- Петя принес фотографии с приема. Хочешь взглянуть?
- Валяй. - Капа протопал в швабровку как к себе домой. - Осторожно, горячий! - заставил чемпиона посторониться и водрузил чайник на стол. - Решила прибраться?
- Съезжаю. Вот, манатки собираю.
- Ну, и добра у тебя, - присвистнул сосед, оглядывая беспорядок. - Барахольщица. Чаю хотите?
- С удовольствием, - кивнула я.
- Спасибо, но мне некогда. Опаздываю на тренировку, - сказал воспитанный спортсмен. - До свидания, Эва.
- До свидания, Петя. Спасибо за фотографии.
И парень, бросив на меня отчаянно-многозначительный взгляд, ушел.
- Не знал, что он высокий, - Капа ткнул пальцем в премьер-министра с фотографии. - Метра два или около того.
- Наверное, - ответила я машинально. От облегчения, что сосед нагрянул вовремя, чуть не бросилась к нему на шею со словами благодарности. - А где Сима?
- Они с Афкой в кино ушли. Погоди, сейчас кружки принесу.
Пока Капа организовывал чай с сахарной плиткой, я в задумчивости покачивалась на кровати. После разговора с чемпионом остался осадок. Неприятный, липкий. Не знаю, почему. Может, потому что Мэл предрекал, что ко мне повалят за помощью? И, к полнейшей неожиданности, в числе первых оказался Петя. Его просьба обрушилась как снег на голову. Парень искренне считал, что для меня плевое дело - замолвить словечко перед родителем или начальником дэпов*. И воспринял бы отказ в помощи как гордыню и зазнайство. А ведь Мэл предупреждал об издержках популярности.
Кстати, надо бы позвонить ему и рассказать об успехах в швабровке.
Выслушав краткий рассказ, Мэл сухо обронил:
- Уже еду. Жди, Папена.
Абзац. Предстоит трудный воспитательный вечер.
Воспитатель примчался в швабровку в разгар чаепития, и ему достался стакан с ароматным напитком и куском сахарной плитки. Мэл и виду не подал, что напряжен, но я знала - мне воздастся за безалаберность.
И мне воздалось. Распрощавшись с Капой, мы отправились наверх. Мэл нес тяжелую коробку, а я - легкую и полупустую.
- А теперь ты четко и подробно объяснишь, зачем Рябушкин заявился в общагу, - сказал Мэл, устраиваясь в кресле, и заставил сесть к нему на колени.
Я объяснила. О фотографиях, о просьбе Пети, о моем затруднении и о неожиданно выручившем соседе. Правда, умолчала о попытках чемпиона изобразить сожаление неудавшимися отношениями и о щекотливом эпизоде с библиотечным справочником. Мэл слушал, поглаживая по спине, и его молчание пугало.
- Ты проштрафилась, Папена, - заговорил, наконец. - Во-первых, нарушила инструкцию. "Никому не открывать".
- Я хотела позвонить тебе и предупредить! Петя проходил мимо и предложил занести фотографии. Это преступление?
- И его "проходил мимо" вылилось в конкретную просьбу. До сих пор думаешь, что он пришел случайно?
Я потупилась. Мэл прав. Снимки с приема стали поводом.
- Удивляет совпадение. Рябушкин проходил мимо, когда я уехал из общаги, - задумался Мэл. - Надо же так пролететь. Рано сбросил его со счетов...
- Кто кого бросил? - не разобрала я бормотанье.
- Никто. Думаю, зачем Рябушкину срочно понадобился чистый лист в личном деле.
- Кстати, нашёл источник скрипа?
- Нашел. Не увиливай от темы. Открыв Рябушкину, ты подвергла свою жизнь опасности.
- Петя не такой! - возмутилась я. - Он не поступит подло.
- Какой "такой"?- усмехнулся Мэл. - Люди меняются. Их меняют обстоятельства. Заставляют прогибаться.
- Не верю!
- Во-вторых, вы разговаривали с Рябушкиным за закрытой дверью. Наедине, - продолжил Мэл.
- Неужели ты... - захолонуло меня возмущение. - К-как ты мог подумать?!
- У Рябушкина мог быть диктофон. Или жучок. Он мог инсценировать что угодно, а потом передал бы видеозапись заинтересованным лицам.
Я вознегодовала. Обвинения Мэла - абсурдные и беспочвенные. Петина прямолинейность никуда не делась, несмотря на смену имиджа. Чемпион пришел и, как умел, попросил замолвить на него слово. Он придумал повод с фотографиями не для того, чтобы снять меня на видео в домашних условиях и продать запись журналистам.
- Ты не поняла, - повторил Мэл. - Речь не о конкретном Рябушкине. Он пришел без жучка, потому что разговор был щекотливым. Речь идет о любом другом человеке, который решил бы заработать. А ты, наивная и доверчивая, провалила экзамен.
- Ну, знаешь! - дернулась я, порываясь встать, но он не позволил. - Значит, и Капа разгуливает с жучком по общежитию?
- Чеманцев не разгуливает, - сказал жестко. - Но за чаек вдвоем ответит.
- Мы пили чай - и больше ничего!
- Папена, - перебросил он мою прядку за плечо. - Ты провинилась по самое не хочу. По уши. Тебе придется постараться, чтобы я передумал и оставил Чеманцева живым и относительно здоровым. Однажды вы уже пили чай - и больше ничего. А проснулись в одной кровати.
- Это вышло случайно, - пробормотала я, сконфузившись. И градусы были покрепче.
- И на будущее. На просьбы о помощи отвечай, что теперь я принимаю решения за тебя, - продолжал воспитывать Мэл.
Представив огромную очередь просителей, растянувшуюся от общежития до ворот института, я ужаснулась.
- Ты прав. Наверное, это выход.
- С Рябушкиным я поговорю. Объясню, как устроен мир. Пообщаемся по-мужски. Не бойся, не покалечу, - усмехнулся он. - Он должен был обратиться ко мне, а подставил тебя. Надеюсь, не от трусости, а от незнания.
- Почему важно, чтобы в личном деле не было приводов?
- Потому что каждый привод снижает вероятность устройства на хорошо оплачиваемую работу. Чем больше арестов, тем неблагонадежнее человек. Ему не доверяют и опасаются. В конце концов, на высоких должностях в досье недопустимы отметки об арестах.
- А у тебя были приводы? - прижалась я к Мэлу, забыв о его недавней ершистости.
- Плохого же ты мнения обо мне, - проворчал он.
Мэл категорически порвал фотографии с приема и вдобавок подпалил их igni candi*. От спонтанного костерка потянулся вонючий дымок. Я поспешно затворила дверь в комнату и открыла на кухне окно для проветривания.
- Обязательно жечь? Почему бы просто не выбросить?
- Потому что, - ответил Мэл. Закрутил пальцами воздушный смерчик и направил к окну, чтобы вместе с aireа candi* вытянулись на улицу остатки неприятного запаха. - У меня уже изжога на Рябушкина. Не усугубляй.
Я извлекла часть вещей из коробок.
Мэл глянул мельком на плафон, и его равнодушие кольнуло обидой. Ну, и пусть ему не нравятся вырезанные фигурки. Главное, что нравятся мне.
Рулончик с карандашным портретом, дожидаясь подходящей рамки, занял место в тумбочке. По сравнению с калекой, оставшейся в швабровке, красавица с четвертого этажа не кособочилась и плотно закрывалась, а внутри имелись в достаточном количестве полки и ящики.
После того, как в будущем Капы на неопределенный срок засияло солнце, и отступила угроза членовредительства, Мэл лениво поинтересовался:
- Представь, что у тебя появилась возможность убрать отметку о приводе из личного дела Рябушкина. Ты помогла бы?
- Не знаю, - растерялась я. - Дай подумать.
Я думала, думала. Чуть мозги не вывихнула. Странная штука совесть. В ответственный момент маленькую шестеренку намертво заклинивает, и выясняется, что сложный механизм проще выбросить, заменив новым, нежели чинить долго и безнадежно.
