Если же счесть за реальность, и я действительно каким-то непонятным образом переместился сюда в качестве несчастного случая либо чьего-то творческого или магического эксперимента, то чем объяснить отдельные анахронизмы, встречающиеся в беседах с местными жителями? Все, что я до сих пор видел, явно указывает, что здесь не позже, чем век телег и конных рыцарей… ну, может, чуток попозже… Тем не менее, Лем грозится продать Серота на стройку автогеном, крестьянин упоминает рандомизацию, хотя откуда ему знать статистическую терминологию. Над всеми довлеет некий странный бзик, согласно которому определенные вещи можно узнать только слепому случаю благодаря, а единожды ступивши на дорогу, с нее уже невозможно свернуть, пока не достигнешь места назначения либо не отдашь концы в одной из неизбежных встреч с местными достопримечательностями, чреватыми фатальными последствиями. Чего стоит только постоянное трепетное упоминание злобно-жестоких колдунов фрагов и ярых фанатиков неизвестно какой религии тбпистов, всех как один обладающих сдвигом по фазе очередного характера, — и не менее постоянное упоминание о неизбежности встречи с ними. Впрочем, сдвигом здесь, как я понимаю, не обладают только сумасшедшие. И еще почему… хм… за время путешествия я встретил только одну девушку — все остальные представители местных жителей «мужеска пола», если не считать виденную мельком белую кошечку и кобылицу Жули? Эти-то вещи поддаются разумному объяснению с точки зрения действительно существующего мира?
Где ж я на самом деле, а?!
— Ап… Тьфу! — Я пожевал и выплюнул муху, сдуру залетевшую мне в пасть. Ну, что бы там ни было, где б я ни находился на самом деле, панихиду по ней служить не буду. Неча сдуру лезть, куда не звали…
Мы с Жулей ехали по дороге, плавно, но неуклонно сворачивавшей к горам, угрожающе нависающим над нами. Постепенно впереди в сплошном нагромождении скал, частью уродливо поврежденных неизвестно чем, валунов и отдельных кучек битого камня, становящихся все крупнее по мере продвижения, наметилась узкая вертикальная полоска неба. Судя по всему, дорога вела именно в эту полоску.
— Шутеп-Шуй, — указала Жуля на нее.
— Я догадался, спасибо.
Полоска стала шире, потом я понял, что это довольно широкий проход; по крайней мере, отсюда он казался чуть ли не Бродвеем… А кстати, что такое Бродвей?
— Махна-Шуй в среднем имеет высоту более шести тысяч шагов, — сообщила Жуля. — Шутеп-Шуй — самое низкое место, здесь не более трех тысяч. Когда-то давно тут взорвался вулкан, причем взорвался основательно. Вокруг все на многие дни пути оставалось безжизненным долгие годы. Потом природа взяла свое, а на месте бывшего вулкана проложили путь через горы.
Я с уважением глянул на окрестности. Никаких следов катастрофы не заметно, если не считать некоторых следов на самых недоступных природе участках гор; теперь понятно, что некоторые из крупных скал изувечены тем катаклизмом.
Чем ближе подбирались мы к горам, тем более внушительным становился колоссальный хребет, протянувшийся поперек пути на многие дни пути; видимо, уже отсюда не меньше, чем на неделю, коль скоро длинный путь к Райа занимал двадцать ден. Хотя… Возможно, там имеется быть другой перевал, пониже.
Каким образом возник здесь хребет, словно прыщ на ровном месте, непонятно. Да еще и вулканический — здесь, где долгие дни пути не было никаких признаков перехода к гористой местности. Наверное, сей странный факт следует отнести к еще одному из непонятных казусов мира.
Дорога постепенно становилась уже, тоньше, круче, пока вовсе не превратилась в тропку, круто поднимавшуюся куда-то наверх, вдаль, в недра ущелья; несмотря на то, что подниматься предстояло намного меньше, чем если бы перевала не было, тем не менее и это оказалось очень высоко. Лошади уже с некоторым трудом преодолевали резкие повороты тропки, изобилующие ступенчатыми переходами, порой весьма высокими. Даже Пахтан стал недовольно коситься на меня: дескать, почему это ты, человече, сидишь на мне? слезай-ка, да иди своими топталами самостоятельно! что я тебе, лошадь, что ли? Настал момент, когда действительно пришлось спуститься на землю и вести своенравных животных в поводу.
Понемногу холодало. Устроили краткий привал; я достал из сумки теплую одежду на двоих, один комплект передал Жуле. Наверное, не стоит беспокоиться о том, как свитера попали сюда; я уже давно перестал удивляться, что нужные вещи в нужное время оказываются под рукой. В конце концов, это ведь мой собственный бред. По крайней мере, надеюсь, что бред…
Сзади с такой высоты открывался замечательный вид. Совсем рядом расположилась небольшая деревушка — Куз-Кубады, почти всюду вокруг, где раньше, где позже, начинался необозримый лес. Однако прямо по курсу он внезапно прерывался, и зеленую колышущуюся массу оскверняла громадная плешь болот. Даже отсюда был виден нездоровый блеск застоявшейся воды; такое ощущение, что она маслянистая и густая, эта таинственная жижа. Я почувствовал облегчение от того, что не пришлось идти там, что положительно стало бы не самым приятным путешествием в моей жизни; даже здесь, с такого расстояния было отвратительно смотреть на неподвижную, и в то же время как бы медленно пульсирующую трясину…
— У нас вода кончается.
Звонкий голосок вывел меня из созерцательной медитации и вернул к реальности. Я еще раз глянул вдаль — мне показалось, или там действительно мелькнули башни Кахту? да нет, не должны бы, слишком далеко — и обратился к делам насущным.
— В чем дело? Две фляги были полными.
— Да, но та, что с водой, треснула.
А в другой что, не вода, что ли?
— Та, что с водой?
— В другой фляге самогон… Только не пей, — предостерегла Жуля. — Это пошлина для тбпистов. Кроме того, не хватало тут еще пьяных.
— Ну, раз пошлина, — пробормотал я, подавляя желание приложиться к горлышку. Нет, точно пора завязывать. Так, понимаешь, уже и алкоголиком стать недолго. — Отдохнула?
— Почти.
— Тогда пойдем дальше. Еще за полдень не перевалило.
— Ты что? За полдень ты только проснулся.
— Да? Ну тогда тем более вперед, наверстаем упущенное. Когда сядет солнце, сядем и мы.
Хм, неужели и вправду дело к вечеру? Почему-то я чувствовал себя неутомимым, бодрым и готовым ко всему.
Дальнейший подъем сопровождался все большим похолоданием, только я никак не мог понять, то ли действительно из-за высоты, то ли просто от того, что ночь близко. Когда солнце окончательно скрылось за лесом и горами где-то далеко на западе, Жуля совсем озябла, да и я начинал чувствовать себя неуютно. Пришла пора для костра.
Устроили привал. Пахтана я привязал к камню, а кобылицу по просьбе Жули отпустил погулять и попастись.
К нашей удаче, кустарники в этих гиблых горах росли в изобилии, следовательно, сушняка хватало. Сыроват был он, правда, но в конце концов зажегся. Неподалеку протекал маленький ручеек, тихий и чистый. Взяли воды.
Жуля побродила по окрестностям, насобирала какой-то травы, которая частью пошла на корм лошадям, частью — в котелок. Для чаю. Не ужинать же всухомятку. И так соленое мясо да хлеб с луком — небогатый стол. Однако, самый приемлемый в походных условиях.
Чаю сварили много — после солонины пить хочется часто. Ладно еще, камней вокруг много, есть куда ночью отойти.
— Завтра мы вступаем во владения тбпистов, — внезапно сказала Жуля после того, как в полном молчании закончился ужин, мы задумчиво глазели на загорающиеся звезды, и я отчаянно ломал голову над тем, как бы завязать разговор. Романтика, черт возьми…
— Да? — Я настоящий мастер говорить, особенно в таких случаях. Красноречию нет предела, лавина слов срывается и несется вперед, сметая все на своем пути, неумолимая и безжалостная.
— Да. Это очень опасные люди, но если быть осторожнее, можно обойти их стороной.
— Что-то мне говорил разбойник, — я попытался припомнить. — Что-то вроде того, что они якобы все невероятно болтливы, и, чтобы уцелеть, нужно уподобиться разговорчивой обезьяне.
— Верно. Но это в том случае, если мы попадемся.
— Не сомневайся. С моей удачей — непременно. Надо же, меня схватили разбойники, специально в кустах дожидался дракон, какие-то там фраги проделали недельное путешествие, только чтобы меня повидать. Думаешь, тбписты упустят такой шанс? Да ни за что на свете.
— Каркуша, — беззлобно отозвалась девушка. — Ну ладно. Если попадем к ним в руки, тогда и поговорим. Ох, поговорим…
Снова наступило неловкое молчание. И что это с мной, в самом деле? Ведь обычно я такой разговорчивый.
Я думал, думал, наконец придумал. Тему для разговора. Оказалось, напрасно. Когда я повернулся, чтобы завести беседу, Жуля уже сладко сопела носом, выводя затейливые рулады под аккомпанемент сверчка, совсем уж здесь неожиданного.
