Вон его из головы! Никому не дам поганить мое будущее.
— Едем или как? — вскочила я с места.
— Едем, конечно, — согласилась Аффа. — Для начала закажи такси, а мы подождем.
Пришлось сесть и отвернуться от разновозрастной парочки, однако девчонки продолжили мусолить тему, тренируя висоратские способности.
— Циничная ты, — сказала соседка Виве. — У тебя вечно женщины получаются виноватыми, а мужики — тупыми баранами на заклание. Я думаю, что рыбак — он. Они еще не близки, и, вообще, её ухажер — маньяк-людоед, которого безуспешно разыскивают много лет.
Стилистка фыркнула:
— Прокол. Маньяки стараются не оставлять следов и используют случайные непродолжительные знакомства. Посмотри на их руки. Девчонка показывает, что доверяет ему. Она пускает пыль в глаза, потому как задумала что-то.
— Потому что сама — серийная убийца! — выдвинула предположение Аффа, и доморощенные сыщицы захихикали. — Почему не хочешь признать, что между ними есть чувство?
— Какое? — усмехнулась Вива. — Любовь, что ли?
— А хотя бы. Или, на худой конец, влюбленность! — ответила с вызовом соседка.
— Ха! Не смеши меня. Любовь и влюбленность придумали эгоисты.
— Разве это разные понятия? — поддержала я разговор, поглядывая мельком на воркующую парочку. Дяденька-маньяк смотрелся лучше, чем дяденька-преподаватель.
— Конечно, разные, — заверила Аффа. — Влюбленность слепа. Она не замечает недостатков и идеализирует возлюбленного. Любовь же зряча. Она видит недостатки любимого и любит каждый из них.
Ну, и удивила меня соседка! Я не подозревала, что она бывает романтичной и может разглагольствовать возвышенно.
— Чухня, — возразила прагматичная Вива. — Любви как таковой нет, есть привязанность и уважение. А страсть зачастую путают с влюбленностью, хотя в основе взаимоотношений полов обычная физиология. Прежде всего, мы — животные, вскарабкавшиеся на вершину эволюции. Половозрелые особи ищут пару, основываясь на инстинктах, и выбирают сильного, успешного и смазливого, чтобы потомство получилось крепким и здоровым. Затертые неудачники и тряпки никому не нужны. Вот ты, Эва, обращаешь внимание на хлюпиков и неуверенных образин?
Я растерялась.
— Ну… обращаю, — вспомнила о Радике как о худосочном хилом юноше. Чем не пример моей исключительности из мира животных? Вышла хорошая искренняя дружба между разнополыми особями, и мне плевать на внешность парнишки с высокого балкона.
— Я говорю о внимании другого рода. Когда ты смотришь на незнакомого парня, а внутри так и подмывает принять стойку, облизываясь, и уши против воли встают торчком. А потом еще неделю вспоминаешь случайную встречу.
Я примерила на себя слова стилистки. Парни водились везде, где мне довелось учиться, и встречались среди них такие, при взгляде на которых меня охватывали ощущения, описанные Вивой: учащение пульса, жар щек, волнение. Затем следовали многозначительные улыбки, легкий флирт — в том случае, если намечался взаимный интерес. Но на возможное развитие взаимоотношений с противоположным полом давили страх разоблачения и чувство вины из-за того, что чужое место занято мной не по праву. И, честно говоря, парни не особо обращали на меня внимание. Они выбирали ярких и популярных девчонок.
Вот взять хотя бы Мэла. Он из породы успешных самцов, о которых упомянула стилистка. И сейчас, вспомнив первую встречу с парнем, я с неудовольствием признала, что незнакомец, разбудивший храпящего Монтеморта, мгновенно попал в группу доминирующих особей, как шар, пущенный торпедой в лузу. Почему же я не пала к его ногам во второй же день пребывания в институте? Потому что осторожность и привычка не доверять людям перевесили человеческие, ой, точнее, животные инстинкты. Но смеется тот, кто смеется последним. Животные инстинкты не дремали и умудрились вырваться наружу; неизбежное свершилось, и бастионы сдались, пооборонявшись малость для приличия. Меня все равно прибило к Мэлу и расплющило, словно хлипкую лодку о крутые скалы.
Почему я не испытываю влечения к Пете или к Дегонскому? Или к Макесу или Дэну?
Хотя Макес — симпатичный парень. И пусть у него кредо: новый день — новая подружка, — он мне нравится. Или Тёма — возможный претендент на "близкое" общение в закутке, показанном в пророчестве. Правда, парень не знает об оказанной чести и еще неизвестно, обрадуется ли, но при мысли о нашем уединении у меня мгновенно проявились симптомы, приведенные стилисткой.
Моментально созревшая фантазия "Тёма+Эва" стала апофеозом легкомысленности. Я ужаснулась. Чем оправдать мое непостоянство: кокетством и ветреностью, заложенными природой в каждой женщине, или проснувшейся животной сутью? Что я за существо?
Получается, при поиске своей половинки опираюсь на гормоны, а не на богатый внутренний мир, и не отличаюсь от "мух", роящихся вокруг заметных и успешных парней. И Мэл, и Макес — мужские особи, привыкшие главенствовать, и их характеры сформировались в той среде, где родились парни. А им повезло родиться в известных семьях, славных висоратскими традициями. Но ведь Тёма, появившийся на свет в простой семье невидящих, тоже силен духом и пригож лицом. Значит, дело не в происхождении, а правильности заключения Вивы: каждая самка ищет самца, способного содержать её и потомство. Сильного, наглого, пробивного. Того, кто закроет спиной от опасности или с диким ревом заколотит себя в грудь ревнивым собственником.
Стилистка оказалась права и в другом. В общей массе студентов учились тощие, очкастые, несуразные, прыщавые, ушастые и неуверенные в себе ребята, которых я совсем не замечала. А ведь у них тоже есть мечты, увлечения, и наверняка с ними можно провести время, интересно и весело. В частности, в эту категорию попадает Петя. И ведь положительный товарищ — спортсмен, без пяти минут отличник, трудолюбивый, воспитанный, культурный, внимательный сын и заботливый брат, но почему-то… сердце не пускается в безумный бег при мысли о нем. Если однажды чемпион скажет: "Знаешь, Эва, я познакомился с другой девушкой. Прости, но нам нужно расстаться", то я пожелаю счастья и обниму с сестринской нежностью на прощание. Почему?
Скажи мне то же самое Мэл… не знаю, что я сделала бы… Вцепилась в волосы сопернице… волочилась бы за парнем, унижаясь и умоляя вернуться… убивалась по порушенным отношениям… может быть, пыталась резать вены или прыгнула с крыши. Словом, что бы я ни предприняла, моя личность будет саморазрушаться, разъедаемая дикой ревностью и лютой ненавистью к той, другой.
— Эвка! — воскликнула соседка, прервав понос размышлений. — Да ты, похоже, втюрилась.
Я испуганно замотала головой.
— Мне не до любовей, — попробовала отвертеться.
— Не отпирайся, на лице написано. Погоди-ка! — посмотрела на меня подозрительно Аффа. — Уж не в этого своего?
— Ни в кого, — поспешила я ответить, хотя мы обе поняли, что говорим об одном и том же человеке.
— Втюривания нет, — заключила стилистка. — Есть инстинкт размножения и обострение хочи. Надеюсь, взаимное?
Аффа посмотрела на меня как на врага народа, а я, ощущая, как жар предательски заливает щеки, пробормотала:
— Какая хоча? Сессия и прием — вот и всё меню.
Возвращались мы обратно на такси и всю дорогу молчали. Меня разморило — от обилия впечатлений, от вкусного перекуса, от пакетов, заваливших салон, и даже приличная порция размышлений о слабостях к сильному полу и вывод Аффы о моем сердечном заболевании успели истереться, пока машина катила по городу.
Расплатившись, мы вылезли на пустой стоянке перед институтом и, нагруженные пакетами, побрели в общежитие с чувством выполненного долга. Я шествовала позади девчонок и, проходя мимо каменных изваяний, важно кивала, приветствуя крылатых, и мне казалось, они тоже светски кивают в ответ. Если бы ангелы носили шляпы, то обязательно приподняли бы их как настоящие джентльмены.
Мелкая снежная пыль сыпалась с небес, вторя умиротворенному состоянию и усыпляя, но состояние расслабленности длилось ровно до тех пор, пока в меня не прилетел снежок.
