Королева Мэб умеет мешать ложь и правду.
Мир действительно опасен. А Эйо – слишком нежная, чтобы и дальше выживать в одиночку. Но удерживать ее силой Оден не станет.
Глава 21
Призраки за спиной
Райгрэ просыпался быстро и резко, вздрагивал, тем самым будил Тору, но некоторое время лежал рядом, словно давая ей возможность привыкнуть к пробуждению.
– Доброе утро. – Райгрэ всегда целовал ее в макушку, и если сперва Тора не понимала зачем, то сейчас просто привыкла.
Утро и вправду становилось чуть более добрым.
Глядя на него, хотелось улыбаться.
Но не сегодня.
– Мне… нужно с вами поговорить. – По утрам Тора стеснялась себя.
Макэйо предпочитал спать один. И терпеть не мог растрепанных женщин, утверждая, что утренние часы лучше проводить в одиночестве. Хильда с ним соглашалась. Были ли они правы?
– Это… это важно.
– Если важно, то говори. – Райгрэ перевернулся на бок и перекинул через Тору руку. – Ты знаешь, что у тебя по утрам кончик носа белеет? А щеки, напротив, розовые… мягкие… теплые…
Ужасно.
И волосы всклокочены. И сама она, полусонная, разморенная, выглядит отнюдь не так, как должна бы. И щеки да, горят, особенно когда он прикасается к ним.
– Тот господин в театре…
– Ты его все-таки знаешь? – Райгрэ нахмурился.
Он не любит ложь, но Тора не солгала.
– Я не уверена, что это он… и что он вообще имеет отношение… и просто я подумала, что вдруг это связано, и…
Тора говорила совсем не то и не так, как должна бы. Мямлила. Заикалась. Путалась в словах. Хильда останется недовольна. Она справилась бы лучше.
– И… я действительно только однажды встречалась с высшими… это давно.
– Спокойно, найденыш. – Его пальцы перехватывают запястье девушки. – Не торопись. Тот, с кем ты встречалась, тебя обидел?
– Не меня. Не только меня.
– Но кого-то?
У Торы получилось кивнуть.
– И где встречались?
Надо рассказать. Вчера они с Хильдой репетировали эту историю, но теперь слова вдруг потерялись.
– Давно?
– Очень. Еще до войны… в Каменном логе.
Мама говорила, что бояться не стоит, что, к сожалению ли, к счастью ли, но кровь Ртути не столь сильна. И Тора, конечно, услышит зов, но сумеет с ним справиться.
– Не лезь в низину. – В те дни она почти ни на шаг не отходила от дочери. Видимо, несмотря на собственные уверения, все же страшилась, что случится непоправимое, – рудные жилы заберут Тору. – Иди по краю.
Это же и отец повторил.
– Пусть высшие в огне купаются, – добавил он, – а нам и малого довольно…
Разумеется, Тора боялась. И чем ближе подходил назначенный срок, тем сильнее становился страх. Она сбегала на кухню, садилась около огромной печи и смотрела в разверстое жерло, приучая себя не бояться пламени. Ведь кухарка-то не боится, ловко подбрасывает дрова, ковыряется железной кочергой, разбивая черные обгорелые поленья, и заставляет огонь служить.
И Каменный лог виделся Торе этакой огромной печью. Только выпекались в ней отнюдь не пироги.
А на самом деле… на самом деле Каменный лог ни на что не похож.
Нет ни стен, ни решеток, ни заборов. Нет ворот, которые отрезали бы путь к отступлению. Но есть Привратник. Про него поговаривали, будто бы он вечен и проклят, обречен до скончания времен сидеть у черной змеи разлома – единственного разлома в обсидиановом кольце скал. Зачем Привратник нужен, Тора не поняла. Он просто был, как были дрожащий от нестерпимого жара воздух и сухая растрескавшаяся земля.
Первый же вдох лишил обоняния: нос и рот забило мелкой пылью.
– Это сейчас он спит, – сказал кто-то и за руку схватил, сжал так, что девочка зашипела от боли. – А потом, когда выходить будем, он проснется.
– Отпусти.
Ее не услышали.
Рядом, вышагивая спокойно, словно на прогулке, держался мальчишка из высших. Он был каким-то очень длинным, и Тора не доставала ему даже до плеча. Но она прежде никогда не видела высших, и, наверное, это правильно, что он крупнее.
– Проснется и будет ждать, когда все пойдут назад. – Он говорил, не глядя на Тору, точно и не для нее. Но отпускать не собирался и как-то так запястье повернул, что стало еще больнее. – И тех, кто будет последним, добьет. Последние – всегда самые слабые… зачем им жить?
Тора видела острый подбородок, и щеку с узором крупных родинок, и брезгливо поджатую губу, словно ее сопровождающему было противно находиться рядом с Торой.
– Мир надо избавлять от всяких уродов. Так мама говорит. Когда я вырасту, я приму такой закон, чтобы вымески вообще на свет не появлялись…
– Законы принимает король, – возразила девочка.
– Я вырасту и стану королем.
Он произнес это так уверенно, что Тора замолчала и поневоле перевела взгляд на Привратника, который и вправду дремал, разлегшись на камне.
– Он никогда не становится ни псом, ни человеком, – продолжил парень. – Это чтобы удобнее было. Зубы-то у пса острее, а у человека – руки ловкие. До кого зубами не дотянется, того молотом добивает…
Он вдруг остановился и, выпустив руку спутницы, – кожа сделалась красной, воспаленной, – сказал:
– Так что не выходи последней. Я предупредил.
Тора говорила себе, что не следует ему верить: мальчишки вообще врать горазды, ее братец тоже постоянно что-то придумывает. И этот ничуть не лучше. Значит, нечего бояться. Но мимо Привратника шла затаив дыхание. А он не спал, дремал, поглядывая на щенков сквозь длинные, женские какие-то ресницы.
Стоило переступить край разлома, как все переменилось.
Каменный лог не пугал – он пел.
Тора никогда не слышала музыки более прекрасной. Шелест пепла, переливы волн раскаленной лавы. Гул камня, самой земли. И свист пара, что вырывается из гранитного плена, спеша предупредить о новом разломе.
Голоса.
И струны, каждая звучит по-своему.
Белесые тона серебра. Звонкое железо. Контральто белой платины тонет в свинцовых басах.
Золото.
Сурьма.
Шепот Ртути, которая спешит приветствовать сородича, уговаривая не бояться.
Сила наполняет Тору до кончиков пальцев, что вдруг становятся неимоверно тяжелыми, такими, что не удержать. Девочка опускается на четвереньки. Ей вовсе не больно и не страшно. Ей радостно, потому что пламя, дикое, ярое, ласкает. Оно рассыпает вуаль из искр, приглашая играть.
Это длится долго… бесконечно почти.
Бег по камням – Торе не следует соваться в низину, ей и края хватит, того, где правят тени. Они соглашаются поиграть и манят, манят за собой. Она выплясывает, с легкостью меняя обличья, счастливая от того, что живое железо в крови покорно. Его слишком мало, чтобы бунтовать, но достаточно, чтобы Тора тоже была живой.
Искры садятся на морду, не жалят, но поддразнивают, и Тора подпрыгивает от счастья, пытаясь собрать все до одной. На языке искры горькие.
Все обрывается с криком, в котором столько боли, что Тора выпускает из пасти пепельного мотылька, – они во множестве вьются над разломами базальта.
Крик длится долго…
Он из долины.
И Тора решается сунуться туда, где клокочут старые могучие жилы. Она крадется, и красная, подаренная Ртутью шкура сливается с раскаленным гранитом. Камней много, и Тора перетекает от одного к другому. Останавливается на краю.
Дальше – столп пламени.
И огромный белый пес. Его тело покрыто чешуей, а три ряда игл на хребте подняты. Щелкает длинный хвост с кисточкой стальных крючьев, мощные когти раздирают камень.
Пес стоит, склонив голову набок, и рассматривает огонь. В нем же не то пляшет, не то мечется фигура пса ли, человека… все больше человека. Тот кричит. И пытается вырваться. Но всякий раз, стоит сделать шаг за пределы огненного кольца, белый пес оказывается на пути. В какой-то момент крик стихает, и тот, кто горел, падает на камни. Пес некоторое время ждет, а не дождавшись, уходит… и Тора прижимается к камням, боясь, что ее заметят.
Она лежит долго.
И когда ветер швыряет под лапы черный жирный пепел, решается встать.
Ей удается вернуться к кромке, и Каменный лог еще зовет поиграть, но Тора больше не слышит музыки, и тогда жилы ее отпускают.
Тора без труда нашла путь к выходу, но не она одна.
Перед разломом лежал пес. Тот самый огромный пес белой масти.
И стоило Торе показаться, как он обернулся в ее сторону и зарычал…
Он лежал там долго… оказалось, целую неделю, хотя в Каменном логе время шло совершенно иначе. Пес позволял проходить мимо себя всем, кроме Торы. А на нее скалился. Не нападал, просто рычал, предупреждая, что если она подойдет ближе, то умрет.
И она осталась… ждала, ждала… а когда не осталось никого, кроме них с псом, он наконец поднялся и неторопливо потрусил к выходу.
Тора же, добравшись до разлома, вдруг вспомнила о Привратнике.
И о молоте.
Мальчишки врут… придумывают… пугают… и этот всего-навсего хотел напугать Тору… и у него почти получилось. Почти. Тора не собирается верить этим россказням.
