Светлана Багдерина - Универсальное оружие

Наемник одарил его странным взглядом и буркнул:

— Ну посвети тогда хоть, что ли…

— Я… э-э-э… Все свечки на кухне, кажется, лежат… и фонари… Идти надо искать, — неохотно выдавил школяр, разрываясь между желанием угодить клиенту Броше, хоть и неплатежеспособному, и опасением оставить его одного в зале.

— Свечки? Фонари?!..

Брови гиганта скрылись под линией волос и, не исключено, что направились к затылку. Зато на физиономии его шрамы расплылись от носа к ушам, повинуясь внезапной улыбке:

— Ладно, наплевать. Передумал. Когда у меня деньги появятся, я лучше всё-таки вон то железо прикуплю у вас. Эта муниция… чтоб ее рукоеды драли… мне уже неделю покоя не дает! Я не шучу, семирук меня схарчи! — кулак, размером с голову ребенка, грохнул в кожаный нагрудник, оставив в нем вмятину. — За сердце зацепилась!

Студиозус снова окинул взором тусклые доспехи почти детского размера на уродливой крестовине, висящий в воздухе под левой подмышкой нагрудника несоразмерно массивный и короткий меч, нелепый шлем с медным рыбьим хвостом вместо пера… и неуверенно кивнул, входя в непривычную для себя роль продавца-консультанта:

— Ну… да. Это понятно. Что зацепилась. Такая за что угодно зацепится. Дрына с два потом отцепишь. То есть… в смысле… Хорошая вещь потому что, во! Очень! И в хозяйстве очень полезная. В хорошем. И железо на нее пошло… очень… хорошее. И качество тоже. Хорошее. Очень. Да.

Не зная, что еще можно сказать о груде фигурно гнутого металла, Агафон беспомощно смолк, но клиента не надо было агитировать: улыбаясь, как волк в овчарне, он приобнял студента за плечи и повлек к предмету своего вожделения.

— Слушай, маг. Можно я их поближе рассмотрю? — ласково дышал он на ходу перегаром ему в макушку. — Спать не могу, есть не могу, карты из рук валятся, пиво в глотке колом встает — только про них и мыслю! Хочу такие — хоть ты сдохни!

— Но они же… того… этого… немножко… не вашего размерчика, — практикант, не до конца еще осознавший обязанность продавца — втюхать клиенту любой товар любой ценой. — И даже… как бы это сказать… не моего!

— Но посмотреть-то можно? — ухмыльнулся наемник и бережно поставил практиканта перед костюмом своей мечты.

«Было бы на что…» — брюзгливо косясь на странного покупателя, подумал студент.

Громила же, как ребенок, дорвавшийся до новогодней елки, сделал вокруг доспехов несколько кругов, то приседая, то вставая на цыпочки, то склоняя голову направо-налево, прицокивая при этом языком, прихлопывая руками и приматывая головой, заглянул круге на пятом внутрь, радостно ухнул… и выудил из железной утробы кусок пергамента непергаментного синего цвета.

— Ишь, ты! Бумажка! — восторг на физиономии наемника уступил место удивлению. — И буквы на ней какие-то… непонятные. Палками. Хотя понятные тоже есть. Только я и их не все знаю… Вот эту помню, вот эту… и последнюю.

— Это одна и та же, — язвительно заметил Агафон, но посетитель на издевку не среагировал.

— Чего написано-то, маг? — нетерпеливо спросил он.

— «Урни…версальное… оружие», — гордый своей грамотностью, прочитал студиозус.

— И всё? — недоверчиво сощурился громила.

— Ну… почти, — поморщился Агафон: третье слово, длинное и неудобочитаемое, было на руническом древнегвентянском. Всего одно слово, вроде, но…

— Почти — это чего?

— Да тут… растудыть ее… какая-то… ничего не… — школяр вдруг понял, что говорит, прикусил язык, гордо выпрямился и сделал вторую попытку: — Я не имею права перетруждать себя. Даже чтением. Потому что у меня экзамены. Важные. Завтра. Утром. В три часа. Без сорока минут. Силы надо беречь. Ректор сам лично сказал. Всем.

— Так ты ж не колдовать, ты ж языком ворочать будешь! Какой же это труд? Если бы это был труд, никого бы и рта раскрыть заставить нельзя было! Или… — рыжий гигант насмешливо прищурился, — ты не по-нашему читать не умеешь? А может, и про шестой курс соврал?

— Всё я умею! — задетый за живое, взвился студент, дипломатично обойдя второй вопрос. — Чего тут не уметь! Козе всё понятно! Одно слово прочитать! Уметь-то тут!.. Ха!

— Так скажи, чего написано. Что у тебя, язык отвалится?

Агафон нахмурился. Конечно, он зубрил эти руны целых две недели перед зачетом — едва глаза не занозил, язык не вывихнул и мозги не сломал. И хоть пересдача осенью, а в голове из запомненного вокабуляра уже остался только счет до пяти, но читать-то он по-древнегвентянски всё-таки выучился! Худо-бедно, правда, с одной стороны… И произношение то еще — позориться только… Но с другой, наемник-то, прочитай он ему это слово хоть задом наперед, хоть с южноузамбарским акцентом, все равно не поймет ничего! А с третьей стороны, для чего эти руны изучались, спрашивается, в смысле, на кой пень? Должна же быть в жизни справедливость и применяемость полученных знаний на практике, даже если эта практика — услаждение слуха похмельного головореза!

— Ну, так что там пишут древние гвентяне? — наемник подошел к доспехам, приложил к нагруднику ладонь правой руки, а левой неожиданно коснулся груди Агафона. — Читай, маг! Покажи дубине медноголовой, чему вас в школах учат!

Удивленный школяр моргнул — и выпалил давно уже сложенное на язык позабытое слово:

— Онсизефитсал!

И едва последний звук слетел с губ практиканта, как доспехи вспыхнули голубоватым светом… и потекли. Ошарашенный Агафон наблюдал с разинутым ртом, как сначала железные поножи и наколенники, а потом и остальные части «костюма мечты» стали укорачиваться, втягиваясь к нагруднику, словно вода в яму, но вместо того, чтобы собираться в каплю, металл, светясь холодной синевой, ручьем потек по протянутой руке наемника, миновал грудь, дополз до запястья руки, приложенной к груди школяра — и остановился. Точно налитая в форму, сталь успокаивалась, твердела и застывала, формируя один за другим наруч, налокотник, наплечник, кирасу…

Растерянный и испуганный, дрожащий, как осина в землетрясение, практикант хотел отпрянуть, но не смог не то, что тронуться с места — даже пошевелиться. Единственным подвижным органом из всего Агафона оставались глаза: дико вытаращенные, отчаянно мигающие.

Пара минут — и доспехи в полном составе, включая шлем с нелепым рыбьим хвостом, оказались на новом хозяине. Последним к нему перекочевал меч. Медленно переплыл он из опустевшего пространства вокруг крестовины-подставки к своим доспехам, прицепился к ремню, и васильковое сияние тотчас пропало.

— И что это ты, по-твоему…

— Ну вот теперь с товаром порядочек, — словно не слыша, расплылся в недоброй ухмылке громила. — Можно и продавцом… заняться.

Агафон подавился возмущением и почувствовал, как волосы его обретают такую живость и объем, какие не снились ни одной покупательнице чудесных снадобий. Перехватывай управление у впавшего в ступор мозга, ноги его шагнули назад — но рука гиганта выметнулась и схватила студента за горло. Он захрипел что-то несвязное, то ли «пусти», то ли слова заклинания — и тут же получил сокрушительный удар в скулу. Перед глазами залетали серебристые мухи и поплыл нежно-алый туман в сопровождении ансамбля звонарей.

— Хотя можно было и не бить благодетеля, — не разжимая хватки, сам себе заметил наемник. — Магией это железо не прошибешь, тем более… такой. В них хоть в Веселый лес гулять идти можно… Да хоть самому Гавару ежа в задницу засунуть!

Он хохотнул и потряс практиканта.

— Эй, ты живой? Я ведь еще не сказал тебе спасибо, великий маг… с шестого курса. И не попрощался. Очень приятно было познакомиться, — ухмыльнулся гигант, сжал правую руку в кулак и быстро разжал.

Меч, оставив ножны, прыгнул ему в ладонь.

Наемник сомкнул на нем пальцы, осмотрел придирчиво, и покачал головой:

— Нет. Шестопер.

Меч послушно трансформировался…

— Топор.

…и еще раз…

— Булава.

…и еще… И еще несколько раз, пока счастливый обладатель новых доспехов и слишком богатого познания в области вооружения перебирал всё пришедшие на ум оружие — от стилета до копья и лука с колчаном, полным стрел.

Последний вариант — кривой короткий нож — в кулаке громилы задержался.

— Этого тебе хватит, — деловито кивнул он, будто студиозус спрашивал его, достаточно для него будет ножа, или стоит вернуться к чему повнушительней. — Извини, парень, но свидетели мне не нужны. И я бы еще с тобой поболтал, но надо валить, пока Гавар кого-нибудь не принес.

Агафон, с ужасом разглядев, как сквозь плавающую перед глазами розовую муть начал вырисовываться конец его жизни, заполошно рванулся, сжимая кулаки — и вдруг ладонь пронзила резкая боль.

— Что за?!.. Это…

И моментально, словно введенная уколом подкожно, в мозгу его вспыхнула идея.

— С-стой… — прохрипел он, протягивая гиганту руку. — Д…держи… на п-память…