храме забыть, который притворился домом.
…о Матери-жрице, танцующей под дождем, о молниях, что слетались ей на руки, позволяя выпить себя, о собственном стыдливом желании повторить этот танец.
…о свадьбе Ниоры и ритуале.
…о черных алмазах.
…о побеге и тени, заступившей путь, о ноже, который я стащила с кухни. И о захлестывающей, лишающей разума ненависти.
Сколько раз я ударила?
…о крови на собственных руках и во снах тоже, об игре в прятки на крышах домов.
…о дороге, такой бесконечной, – я уже и не верю, что когда-нибудь дойду.
Только надо быть реалистом.
– Хочу свой дом, пусть маленький, но такой, куда я могла бы возвращаться. Кровать хочу, и чтобы непременно с постельным бельем.
– Лен. Шелк – скользкий.
Не знаю, шелковое белье нам было не по карману, но поверю на слово.
– И ванна… и еще чтобы знать, что хлеб будет завтра, послезавтра… ну и не только хлеб.
– Мясо, – согласился Оден. – Перепелки в меду. Пироги. Черемша. Лось языка… язык лося.
В ближайшей перспективе нас ждет сушеный ворон с гарниром из мучных орехов, которые уже начали подсыхать, но о перепелках и прочих радостях жизни я помечтать готова.
– Мой род… сильный. Из Великих. Много денег. Земли. Я дам тебе дом. Райгрэ, – сказал Оден, ткнув себя пальцем в грудь, словно помимо него были еще кандидатуры.
Райгрэ… старший рода. Вожак. И если так, то он действительно способен дать и землю, и дом, и защиту.
– Нам все равно по пути. – На ту сторону одна дорога, но почему-то мне не хотелось давать обещаний. – Давай-ка тобой займемся?
Травы, вода и немного силы, которая меняет изначальные свойства. Я закрываю глаза, пытаясь сплести тончайшую сеть, это как кружево, только сложнее. С кружевом у меня никогда не выходило, и тут оно рвется, получается тяжелым, кривоватым, но какое уж есть.
В конце концов я альва лишь наполовину.
Крайт все-таки был хорош.
Он поставил якорь именно там, где наметил: в полулиге от городка. И контуры для сети создал прочные, пусть и несколько иной формы, нежели принято.
– Меньше энергии уйдет. Тут ребра жесткости так поставлены, что он сам себя поддерживает. – Крайт потер лицо, которое выглядело уже почти нормально. А рука по-прежнему на перевязи…
Бестолочь.
Виттар отбросил лишние мысли. Привычно осыпалась шелуха эмоций, а тело наполнялось знакомой силой: рудная жила легко откликнулась на зов. Тяжелели руки. Неподъемной становилась голова. И сам мир вокруг выворачивался наизнанку. Глухо, медленно стучало сердце земли, и оставалось лишь направить энергию в рукава.
Одна за другой разворачивались промоины порталов. Чужие переходы отзывались болезненным дрожанием пространственных струн, но Виттар гасил откаты. Последним открылся пятый рукав.
– Вперед! – Аргейм знал, что делать.
Первая двойка. Сам Аргейм, который взял под уздцы коня Виттара – момент перехода вызвал приступ головокружения и легкую дезориентацию, – и прикрытие арьергарда.
Другое место. Пустое.
Здесь не было знакомого плетения силовых линий, и мир оттого ощущался мертвым. Несколько мгновений потребовалось, чтобы прийти в себя и стабилизировать жилу. Она была далеко и в то же время рядом, готовая подчиниться его воле, питающая пять лучей.
Контуры и вправду держались неплохо, что в перспективе давало выигрыш во времени.
И все-таки чужая земля, неуютная, пусть отныне и принадлежит она детям Камня и Железа.
Поле. Зелень пшеницы, которая только собирается выбросить колос. Тонкая размытая полоска леса на горизонте. Слева городские стены, невысокие – давно уже не стены защищают города. Круглая дозорная башня с колоколом.
Грозный голос его летел над землей.
Крайт вертелся в седле, принюхиваясь.
Пахло землей. Навозом. Животными. Виттар привычно изолировал в сознании те запахи, которые его десятка принесла с собой.
…шагах в десяти куропатка сидит над гнездом.
…свежий лисий след вьется по краю поля.
…падаль в канаве.
– Райгрэ! – Крайт привстал на стременах. – В город не надо. Нам надо к лесу… Скорее. Нет, там не… не знаю, но если мы не успеем, будет плохо.
Лицо Аргейма дернулось: Крайт раздражал его своей откровенной слабостью, отсутствием надлежащего почтения к вожаку. Вместе с тем он понимал, что без этого бесполезного в бою щенка не обойтись. О да, он предпочел бы, чтобы жилы наградили ценным даром кого-нибудь более достойного.
Виттар потряс головой, избавляясь от привычной слабости. Арка сети была стабильна, вот только свободной силы остались крохи.
А Крайт, развернув лошадку, уже несся к лесу. Он почти распластался на конской шее и знай подстегивал животное.
– Без головы останется когда-нибудь, – заметил Аргейм.
– За ним.
Выпороть щенка. Вернуться домой и выпороть. За беспечность. За наивность. За порывы прекрасные, которые всем дорого обойтись могут. И плевать, что Крайт войну видел лишь издали, что никогда вот так, с разбегу, не налетал на волчьи ямы, на ловчие лозы, на землю, пропитанную черным маслом, что вспыхивает от одной искры, и стена холодного чужого огня летит, сметая всех. От нее не защитит и живое железо.
Он, конечно, слышал истории о разрыв-цветах, которые распускаются над полем, окрашивая небо в лиловый цвет безумия. О водяных окнах, что вдруг раскрываются на твердой и вроде бы надежной земле. О болотной тлени с вечным ее голодом.
Это все было, но… отдельно от Крайта.
Полоса малинника остановила беглеца. И Крайт, резко подняв лошадку на дыбы, – да что с ним творится-то? – вертел головой.
– Здесь… скоро… туда надо… надо туда…
– Стоять! – рявкнул Виттар.
Крайт не услышал или сделал вид, что не слышит, ринулся в черноту леса. Виттар, мысленно пообещав себе, что лично за вожжи возьмется, направился следом.
Буковый лес. Немертвый.
Огромные деревья поднимаются к небу и, сплетаясь ветвями, держат друг друга. Их кора неестественного красного цвета, и кажется, что буки освежевали. Широкие листья – будто черепица, и под покровом буков темно. Редкие лучи света пронизывают темноту, словно стрелы, чтобы увязнуть в листве.
И лошади замедляют шаг.
Запахи размыты: лес не желает помогать чужакам. И след Крайта тает…
Люди Аргейма, не дожидаясь приказа, надевали броню.
Шелестели листья под ногами лошадей. Шелестели листья над головой. Шелестели крылья птицы, что скользила в плотной вязи ветвей. Виттар видел ее тень, но, сколь ни силился, не мог разглядеть саму птицу. В лесах альвов случалось и не такое…
Крайт, бестолковый щенок, во что ты ввязался?
– Стой! – Виттар спешился и, стащив куртку, бросил на седло. – Ждать. Занять оборону. Подготовить отход.
Предчувствие было мерзким, а после Раббарна, который в одночасье перестал существовать, когда водяной табун смел плотину, Виттар был склонен доверять своим предчувствием.
– Вы собираетесь…
Перекинуться.
От одежды Виттар избавлялся так быстро, как мог, стараясь не отвлекаться на птицу, подобравшуюся чересчур близко. Чудилось – вот-вот соскользнет с ветки, норовя когтями да по глазам ударить.
Живое железо рвануло, чувствуя свободу. Волна знакомого жара прокатилась по телу, изменяя. Колыхнулась, рискуя осыпаться, сеть, но Виттар удержал-таки.
А возвращаться придется на четырех ногах, второго оборота сеть не выдержит.
