Кабриолет уже тронулся в путь.
– Ну и мягкий же ход у вашего колесного артефакта! Сразу видно – хермундская вещь.
– Мсье, мы ведь пришли к согласию? – с нажимом спросил Молчунов.
– Не будем играть словами, – улыбнулся Франтуан, выдвинул утопленную в подлокотнике сиденья пепельницу и стряхнул в нее пепел своей не слишком вкусно пахнувшей сигарки. – Вы обещали позаботиться о разумных – так что же? У нас они есть?
– Разумеется! – не без высокомерия ответил Молчунов. – Осталось обсудить подробности.
– Я все написал вам в записке.
– Да, и это было очень глупо с вашей стороны, открыто писать о таких вещах!
– Ой, вот не учите батю детишек делать, – поморщился Франтуан.
И хотя Незагрош Удавьевич сам был отнюдь не прочь иной раз ввернуть словечко похлеще, незамысловатая, но смачная грубость собеседника обескуражила его.
– Вы как себе представляете тайную переписку? – усмехнулся молодой де Косье. – Шляпа вот такенная, лицо под плащом и непременно ночью подбрасывать записки в окна? Ах, pardonnez-moi[6], что ж я удивляюсь? Ведь именно так вы и вели свою тайную переписку с некоей demoiselle[7]… а потом еще удивлялись, как это ваши ухищрения привлекли мое внимание.
По лицу Молчунова пробежала дрожь, а Франтуан как ни в чем не бывало продолжал:
– Так вот, сударь, ежели хотите выйти сухим из воды, будем все делать так, как я скажу. Теперь отвечайте на вопрос: вы подготовили своих разумных?
– Я уже говорил, они не…
– Да или нет?
– Почти.
– Что значит «почти», damner vous maudisse[8]?
– Это значит, что я не собираюсь быть у тебя мальчиком на побегушках, жалкий ты шантажист! Я хочу увидеть письма!
Зловеще прищурившись, Франтуан промолвил:
– Вы их увидите, милостивый государь, в прелестных ручках вашей супруги. Остановите экипаж!
– И не подумаю! Верните мне письма, тогда и рассчитывайте на мою поддержку. А иначе…
Не доведя фразу до конца, Незагрош Удавьевич сунул руку за отворот сюртука. Должно быть, он собирался вынуть лежащее во внутреннем кармане оружие. А может, и нет, Франтуан уточнять не собирался. Неуловимым движением он вытряхнул из рукава маленький двуствольный пистолетик. Щелкнули курки, два расположенных друг над другом черных глазка уставились на Молчунова, и тот замер.
– Я знаю, у вас тут защитных амулетов немерено, но у меня пули зачарованные. Как раз для таких случаев держу. Так сказать, для игры с равными шансами на территории противника.
– Бросьте, дружище, – мигом вспотев, попытался улыбнуться Молчунов. – Я всего лишь хотел достать носовой платок.
Лицо его действительно блестело от пота. Правда, выступил он только что.
– Сейчас я буду говорить очень важные для вас вещи, так что слушайте очень внимательно, милостивый государь, – сказал Франтуан. – Во-первых, не смейте больше говорить мне «ты». Во-вторых, подумайте хорошенько: что вы станете делать, убив меня?
– Помилуйте, у меня и в мыслях не было…
– Я знаю, что у вас в мыслях ни черта не было, но вы все-таки попробуйте. Вообразите хорошенько: вот у вас в кабриолете труп. Куда вы его денете? Скажете полиции, будто я на вас напал в приступе умопомрачения? Ну, положим, на минуту вам поверят. Студентов, по каким-либо причинам прервавших обучение, у нас не любят и охотно верят любым поклепам на них. Но потом, расследуя обстоятельства моей нелепой кончины, полиция найдет связку писем амурного свойства, которые вас так интересуют, и… мне договаривать или сами поймете, что про вас подумают?
Молчунов отвел глаза и, ни слова не говоря, вынул платок (лежавший, кстати, во внешнем, а не во внутреннем кармане) и вытер лоб и щеки. Франтуан спрятал оружие и, скрестив руки на груди, произнес:
– Если вам кажется, что вы все-таки сумеете повернуть дело в свою пользу, валяйте, убивайте. Вернее, пытайтесь, потому что совсем не факт еще, что именно вы меня прикончите, а не я вас. Как нетрудно заметить, с оружием я обращаюсь лучше. И от правосудия мне уйти куда легче: достаточно показать ваши страстные письмена, вопросы отпадут сами собой. Вижу, жажда крови уже отпустила вас? Прекрасно, значит, вы не безнадежны. Итак, заканчивать беседу пошлой стрельбой не в ваших интересах. Ну-с, пойдем дальше. Ваши попытки проявить характер меня смешат, потому что характера у вас в помине нет, есть только глупость, злоба да выживаемость. Первые две мне без надобности, а вот третье, то есть умение инстинктивно выбирать сторону победителя, – качество, которое я в вас ценю. Потому что победитель всегда я. А следовательно, у меня есть все основания считать вас своим сторонником, а не противником. Так что хватит тут передо мной выкаблучиваться.
Вместо последнего слова он употребил гнуснейшее выражение, твердо зная, что оно окончательно раздавит зачатки бунта в душонке Незагроша Удавьевича. Ибо тот, кроме уже перечисленных «достоинств», обладал еще и примечательной трусостью: умел быть смелым лишь перед заведомо слабейшими, сталкиваясь же с проявлением агрессии, хотя бы только на словах, пасовал. Франтуан находил в его реакции нечто для себя забавное:
– Только время на вас трачу. А ведь все нужно делать быстро…
– Да к чему спешка? – спросил тот. – Я, собственно, об этом и хотел спросить: к чему рисковать? Гораздо безопаснее проникнуть в дом к Сударому ночью…
Молодой де Косье схватился за голову:
– Вот вы о чем… Ну конечно, как я мог забыть про оптоснимок! Все мечтаете добраться до него?
Молчунов был потрясен:
– Откуда вы знаете?
– Свойство у меня такое – все знать, – улыбнулся Франтуан.
– Господи, вы просто чудовище! Вы не разумный смертный, а какой-то дьявол! Как вы могли узнать, ведь никто и полусловом не обмолвился…
– Хватит, Незагрош Удавьевич, хватит, выбросьте из головы этот проклятый снимок. Заметьте, он даже меня не интересует, хотя, не стану скрывать, в другое время я бы с удовольствием взглянул на него. Но сейчас мне не нужен грабительский налет, мне нужен погром. Вы понимаете, что такое погром?
– Да, но все равно ночью безопаснее…
Франтуан начал раздражаться всерьез:
– Плевать на безопасность! Цель операции – устроить как можно больше шума, как до вас не дойдет? Это спектакль, это show, и оно будет разыграно по моему сценарию, как мелодия по нотам!
Он посмотрел на часы и поморщился:
– Сколько же времени я на вас потратил… Ну да ладно, хватит и двадцати минут… Так и быть, сударь, посвящу вас в некоторые детали, чтобы вам лишний раз мозги не напрягать. Помните, куда я просил вас отвезти меня?
– В кабачок «Слон и флейта», – сухо ответил Молчунов.
Непосредственной опасности он больше не чувствовал, и к нему моментально вернулись высокомерие и спесь. Франтуан внутренне покатывался со смеху.
– Вам о нем что-нибудь известно?
– Никогда не бывал.
– Естественно, – усмехнулся Франтуан. – Я и не спрашиваю, бывали или нет. Но слышать-то слышали, какая публика там собирается?
– Говорят, все больше студенты.
– Не просто студенты, а наиболее беспокойные их них. И остальные посетители не слишком приятные разумные. Нет, никакого криминала, скорее игра в криминал. Обыватели с не самой лучшей судьбой, которым охота выплеснуть накопившуюся желчь. Идеальная закваска для моего плана.
Франтуан глянул в окошко, не забывая краем глаза следить за собеседником, но тот и впрямь оставил глупые попытки добиться чего-то силой. Кабриолет уже свернул в малопрестижный район на окраине Спросонска. Справа темнели громады торговых складов, слева ютились потемневшие от времени дома. Впереди виднелась магически подсвеченная вывеска с изображением экзотического животного, которое танцевало на задних ногах и наигрывало себе на флейте.
Франтуан приоткрыл переднее окошко, и по его указанию гном, не доезжая до кабака, остановился в полутемной подворотне.
– Слушайте внимательно, сударь. В «Слоне и флейте» меня знают. Сейчас я войду туда и заведу тщательно продуманный разговор. За двадцать минут – ну, может, за двадцать пять – я так взвинчу народ, что половина ломанется к ателье Сударого. Причем когда их будут допрашивать, каждый присягнет, что я не только не подталкивал к погрому, но фактически отговаривал, громко осуждая эту идею. Как видите, основную часть я прекрасно делаю без вас. Вот только разгоряченные завсегдатаи «Слона и флейты» не способны выполнить тонкую работу. Тут-то и нужны трое-четверо разумных совсем из другого теста – я говорю о ваших парнях. Они должны стать искрой, попавшей на порох. Первый выкрик, первый камень в окно – это они. А потом, когда завертится, обязательно нужно, чтобы они проникли в дом – всего на несколько секунд, это важно, Незагрош Удавьевич, всего на несколько секунд, чтобы, пользуясь суматохой, ранить Сударого. Не говорю «убить»; хотя это было бы идеальным вариантом, понимаю, на убийство ваши парни вряд ли пойдут. Но рана обязательно должна быть. Чем тяжелее, тем лучше.
