– Да. Умру от расстройства! – бурчит тот и направляется к виднеющейся невдалеке вывеске с изображением танцующих сосиски и кувшина.
– Федя будет любить обоих. Не надо ссориться!
Иду следом, соображая, что именно сейчас стоит спеть, чтобы нас накормили. В неожиданную щедрость гоблина я не верю ни на йоту.
И правильно делаю, что не верю. Себе Федор набирает всего и сразу. А нам с Аидом достаются хлеб, черствый сыр и самое дешевое пиво. Но, кажется, этот ушастый и впрямь верит, что мы должны быть счастливы. Еще и сапог ни на секунду не отпускает, жлоб! Что б я еще хоть раз послал его собирать деньги!
В животе тоскливо урчит, а запах запеченных овощей буквально бьет в голову, заставляя сглатывать обильную слюну.
– Дамы и господа! – залезаю на стол. – Я – бард! Известный под именем Эзофториус. Мое имя гремит как на этом, так и на соседних материках. Мои баллады переходят из уст в уста, мое лицо вскоре будет вычеканено на золотых монетах!
Народ веселится. В мою сторону кидают остроты и шутки, которые всем кажутся страшно смешными. Терплю, пережидая шквал эмоций.
– Господа! Нет ли у кого-нибудь здесь гитары?
– У меня есть! – Из кухни выходит повар, протирающий тесак краем забрызганного кровью фартука. Радостно ему улыбаюсь и, спрыгнув со стола, иду навстречу. – Но ежели ты просто решил не платить за еду – можешь начинать мыть посуду прямо сейчас. Для таких, как ты, я всегда найду работу на кухне.
– О, я в этом не сомневаюсь. Но может, ты дашь мне шанс? А посетители сами оценят мой талант. И если большинство скажет, что мне самое место на кухне… что ж, именно туда я и пойду.
Народу это нравится, и меня шумно поддерживают. Аид молча откидывается на стену и продолжает грызть крыло птицы, которое сумел стащить у Феди. Ему явно все равно – гоблин слишком вымотал его за последние дни.
– Ну что ж, держи. А ежели твоя песня проймет и меня – подарю гитару! Да еще и накормлю от пуза! Но если нет…
– Понял, понял. Мою посуду.
Повар широко и довольно улыбается. А так как он больше меня раза в три – эта улыбка ничего хорошего мне не предвещает.
…Фтор не устает меня поражать. Еще вчера я тащил его на себе едва живого, а уже сегодня он снова готов петь. Ожоги пока не сошли, его лихорадит, и тем не менее он прыгает по столу и заводит это быдло в таверне. Мм. Мясо тут, кстати, неплохо готовят. Еще бы деньги у гоблина отобрать…
Гм. Опять темный ставит стул на стол. Интересно, это у него фишка такая? Если Фтор опять будет петь о цветочках, нас ждут большие неприятности. Как пить дать.
Его последнее творение, которое я слышал в больнице, просто потрясало воображение… Как же там было? Ах да.
Он убил его мечом огромным,
Сам же был ужасно скромным.
Или вот еще:
Кровища, когти, клыки, морды,
Он шел и рубил и бил их толпы.
Он крут, он прекрасен, высок и смел,
Он всех победил и улетел!
Дальше я не слушал – не смог. О, Фтор настраивает гитару и готовится петь.
Отпиваю из кубка и намечаю пути для отступления. Если что – бежать придется быстро.
Тихий звон струн, опущенная голова, прикрытые длинными, темными ресницами глаза и полуулыбка на тонких губах…
Странно, но разговоры прекращаются сами собой, как только он берет первый аккорд. Кажется, все и впрямь ждут чего-то особенного. Тем более что темный эльф, решивший стать бардом, – это само по себе чудо.
Тяжелые тучи свинцовым плащом
Закрыли небо.
Смотри, снова молния светит в проем
Меж ставень ветхих.
От черной земли поднялись в небеса
Воронки вихрей.
Не бойся, ведь это всего лишь гроза.
Вокруг все стихло.
Ревущие ветры вошли сквозь врата
В покои града.
Песчаную пыль взметнув в небеса,
Прошли на запад.
Глумливо били осколком стены
Дома ночные.
Звенело звонко простое стекло
Сквозь вой стихии.
Но все пройдет, и песчаная пыль
Осядет снова.
Твой город плащ тишины накрыл.
Осколок слова,
Что я обронил со сжатых уст,
Подхватит ветер.
А ты усни – город нем и пуст
На этом свете.
Струны медленно замирают, оставляют легкое послевкусие последних нот и дрожь в груди.
Вокруг – тишина. Полная и абсолютная. Поворачиваю голову. Повар сидит на лавке рядом с троллем и смотрит на моего приятеля.
На этот раз голос Фтора не просто завораживает, он проникает внутрь, достает до самого сердца и заставляет души резонировать вместе с теми образами, которые рождает песня.
Он словно… превращается в другое, непонятное существо, которое изменяет реальность и показывает картины пустого заброшенного города, по улицам которого гуляют только ветер и перекати-поле. И у него это получается. Хотя как – не может понять никто.
– Хорошо. Я слово сдержу. Еда за мой счет. Ешьте сколько влезет, да и… а исполни-ка еще что-нибудь, парень. Уж больно хорошо поешь.
Фтор улыбается, обнажает белые клыки и прижимает уши к голове. После чего снова бьет по струнам.
Я пою все песни, которые исполнял ранее. Народ веселится, я чуть не срываю голос, а Аид до позднего вечера так и не говорит ни слова. Зато ест немало. Ну и пусть. Тем более что ночлег нам тоже предоставляют бесплатно. А еще трактирщик говорит, что готов меня нанять недели на две в качестве барда. Как раз скоро в порт войдут корабли, и город откроет северные ворота. Купцы привезут новые товары, оживет торговля, улицы наводнятся шелками, оружием, украшениями и деньгами. Так что таверна, в которой есть поющий темный эльф, наверняка будет пользоваться бешеным спросом. Соглашаюсь работать за серебрушку в сутки плюс ночлег и еда. Едва не довожу хозяина до инфаркта, а повара до суицида. Но в итоге все успокаиваются, я убираю клинки в ножны, и мы решаем, что серебрушка – не такие уж большие деньги.
Так что заваливаюсь в свою комнату, развожу огонь в камине, радостно падаю в кровать и даже не морщусь, когда под боком устраивается гоблин, которому стоит помыться.
Аид садится на край кровати и выжидательно смотрит на меня.
– Что? – спрашиваю сонно. – Все остальное завтра. Сейчас я хочу только спать, чего и тебе советую, поспи часок-другой. Тут есть вторая кровать, так что отвали.
– Ты обещал.
– Потерпи. Никуда твои гоблины не убегут.
– Гоблины? – Федя удивленно поднимает голову.
– Угу.
– Семья? – спрашивает недоверчиво.
– Семья. Но все завтра, а сейчас я спа-а…
Мне залезают на грудь, и даже с закрытыми глазами я чувствую его проникновенный взгляд. И тут я понимаю: спать – это небезопасно для моей жизни. Вот ведь подстава!
До трех утра рисую карту, подписываю реки, деревни, огороды, кусты. Каждый раз мне заявляют, что ничего не поняли и просят объяснить снова… Аид в итоге наглеет вконец и называет мое творчество каракулями недоросля. Я не выдерживаю и лезу в драку. Побитый, но все такой же гордый, Аид садится за стол и кладет передо мною новый чистый лист.
– Рисуй заново.
Фыркаю и отворачиваюсь.
– И слезай со стола. Ваши пятые точки не оставляют никакого простора для воображения.
– Не понял?
– Лист помнешь!
Скрипнув зубами, спрыгиваю, пододвигаю ногой табуретку и снова склоняюсь над листом бумаги.
– Вот! Это – река. Ясно?
– Почему квадратная?
– Она не квадратная, просто так загибается. Примерно.
– Ладно. Река.
– Это – лес.
– Скорее, щетина.
– Убью.
– Уже. Своим творчеством. Ладно, что дальше?
– Гр-р-р-р…
– Не рычи, поверь, быстрее от этого я от тебя не отстану.
– А мы сразу пойдем искать семью Феди? – сонно интересуется гоблин и зевает.
– Да, только убери ногу с листа, – зло отвечает Аид.
– Только без меня! – на всякий случай говорю громко и четко. – У меня тут контракт, работа, слушатели, гастроли.
– Тебя что-то заносит, – сообщает Аид скептически. – И вообще, темно уже. Где свеча?
– Ты ее на пол уронил.
– Ну извини!
– Не извиню! Где эти троллевы спички?
– У Феди.
– Дай сюда! – говорим хором.
Так, спокойно. Надо успокоиться. Вдох, вы-ыдох. Вдох.
– Ну и какого хрена ты смотришь на меня, как на клопа с претензиями? – скриплю клыками и стараюсь сдерживаться из последних сил.
– Ты очень точно сейчас себя описал. Ладно. Считай, что я пережил щетину леса и квадрат реки. Что дальше?
– Горы.
– И почему, интересно, я не удивлен?
– Теперь-то что не так?!
– Они у тебя как грудь у девушки. Нежные, овальные и с пипочками.
Все. Я его точно убью!
– Это так и есть! Они такой формы! А это – холмы!
– Представляю, как я буду демонстрировать рисунок крестьянам, прося показать, где именно находится волосатая грудь.
– Это лес! В горах он тоже есть.
– Меня повесят на ближайшем дереве как извращенца.
– Вот тут, у основания гор – пещера! В бору!
– О нет, мои глаза!
– Я смотрю, к тебе вернулось хорошее настроение. – Я уже на грани нервного срыва.
