Проректриса поднялась из кресла и подошла к окну, отвернувшись от сборища.
- Почему вы решили, что виновник кражи скоро объявится? - поинтересовался Михаслав Алехандрович.
- Мало похитить уникальный артефакт. Нужно миновать стража при входе, иначе затея окажется пустой. Потерпите. Осталось немного, - успокоил Альрик. Ах да, его слух позволяет услышать сенсацию за пару-тройку километров.
В приемной послышался шум. Дверь распахнулась, и парочка дюжих мужчин заволокла в кабинет... Петю Рябушкина!
Я узнала вошедших. Мужчины работали в хозслужбе и чистили зимой дорожки у института.
Щеки Пети украсила неестественная бледность, ноги заплетались.
Следом ввалились еще двое мужчин. Один из них передал Альрику что-то, завернутое в тряпицу.
Надо сказать, кроме Альрика со своих мест повскакали все присутствующие. Даже я.
Петя Рябушкин! Он приходил в общежитие и видел справочники. Чемпион вообразил, что коли я без проблем выношу библиотечные книжки из института, то и он сможет беспрепятственно вынести артефакт. Петя и подумать не мог, что дело вовсе не в болезном Монтеморте, а во мне, внушившей стражу витание в облаках и тоску о воле, которой пес был лишен всю сознательную собачью жизнь.
- Вы свободны, - бросила отрывисто проректриса работникам хозслужбы. - Ждите в приемной. И вызовите Клариссу Марковну для оказания первой медпомощи.
Оказывается, у Пети порвалась штанина, и на ноге запеклась кровь.
Меня замутило.
- На, выпей. - Мэл усадил меня на стул и сунул стакан с водой.
- Спасибо, - ноги не держали, зубы стучали по стеклу.
Петя Рябушкин... Кто бы мог подумать? Вернее, я бы додумалась, но мне не дали времени. Трепались беспрерывно о том, о сем... О всяких золотых рыбках, и о том, что я воздействую на людей, пробуждая в них нехорошие стороны.
- Сволота, - заключил тихо Мэл, усаживаясь рядом. - Лучше?
- Я тебя тоже заставила? - схватила его за руку.
- Ты о чем? - удивился он.
- О том, что мы вместе. Ты не хотел, а я заставила. Внушила. И ашшавару* тоже внушила.
- Эвка, ты же в коме была, - объяснил он, словно перед ним сидела тяжелобольная аутизмом.
- Ну и что? Лежала и внушала: отдай свою жизнь.
- Всё, кончай истерить, - поднялся Мэл. - Лично я не верю в сказочки с желаниями. Пойду-ка лучше потрясу чемпиончика за шкирку.
А Петю и без него потрясли. Вернее, Петя сотрясся сам. И да, он признался во всем. После того, как не менее потрясенная Морковка обработала раны от зубов Монтеморта, вколола экстразаживляющие препараты и забинтовала пострадавшую конечность парня.
Сошлось всё. Петя, заметив библиотечные справочники в швабровке, мгновенно сопоставил, сделал выводы и придумал план. Прихватил с подоконника резинку для волос, вспомнив, что видел, как она стягивала мой куцый хвостик. Удача бежала за чемпионом вприпрыжку. Выяснилось, что Стопятнадцатый собирался отсутствовать сегодня весь день. О том, что зеркало правдивости хранится в кабинете Генриха Генриховича, знал весь институт. Петя рассчитывал, что следы успеют выветриться, и ясновидение не поможет в расследовании. Парню немыслимо повезло, что в последнее время декан факультета нематериалки забывал об охранных заклинаниях-ловушках. А отмычки Петя изготовил в кузне. Кража состоялась вечером, незадолго до закрытия института, и артефакт пролежал ночью в раздевалке спортивной секции, потому как великий взломщик в последний момент испугался.
Парень удивился тому, что присутствующих не сотрясла новость о библиотечных книжках, вынесенных мной из альма-матер.
- Прости, Эва, - покаялся он, заикаясь. - Не знаю, что на меня нашло. И ведь не хотел, а увидел - и перемкнуло в голове. Прости.
Деканы переглянулись с пониманием. Ну, конечно, теперь любое преступление можно оправдать так: "Ах, в голове перемкнуло", а виновата в замыкании клемм Папена, прошедшая по коридору не в то время и не в том месте.
- Я бы понял, если бы ты просто стырил, но ведь ты подставил её, гад, - прошипел Мэл, и деканы, сгрудившиеся возле парня, вежливо оттолкали его в сторону.
- Понимаю, - промямлил побелевший как бумага Петя. - Признаюсь.
Да, знатно он перетрухал.
- Как же так, Рябушкин? - утер пот со лба Миарон Евгеньевич. Оно и понятно, распереживался человек. Чемпион по легкой атлетике, ведущий кузнец, проектировщик подземных судов, гордость курса - и влип в пренеприятнейшую историю. Украл, подставил невинного человека и попался.
- Не знаю. Мне пришло в голову, что Монька... Монтеморт стал рекламной афишкой, - выдавил Петя. - Позирует впустую. Лежит, сопит и не чует.
- Но в начале года страж задержал охранника с деньгами из кассы, - заметил воодушевившийся Стопятнадцатый. Как ни странно, его обрадовало, что виновником кражи оказалась не я, а другой человек. Словно бы Генрих Генрихович сбросил груз вины за то, что возвел на меня напраслину.
Стопятнацатый сказал, и деканы снова переглянулись, а затем посмотрели в мою сторону. Ну да, я как раз пробегала мимо и получила несколько висоров в качестве аванса за трудоустройство в архив. Заодно нашептала охраннику, что хватит бездействовать.
- Так то ж было в январе, - промямлил Петя. Осознание содеянного грозило обвалить его рассудок. - А в апреле Монька почти сдох. То есть я решил, что он того... болен.
- Капздец тебе, спортсмен, - пробился к несчастному парню Мэл, потирая кулак, но Стопятнадцатый опять оттеснил его в сторону.
- Почему вы решились? - спросила проректриса, кивнув на зеркало. Артефакт извлекли из тряпицы и поставили на столе. - Зачем?
- Деньги... - Петя еле ворочал языком, наливаясь краснотой. - Хотел продать...
О ужас! - закрыл он лицо руками.
Я воочию видела, как мечутся мысли в его голове. Что будет с родителями, когда они узнают? Отчислят из института - стыд и позор. Привлекут первый отдел, начнется следствие, суд, приговор. А дочка второго замминистра финансов? Ведь всё задумывалось ради того, чтобы закрепиться наверху и стать кем-то значимым вместо домашнего мальчика в шапке с помпоном-какашкой.
Эх, зря во мне тренировали шестое чувство. Простодушный Петя был как на ладони.
После того, как парня вывели из кабинета и велели ждать в приемной, собрался спонтанный консилиум. Решали судьбу чемпиона.
Мэл уперся и ни в какую не соглашался на полюбовное разрешение инцидента. Только огласка, чтобы впредь неповадно было.
- Сколько можно? Травят, нападают, подставляют, - возмущался он. - Вижу выход в том, чтобы бороться активными методами.
Альрик посмотрел на него снисходительно, мол, кто виноват в том, что травят, нападают и т.д.? Пострадавшая сторона как раз виновата в том, что её травят, нападают и т.д. Не фиг ходить и растравлять в людях тщательно гасимые желания. Вот, к примеру, Ромашка сдерживался из последних сил, а не утерпел и накапал яду в бокал.
Деканы и проректриса как люди, умудренные опытом, вели себя не столь категорично.
- Надо проявить осмотрительность, - сказал Михаслав Алехандрович.
А Миарон Евгеньевич молчал, пришибленный новостью о чемпионе-воре.
Консилиум заседал, и я, скучая, придвинула к себе легендарный артефакт, из-за которого разгорелся сыр-бор. Надо же, зеркало правдивости, - оглядела его со всех сторон. Обычное дамское, овальное, на подставке. Везет мне, однако, на артефакты.
Попробовать, что ли, заглянуть, как Стопятнадцатый? Что за невидаль в нем скрывается? Надеюсь, не очередное пророчество.
Первым в поле зрения попался мой любимый декан. В отражении он глядел на меня задумчиво, даже печально, и я бы сказала, с отеческой заботой. И вдруг я увидела, что он одинок. Что к зрелому возрасту, неуклонно скатывающемуся к той поре, когда его назовут преклонным, Генрих Генрихович неожиданно осознал, что рядом никого нет. Что грустно возвращаться домой в пустую квартиру, что наука больше не радует, что счастье девочки-подшефной ослепляет ярче солнца, заставляя пробуждаться зависть, которую он подавляет изо всех сил.
