Кабацкий мальчишка вывел под уздцы осёдланного коня наёмника. Баламут дал пареньку пару монет.
— Принеси-ка мне ещё несколько кувшинчиков лекарства от кручины, в дорожку.
Княжич уже сидел в седле и нетерпеливо крутился по двору. Баламут, не обращая на него внимания, потрепал своего коня по холке.
— Как спалось, дружок? — спросил он. — Тебя хорошо покормили? Расчесали гриву твою прекрасную? Копыта твои могучие почистили ли?
Чёрный жеребец фыркнул и замотал головой.
— Ничего, Цезарь, ничего, — сказал наёмник, — скоро будем на мягких перинах спать, да сахар белый кушать.
— Ты опоздал, — бросил княжич злясь, что наёмник словно не видит его.
— Разве? — спросил Баламут позёвывая.
— Да, — ответил Алексей. — Ты говорил на рассвете поедем, а солнце уже к зениту идёт.
— Да не велика беда.
Баламут махнул рукой, принял у мальчишки кувшины с выпивкой. Вытащил у одного пробку, сделал несколько глубоких жадных глотков, с упоением выдохнул, вытер губы и приладил их к седлу.
— Ты опоздал! — крикнул княжич, взбешённый хамством этого бродяги.
— Борцы с нечистью никогда не опаздывают, — ответил Баламут, забрасывая дорожные мешки на круп коня. — И заранее не приходят. Они всегда вовремя на месте, просто этого не понять обычным людям, кто не посвятил свою жизнь борьбе с нечистью.
Алексей часто заморгал, но монолог наёмника нёс в себе так мало смысла, что ему не хватило слов, чтобы как-то ответить. Поэтому он фыркнул, сердито хлопнул себя кулаком по бедру, и дал шпоры коню, вылетая на дорогу.
Баламут только хмыкнул, провожая его взглядом, в очередной раз медленно, со смаком потянулся, залез в седло и тронул жеребца в путь.
Несколько часов они ехали порознь. Алексей держался саженях в ста впереди и даже по его спине было видно, что он всё ещё взбешён таким неуважением к своей персоне. Баламут же только прикладывался потихоньку к кувшину, да посмеивался, глядя на обидчивого князька. Когда же первая половина была выпита, похмелье отступило и мир расцвёл яркими красками, ему стало скучно. Баламут поравнял коней и придирчиво осмотрел княжича. На том уже с утра была надета кольчуга из мелких колец, поручи и шлем с наносником. Завершал это великолепие длинный красный плащ.
— Выглядите очень грозно, ваша княжеская светлость, — сказал Баламут. — Не жарко? Тяжеловато, наверное, спозаранку на себе железки-то таскать? Или вы, как настоящий воин, и спали прямо в них?
Алексей, который уже сто раз успел пожалеть, что нацепил на себя доспехи, поджал губы и промолчал. В броне он казался самому себе куда мужественнее и взрослее, но кольчуга уже отдавила все плечи, а голова в подшлемнике безбожно потела и чесалась. Он раздумывал не снять ли лишнее железо, но после ядовитого замечания наёмника, пусть и высказанного таким елейным тоном, отказался от этой мысли и решил мужественно терпеть маленькие неприятности дальше, как настоящий витязь.
Баламут, видя такую реакцию, сдерживаясь, чтобы не захихикать, зашёл с другой стороны.
— Скажи, Алексей, сын Владимира, может, ну её, княжну эту. Сама как-нибудь спасётся?
Княжич удивлённо посмотрел на наёмника.
— Как это? — сказал он. — Не бывать такому на Руси, чтобы воин бросил девушку в беде. Это долг мой священный, спасти её.
— Согласен с тобой. Вот другой вопрос меня мучает ещё. Слушай, княжич, ты мне скажи, зачем Горынычу Василиса вообще? — спросил Баламут.
Алексей пожал плечами.
— Не знаю.
— Любой может сказать «не знаю». На это много мозгов не надо. Ты подумай.
— Сказал же, не знаю. Зачем змеи похищают прекрасных дев?
— Чтобы сожрать, — удовлетворённо подсказал ему Баламут.
Княжич побледнел.
— Врёшь ты всё, — сказал он, — совсем не за этим, а чтобы их мог спасти отважный витязь.
— Вроде тебя?
— Да, вроде меня.
— Не, — сказал Баламут, — точно тебе говорю, сожрал он её уже, к ведуньям не ходи. И косточки белые разгрыз. С превеликим аппетитом. Возможно, даже чавкал при этом.
— Заткнись, болван, мелешь, сам не зная что.
— … и сыто отрыгнул потом.
— Заткнись!
— … уже даже переварил, наверное.
Алексей выругался и дал шпоры коню, вырываясь вперёд.
— И хрустел костьми, как сухарями! — крикнул ему вдогонку Баламут.
Снова долго ехали порознь. Осеннее солнце нещадно припекало, будто напоминая в последний раз об уходящем лете. От тряски, жары, а может и от выпитого, Баламуту делалось всё дурнее с каждой верстой. Он тяжело застонал и снова поравнялся с княжичем.
— Далеко ехать-то ещё? — спросил Баламут.
— С тракта Змей её похитил, — ответил княжич. — Меньше, чем половина дня пути от города. Отсюда уже недалече, к закату на месте будем. Были бы там раньше, если бы ты не спал до обеда.
Он кинул хмурый взгляд на наёмника, который даже и не подумал стыдиться своего поведения.
— Во-первых, — сказал Баламут, — спал я не до обеда, наговариваете вы на меня, княжич, грех это. Во-вторых, что плохого в том, чтобы поспать как следует? Это вам, молодым шутливым мальчишкам, лишь бы всю ночь бегать, да голубей гонять. Нам, взрослым мужчинам, надо и жрать от пуза и спать, пока спится.
Княжич, которого только что назвали «мальчишкой», побагровел, но Баламут как ни в чём не бывало продолжал.
— В-третьих, что самое важное, ты же не хочешь биться с Горынычем после целого дня долгой дороги? Встанем на привал, отдохнём, подкрепимся, наберёмся сил перед сражением, а по утру уже можно и за мечи хвататься.
С этими словами он бросил быстрый взгляд на кошель княжича. Алексей, не заметив этого, кивнул.
— Разумно глаголишь, — сказал он, — отдохнуть перед битвой будет полезно, признаю.
В сумерках, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, княжич остановил коня на перекрёстке дорог.
— Отсюда Змей её похитил, — сказал он. — Здесь весь народ побил и пожёг. Схватил Василису в лапы и улетел прочь. Куда понёс — того не ведаю.
Баламут задумчиво почесал щёку, ещё раз посмотрел на кошель Алексея, где таился золотой медальон, облизнулся, перевёл взгляд на виднеющийся вдали густой лес.
— Готов поспорить, нам туда, в самую чащобу. Там он прячется-обитается. Туда и поедем.
— В лес? — с сомнением спросил княжич.
— Ага, а ты думал, где Горыныч будет прятаться? В поле в норку забьётся, как мышка серая? Или у мельника, под мешком с мукой?
— Не слышал я что-то в былинах, будто Горыныч в лесу прячется, как филин какой.
— Не стоит доверять всему, что слышал в былинах, княжич. Доверься мне. Я мастер в деле поимки всяких нечистых богопротивных тварей. Едем в лес. Если не боишься, конечно.
— Я ничего не боюсь, — сказал княжич хватаясь за меч, будто драться предстояло прямо сейчас.
— Вот и славно, — Баламут расплылся в улыбке. — Едем в лесочек, стало быть. Там он сыщется, как пить дать.
Они въехали на опушку леса. Могучие деревья нехотя расступались перед путниками, пропуская их всё глубже в чащобу. Окончательно стемнело и стало холодать. На небе, едва видимом за густыми кронами, высыпали звёзды, проснулись ночные птицы.
— Ну и где тут твой крылатый змей обретается? — спросил Баламут, прикладываясь к кувшину. — От седла уже непристойные места болят, сколько можно.
Алексей обернулся к нему.
— Я думал, что ты здесь борец с нечистью. Ты должен выследить Змея сам, не так разве?
— Так-то оно, конечно, так, — ответил Баламут. — Я охотник на нечисть с мировым именем. Да только я больше по боевой части. Сразить голову, отсечь клыки, кулаком быка уложить и всё такое. А бегать по лесу, искать поломанные хворостинки, да навоз обнюхивать на вопрос свежести — это не моё. Нет, я, конечно, могу это. Я вообще всё могу, если подумать. Но что же мне теперь, вообще всё за всех делать? И убивать самому? И выслеживать? Княжну освобождённую, может, мне тоже за тебя целовать прикажешь?
