Исписанный углем и хитросломанный кусок коры отправился в трещащую печурку, вслед за попытками сделать «как обычно».
— Ген… — присев на корточки, я горестно вздохнул. — Давай начистоту, лады? Просто послушай…
Ну и как ему объяснить? Правду сказать? После пройденных гор вранья и недомолвок, говорить начистоту кажется сродни святотатству.
— Ну не вариант тебе дальше идти, понимаешь? Я бы и сам хрен пошел, да… Ты же заходил в сарай, ты же сам видел…
— О, так костяной тотем из костей более не «прикол обдолбанных грибников»⁈ Весьма признателен сир, что вы более не пытаетесь провести меня такими грошовыми трюками! Может статься, через пару веков и за мужчину посчитать стане… Ай!
Легкий подзатыльник сменил едкость на гневный взгляд.
— Выделываешься как баба! Конфету отнимают⁈ Закрой рот и пойми наконец, речь не про турпоход, а про жопу! В которую ты так мечтаешь угодить непонятно за каким…
— Это не я уподобляюсь даме, это вы меня уподобляете! Нет, вы ставите меня еще ниже — Киару и Алексис не отсылаете!
— Ну, вообще-то…
Оценив его насупленную рожу, я решил не продолжать. Пока лучше отложить тот факт, что вампирша идет с ним в качестве телохранителя. А то он вообще порвется, бедный.
Точеная челюсть паренька резко клацнула, сигнализируя, что я забыл прикусить язык.
— Да как вы только можете… Я же… Я отнюдь не сопливый паж, не водогрей, не конюшонок! Я оруженосец! Оруженосца не охраняют дамы, оруженосца не водят под руку по лесам, место оруженосца в бою подле своего сира! В этой вашей, как вы изволили, «жопе»!
— Э-э-э… Не, Ген, в свою жопу я тебя точно не…
Но он даже не слышал.
— Смею напомнить, — мой клинок не раз обагрялся кровью ваших врагов! Я не словом, а делом доказал свое мастерство и право на меч! И вы не смеете относиться ко мне, как к обузе! Слышите⁈ Не смее…
Новый подзатыльник помог распалившемуся пацану чуть притормозить. Но лишь на мгновение — прошипев нечто нечленораздельное, он попытался приложить меня хворостом, но силы оказались слишком неравны. Мотая дурной головой и ощупывая прилетевшую оплеуху, парень нехотя принял отобранную палку обратно.
Чем же я его так задел-то, раз он едва не плавится от злости? Неужто и впрямь так хочется лишний раз рискнуть задницей ради хрен пойми чего? Приключения? Гормоны? Желание «быть мужиком»? Хотя, наверняка все куда проще…
— Дурак ты, Ген. Полный.
— У меня был выдающийся наставник! — шмыгнув носом, он с вызовом бросил. — Сир…
Поглядев как полоски сушеной говядины отправляются в котелок и заливаются водой, дабы затем превратиться в неказистую на вид, но вкусную и питательную кашу, я с кряхтением поднялся на ноги.
По-хорошему тоже не вышло, придется по-честному:
— Возвращаешься в Грисби на рассвете. Вместе с аутисткой. С прострелянной ногой или целой — выбирай сам. И чтоб без этих бабских соплей, доступно объясняю? Вопросы, возражения? Нет? Так-то лучше. Бодрить тебя почаще надо, чтобы права качать отучился, щ-щ-щегол опидоревший…
Возражений не последовало — пацан был слишком занят, пряча влажные глаза полные вселенской обиды.
Чертовы срочники… На танки гонишь — козел, от танков гонишь — того хуже! Жопой чую — Эмбер такую рожу состроила, когда поняла, что мы ушли без нее. Обложила трехэтажным, прокляла всевозможными «с глаз долой из сердца вон», напилась, попыталась закадрить на ночь какого-нибудь авантюриста в зале, но на полпути сбежала в кабинет и разрыдалась. Вот к гадалке не ходи — так и было! Аж перед глазами картина стоит…
Не понимаю! Нихрена не понимаю гребанных людей… Ни сейчас, ни тогда, никогда! Их из-под удара выводишь, а они губы дуют, будто хлебом не корми, дай в чужую петлю голову сунуть, а любые попытки остановить воспринимаются как оскорбление или вовсе предательство. Неужто все из-за подачи? Моего косноязычия, армейских замашек, приказного тона? Или все сложнее и я в упор не замечаю очевидного? Чего-то такого, чего не разглядишь из-за толстоты больничной карты? Ай, какая разница…
Махнув рукой и решив дать пацану побыть наедине со своими гормонами, я покинул избу, выходя в поросший бурьяном двор. Хутор представлял унылое зрелище — солома на крышах почернела, бревна поросли мхом, в залитых дождевой водой кормушках лениво квакали лягушки…
Природа стремительно забирала свое и через пару лет никто не сможет представить, что здесь когда-то жили люди. Но как бы не хотелось обмануться, будто с самой зимы сюда никто не забредал, реальность на то и реальность, что не исчезает, если от нее отмахнуться. И черт меня дернул сарай обследовать? Не зря говорят, меньше знаешь, крепче спишь.
Миновав пару заросших дворов, я оказался у утопленного в землю домика. Ногам не давали покоя воспоминания о встреченном два года назад петухе и его алтаре — а вдруг этот точно такой же? Вдруг они «типовые»? Может их не в приступе языческого мракобесия ставят, а с целью? Типа… Как пеленгация? «Бижутерия» маломощная переносная рация, а алтарь мощная стационарная?
Но расследование пришлось чуть отложить — в полумраке едва прохладного ледника Киара поливала сарказмом «не-сестру»:
— О, это и впрямь тот вопрос, ради которого непременно нужно отвлечься от иноземного идола… Ведь что может быть важнее твоих взмокших трусов, верно? Вот настоящая загадка, не то что какие-то заокеанские земли.
— Нет причин для злости. Я навсего…
— Днями напролет утомляешь незрелостью! Беседа с тобой подобна свиданию с евнухом, как не старайся, а одним языком не насытишься! Хочешь понравиться мужчине⁈ Нет ничего проще — предложи ему себя, бестолочь! А еще лучше, то что у тебя между ног! Грудью прижмись, губы оближи, колено погладь — проклятье, да стоит тебе только ноги раздвинуть, как этот недомерок…
— Не сработает. Геннаро не такой. — первый раз на моей памяти, на бесстрастном лице аутистки проступило что-то вроде раздражения.
Но Киару это не проняло, она лишь закатила глаза:
— Разумеется, «он не такой»… Обманывайся сколько желаешь, но не произноси такие глупости вслух, покуда я близко. Твоя наивность оскорбляет любого, у кого присутствует хоть полфунта мозга! А знаешь что… Пари? Ставлю чего изволишь, — еще до луны твой мальчишка будет раз за разом возносить мое имя, вновь и вновь опорожняя свои крошечные шарики…
— Он не такой!
Резкость возгласа заставила мою спину покрыться мурашками.
— Слабоумие юности… «Не такой». Все слушают, все понимают, все «не-такие». А только уши развесишь — Бац! Девственности как не бывало! Все они «не такие»! А знаешь отчего? От того, что они истово верят, будто все твои проблемы решаемы с помощью их смешных пенисов! Поверь на слово, когда-то и я верила в «не-таких», грезя о том самом исключении, которое ворвется в душу и заставит серость жизни запестрить невиданными чувствами… — лиловые глаза выцепили мою тушу, торчащую дверного проема и надменность хищном лице поугасла. — Пока не нашла. Ныне пристало грезить о потере… Чего смотришь⁈ Ты самое лучшее лекарство от хандры, знаешь? После встречи с тобой даже самая паршивая жизнь разделится на «хорошую» и «после того как встретила того подонка»! Никогда не устану проклинать свою щедрость — самая пустая трата печени за всю историю цивилизации…
То ли из-за Гены, то ли из-за желания поскорее разделаться с ужимками и перейти к делу, я ответил прямо и без обиняков:
— Ага, а потом догнала и еще раз пожалела. Одна ты оставаться забоялась, вот и вся «щедрость».
Просто как палка — сколько хренов ко лбу не пришей, а после меча в сердце ни один «Менгеле» не выживет. И либо ведьма остается одна-одинешенька на всем белом свете, либо спешно реанимирует едва живого лейтенанта. Зная ее мечту о «друзьях» и нормальных социальных отношениях, ответ очевиден…
— Знаешь, молчание красило тебя куда гуще проницательности… Урод бестактный.
Наградив долгим взглядом, Киара вернулась к костяной конструкции в центре сарая, всем видом намекая нам с очкастой свалить подальше. Понятное дело, не сработало.
