— Потому что ты глупец! Невероятный глупец. Что тебе стоило взять зарок с меня, чтобы я не мог навредить тебе и твоим друзьям? Почему не спросил? Ты просто не оставил мне выбора! Ты сам выбрал этот путь.
— Я думал, что мы…
Я не смог сказать это слово. В памяти еще стояло, как мы вместе с перевертышем делаем мерзкую и грязную работу, которую я сам никогда бы не мог выполнить. А доппель между тем продолжил.
— Друзья? Да что ты такое несешь, идиот? Неужели ты до сих пор не понял, что в этом мире нет друзей. Есть временные союзники и враги. Последних больше. Да и временные союзники в любой миг могут переступить черту и воткнуть нож в спину.
Я стоял на ватных ногах, чувствуя, как в горле образовывается какой-то мерзкий комок, который невозможно проглотить.
— И все же почему? — спросил я. — Тебе не хватило денег?
— Нет, ты был более, чем щедр, — зло отозвался доппельгангер. — Твоя щедрость может лишь граничить с твоей глупостью. Но кое-что я не мог оставить… Я искал этот меч не одну сотню лет. Но ты привязал меч к себе. Получается, нужно было тебя убить.
— Он был на Слове.
— Не переживай. Я бы нашел возможность выведать у тебя, где хранятся твои игрушки. Умирающий рубежник готов на все, лишь бы избавиться от мучений.
Он замолчал, шумно дыша и буравя меня ненавистным взглядом. Я же не чувствовал ничего. Будто все эмоции попросту вынули и осталась только пустота.
— Ну что ты стоишь, остолоп? Ты выиграл, я проиграл, так бывает. Давай, заканчивай с этим. Или… или даже после этого ты решишь, что я достоин жизни?
Перевертыш тускло, будто из последних сил, посмеялся. Казалось, у него тоже закончились всякие эмоции.
— Матвей, нельзя сс… оставлять его в живых. Раненый враг, которого отпустили, всегда вернется.
— Я знаю. Я наивный, но не глупый.
Наверное, перевертыш хотел поинтересоваться, что я там несу, но не успел. Меч, ради которого он поставил все на карту, вошел в его жирное тело между ребер. Я бы хотел сказать поэтично, что пронзив его сердце, но серьезно сомневался в том, что так случилось. Потому что фехтовальщиком был тем еще.
Что доппель умер, я понял по слабому всплеску хиста.
— Ты все сделал правильно, сс…
— Он прав. Я никогда не смогу до конца стать рубежником. Я слишком человечен, в самом плохом смысле этого слова. Что мне стоило взять зарок с него? Но я посчитал, что он отплатит добротой на доброту.
— То, что ты хороший человек, не твоя сс… вина, — ответила Лихо. — Ты действительно хреновенький рубежник. Но разве это плохо? Посмотри, сколько существ вокруг тебя. И все к тебе тянутся? Сс… Может, тебе и не надо быть, как все. Просто сс… стоит стать чуть-чуть более жестче?
Я отошел в сторону от мертвого тела перевертыша, и встал, опершись рукой о дерево. Сначала закашлялся, словно пытаясь высвободить себя от густой грудной мокроты, а потом стал блевать. Жестко, с выступившими слезами и в конце-концов свалившись на колени. Будто какая-то часть меня, все это время противившаяся содеянному, наконец вырвалось.
Учитывая мое питание в последние дни, удивительно, как долго меня «чистило». Я даже не мог объяснить с точки зрения физиологии, что именно со мной произошло. Просто организм вдруг решил, что ему страсть как надо избавиться от всего, что было в желудке. А кто я такой, чтобы сопротивляться?
Нельзя сказать, чтобы я полностью очистился, вдруг взглянул на мир другими глазами и вообще изменился. Но легче стало — это точно. Особенно после того, как я спустился к озеру и умылся. Правда, еще взбодрила ледяная вода и дождик, который стал мелко накрапывать.
Наверное, Лихо права. Ну что сделать с тем, что я отношусь ко всем по-человечески? Стать мерзостью и говнить направо и налево? Нет, правду все твердят, рубежник из меня так себе. Я лучше буду и дальше с нечистью якшаться, чем дружить с ребятами полными хиста и дерьма.
Я нашел подходящий камень, после чего вырезал руну и вернулся к перевертышу, чтобы придавить его. Конечно, едва ли тут проходное место, но все же предосторожность не помешает. Доппельгангер, кстати, стал заметно оплывать, как надутая игрушка, имеющая небольшую прореху. Удивительная способность у нечисти к саморазрушению после смерти. Был бы я чуть позануднее, да не имей столько дел, написал бы какую-нибудь научную диссертацию по этому поводу.
— Все, что не делается сс… к лучшему, — философски заметила Юния.
— А все, что делается — к худшему.
— Нет, сам посуди. Что он мертв — это даже хорошо. Концы в воду и сс… все. Никто искать не будет.
— Гуманизма в тебе ни грамма.
— Я о таких словах даже не слыхивала, сс… Вот что за существа вы, люди. Напридумываете сс… себе проблем, чтобы потом сложнее жилось.
— Иначе скучно, — подтвердил я, вытаскивая телефон.
Так уж случилось, что я не Митька. И у меня нет вшитого в подкорку лесного компаса. Потому, бежать в погоню за перевертышем — это одно дело. А вот возвращаться к машине — совершенно другое. К тому же, я не вполне понимал, где именно оставил авто. Ладно, главное, добраться до дороги, а там уже разберемся.
Что удивительно, но мне повезло. Спасибо и на этом. Если бы сеть не ловила, я бы лег рядышком с доппелем. Потому что ни сил, ни настроения что-либо делать уже не было. Но нет, карты открылись, даже нашли меня в этом грешном мире. Я отдалил, приблизил, снова отдалил, после чего горько усмехнулся.
— Ну что, сс… теперь домой?
— Если бы, только и сказал я. Такое ощущение, что все, что со мной происходит, неслучайно. Эй, там, наверху, у вас действительно есть какой-то план для Матвея Зорина или это просто глобальный прикол?
Небо мне ответило лишь усилившимся дождем. Ну понятно, мне большего и не надо. Я побрел по направлению к дороге, желая побыстрее выбраться из леса. Только понимал, что поспать мне еще не скоро придется.
Глава 19
На дорогу я выбрался уже промокшим до нитки. Благо, ошибся не сильно, потому что увидел вдалеке горящие габариты чужой машины. А рядом с ней в темноте стоящего Зверя. И в очередной раз порадовался своему авто. Не машина, а затаившийся хищник.
Начал я, само собой, с обзора тачки, на которой приехал перевертыш. Ничего примечательного — саквояж на пассажирском и труп обрюзгшего мужика средних лет на водительском. Того самого, который и решил подвезти смазливую девчонку в обтягивающих шортах ночью. Наверное, можно сказать — что сам виноват и все такое. Только едва ли глупость должна караться смертью. Этого мужика скорее всего кто-то ждет, уважает, да чем черт не шутит, любит. Но его история непримечательно закончилась здесь.
Я даже не стал размышлять на тему, как перевертыш хотел выбраться отсюда. Если угрозами заставил случайного чужанина ехать за мной, значит, сам водить не умел. Да какая теперь разница?
Единственное, что меня немного интересовало — что будет дальше. Нет, не со мной, тут все понятно. С трупом человека и машиной. Его обнаружат рано или поздно. Дорога пусть и не самая многолюдная, но днем тут все равно ездят. Смогут ли выйти на меня или попросту хист отведет? Ведь промысел защищает рубежиков почти от любого внимания обычных людей.
Все, что я сделал — лишь забрал саквояж, да подобрал стилет с фляжкой, валяющиеся возле моей машины. Дождь уже не просто лил, с яростью барабанил по крышам авто. Это хорошо, лишних следов не останется.
Я даже поразился тому, насколько цинично стал размышлять. Наверное, дело все-таки в усталости, а не в отсутствии эмпатии. Мне честно было жаль убитого мужика. Но в то же время я понимал, что ничем помочь ему уже не могу. Поэтому завел Зверя, включил печку на полную — не хватало еще простыть после всего этого, а затем дал по газам.
Ехал я недолго хотя бы потому, что вопреки всем неписанным правилам, мне и не нужно было убегать с места преступления. Пусть и не моего. Я свернул к небольшому поселку, который на карте значился, как Пруды, и затрясся по плохенькому асфальту.
