— Э, нет, — за Редькина ответил Хвостов, — тама камеры натыканы и охрана. Да и в сейфах все хранится, тута медвежатник нужен, а не наш Серега.
После допроса следователь определил Хвостова в камеру, как рецидивиста, а Редькина отпустил под подписку о невыезде. Тот, спотыкаясь и хныча, спустился с лестницы, утирая нос рукавом потрепанного пиджака, и ушёл в сторону музея.
— Пропадёт ведь, — сокрушалась мышь, но Матузков погрозил ей пальцем, как бы намекая, что воровать не разрешается никому.
Борода молчал, словно его и не было в кабинете. Когда все успокоились, и наступила долгожданная тишина обеденного перерыва, изрек:
— Порченный этот Редькин. Надо искать, кто на него навёл эту порчу.
— Почем знаешь, голубь сизокрылый? — хрустя сушкой, спросила Степанида.
— Облако вокруг него тёмное. Такое бывает только от порчи.
Насытившись, Степанида забралась в карман кителя Матузкова и загрустила. Она сгрызла одну из украденных Редькиной сушек, и чувствовала себя причастной к преступлению. Робко высунув нос, она сыто икнула: «Что такое группа лиц по предварительному сговору?».
Матузков вздохнул. Домовой, прочитавший по складам уголовный кодекс до третьей страницы, хмыкнул со знанием дела.
— Лица, совершившие преступления, равны перед законом и подлежат уголовной ответственности независимо от пола, расы, национальности, языка и так далее, — процитировал наизусть домовой и для убедительности гулко приложился ладонью к сейфу.
— Лица… Согласна. А морды?
— Уж не себя ли ты имеешь в виду, мелкая лейтенантка? — догадался Матузков и щербато улыбнулся.
Мышь вылезла из кармана, уселась перед следователем и стряхнула крошки с усишек.
— Я съела ворованную сушку. И тем самым вроде как содействовала беззаконию.
Домовой захохотал, хлопая себя широкими ладонями по коленкам. Он приговаривал что-то о всем и каждому известном воровстве мышей, спел частушку про мышку-плутишку. Но Степанида помалкивала и даже не оборачивалась. На провокации домового она привыкла не реагировать.
— Не усложняй, Степанида, — ответил ей Матузков, — съела сушку и на здоровье. Ты же ее не крала. И наказание за обед пока не предусмотрено. А с Редькиным действительно надо что-то делать. Эдак он скатится до бандитизма. Ведь лицо его уже стало превращаться в морду.
— Я думаю, что во всем виновата любовь, —изрек домовой Борода, прекратив свое издевательское хихиканье, — я заметил, что у этого проходимца над головой есть неприятный темный ареол. Не густой, не однородный.
— И что это значит? — спросила мышь.
— Так выглядит проклятье. Несильная или неумелая ведьма прокляла.
— Надо выяснить, кто это сделал, — согласился Матузков, с ходу согласившись с домовым.
* * *
Участковый Букин пришел в кабинет по первому приглашению. Он очень ценил Матузкова и всегда был рад ему помочь, только не одобрял слишком мягкий подход к преступникам.
— И как вам удается с этими отщепенцами общества ладить? — спросил он следователя, косясь на мышь, сидевшую на подоконнике.
Мышь приняла на свой счет и фыркнула чересчур громко.
— Люди не виноваты, что их не воспитывали, не любили и не жалели, — ответил следователь, — надо это понимать…
— И учитывать в работе с девиантными личностями, внедряя гуманизм в права человека— радостно подхватил Букин.
Домовой хрюкнул, оставаясь невидимым.
Матузков знал, что участковый Букин вырос в микрорайоне «Калачи», и потому знает всех проходимцев детства. Это сильно упрощало расследование, ведь источник проклятья надо было искать в ближнем кругу несчастного Редькина.
— Я ни в какую чертовщину не верю, — сразу сообщил Букин и скуксился.
В его глазах читалось: «Неужели Матузков мог поверить в то, что причина преступного поведения Редькина лежит в потусторонней плоскости? А ведь я так уважал его диалектический метод расследования!» Однако так излагать свои мысли Букин не мог, а потому добавил на понятном ему казенном языке рапортов:
— Совершение Редькиным нескольких невзаимосвязанных деяний можно объяснить его нежеланием трудоустроиться и найти постоянный источник дохода, а также ссорой с супругой Алевтиной.
— А почему Редькин с женой поссорился? Амурные дела на стороне?— уточнил Матузков. Мышь навострила уши.
— Так точно, — кивнул Букин, — вступил в любовную связь с директором ООО «Шкафы и тумбочки на заказ» Ираидой Максимовной Буздяковой, у которой был оформлен в качестве бухгалтера на четверть ставки. В результате которого в семье Редькина стали происходит ссоры, переходящие в скандалы и причинение побоев Редькину с обоих сторон.
— Почему Редькину? — вскинул брови Матузков.
— Имея более хрупкое телосложение. Алевтина обладает типом фигуры избыточного питания, а Ираида — умеренного питания.
Мышь посмотрелась в осколок зеркала. Эпитет «умеренного питания» ей нравился, и она уже примеряла его на себя.
Доложив обстановку, Букин ушел, а следственная группа из Матузкова, домового и мышки стала размышлять и строить версии.
Рассказ Букина о несчастном положении худосочного Редькина, заплутавшего в чувствах к двум толстушкам, тронул Матузкова и Бороду. Степанида, которая не могла выбрать, кому ей сочувствовать — Алевтине или Ираиде, щипала себя за усы. Редькина ей было не жалко.
— Алевтина располнела и утратила привлекательность для мужа. Ничего удивительного. А Ираида заметила, что Редькин одинок и печален. Вот тут-то она и склонила его на измену, — медленно рассуждала она.
— Коварная женщина, она и порчу навела, — подытожил Борода.
— Почему? — удивился Матузков.
— А зачем родной жене порчу наводить? Она приворот будет делать, а не отворот.
— Едем к Ираиде, — скомандовал Матузков.
ООО «Шкафы и тумбочки на заказ» располагался на углу двух улиц. Улица Центральная была застроена красивыми старинными домами с богатой резной отделкой наличников и деревянными крылечками сбоку. Из палисадников выглядывала сирень и жимолость, а у окон красовались липы. Вторая улица, носившая менее помпезное название Колхозная, состояла сплошь из хозяйственных магазинов, складов и поросла лопухами. Левый бок и фасад конторы, которой заведовала Ираида Максимовна, был обит новомодными пластиковыми панелями, а правый давно не белили.
— Двуличная женщина, — шепнул домовой на ухо Матузкову.
Следователь припарковался на грязной обочине Колхозной улицы и зашел в контору без стука. Ираида Максимовна сидела в своем кабинете. Секретаря в приемной у неё не было. Синий мундир Матузкова она окинула неприветливым взглядом.
— Добрый день, гражданка Буздякова, — поприветствовал ее Матузуков, снимая форменную фуражку.
— Кому добрый, а кому и не очень, — процедила она.
Мышь выглянула из кармана кителя. Буздякова ей сразу не понравилась. Полная грудь под трикотажной кофточкой, три ряда крупных золотых цепочек с многочисленными кулонами, высокая прическа из крашеных рыжих волос. «Аферистка», — шепнула мышь.
Хищный образ директора дополняли массивные серьги, сверкавшие темными камнями. Густо намазанные помадой губы Буздякова выпячивала при каждом слове. Мышь занервничала, видя, как Матузков теряет запал бодрости.
— Опять с проверкой пришли? Как же выживать малому бизнесу? —всхлипнула Буздякова.
— Нет, пришли выяснить, где можно найти вашего бухгалтера Редькина, — успокоил ее Матузков и сел на стул напротив.
Буздякова вскинула нарисованные дугой брови и шмыгнула носом. Судя по всему, ни ей, ни ООО «Шкафы и тумбочки на заказ» ничего не угрожало. Её настроение сменилось, как у опытной актрисы. Буздякова улыбнулась и всмотрелась в круглые глаза Матузкова, опушенные рыжими ресницами. Потом её взгляд скользнул на капитанские погоны, а потом на топорщащийся карман кителя. Мышь предусмотрительно затихла. Взгляд Буздяковой проследовал дальше на толстые пальцы следователя, смущенно сжимавшие форменную фуражку и на его колени в сморщенных брюках с красными лампасами. Матузков кашлянул. Буздякова улыбнулась и запоздало ответила:
