Короткие нечастые вспышки высветили тени, двигавшиеся по арене. Как правильно предположил Петя, создатели иллюзий оделись в черное, чтобы не отвлекать публику от представления. У меня же не укладывались в голове количество задействованных людей и объем технических средств, благодаря которым состоялось грандиозное представление.
А музыка диссонировала и вела за собой, заставляя сердце трепетать от восторга. Хор то позволял одинокому контральто вести сольную партию, то перекликался с ним, возносясь высокими нотами и опадая басами. На арене вода смиренно отступила перед холодом, в мгновение ока превратившись в сверкающие замороженные крупинки. Они зазвенели в унисон с певческим многоголосием, и от хрупкого хрустального перезвона защекотало резонансом в груди. Ледяная сияющая карусель ускоряла вращение под мелодию, которая разрослась и зазвучала торжественно, заполнив зал.
Меня охватила эйфория. Казалось, я могла коснуться любой из нот, пронизывающих пространство музыкой.
Неожиданно пение оборвалось, и одновременно ледяное хрустальное облако взорвалось изнутри, расцветши как одуванчик тысячами голубоватых вспышек.
На несколько долгих секунд в амфитеатре воцарилась гробовая тишина, а потом грянул шквал невообразимых аплодисментов и криков: "Браво!", "Брависсимо!". Я тоже хлопала, отбивая ладоши, и лишь позже, придя в себя после потрясения, почувствовала, что мои щеки влажны от слез.
Ох, и наговорились мы с Петей! Нас обоих прорвало - мы жестикулировали, прерывали друг друга, вспоминая наиболее впечатляющие моменты, и не заметили, как добрались до последнего и самого важного этапа сегодняшних испытаний - Большого банкетного зала и гостей, его переполняющих.
Все-таки есть преимущество в том, что никто из разодетой публики не знает тебя, за исключением единичных товарищей, от встречи с которыми уберегает судьба. Вокруг десятки незнакомых людей, и можно слиться с толпой, растворившись в сутолоке приглашенных.
Большой банкетный зал назывался большим по праву. Он был действительно огромен - широкие окна, высокий потолок с лепниной, повсюду позолота, потускневшая перед блеском драгоценностей. Поскольку в закрытом помещении набилось четыре тысячи гостей - говорящих, смеющихся, покашливающих, шуршащих платьями, - то поднялся довольно-таки громкий гул.
Влившись с Петей в толпу, мы некоторое время прохаживались по течению, обсуждая представление в амфитеатре, но вскоре уморились и примолкли. Часы с гномиком остались в швабровке, поэтому, по моим предположениям, на один круг уходило в среднем около пятнадцати минут неспешного шага. Прогуливаясь с чемпионом под ручку, я разглядывала гостей и зал, начав нервничать. И долго мы будем натаптывать мозоли?
С другой стороны, хорошо, что про нас забыли. Может, меня минует близкое знакомство с премьер-министром? Я не гордая, а вот Петя, наверное, не сдастся легко, если нас не пригласят на помост для фотографирования, потому что в характере любого спортсмена заложено стремление к победе. Он разыщет распорядителей приема и потребует восстановить справедливость, то есть право пожать руку руководителю страны. Зря, что ли, Петя, тренировал крепкое рукопожатие?
Не миновало.
Каким-то немыслимым образом чемпиона идентифицировали в прогуливающейся толпе. Мужчина в официальном черном костюме сказал что-то Пете на ухо, и кавалер потянул меня за собой, стараясь не отстать от проводника. У меня противно задрожали губы.
Рубля Леонисим Рикардович оказался именно таким, каким я его навоображала, когда изучала атлас политических деятелей. Премьер-министр походил габаритами на Стопятнадцатого, но если высокорослая фигура декана дышала статью полководца, то руководитель страны был грузен и мешковат. Нет, Рубля не был низок и толст животом, он выглядел большим вширь, а не в высоту. И еще от него ощутимо пахло потом.
Фотографирование на импровизированных подмостках поставили на поток. Пока мы ждали своей очереди, фотографы отщелкали снимки премьер-министра в компании сморщенного старичка с дрожащими ногами и симпатичной девушки в серебристом платье, которая увела дедусю с костыльком со сцены.
Затем по ступенькам поднялись мы.
- Петр Рябушкин с дамой, - огласил мужчина, препроводивший нас до помоста.
Петя замешкался, потому что не знал, подать ли ему руку первым, или дождаться, когда премьер-министр сам решит, здороваться или нет. В результате произошла небольшая заминка с чередованием рук, и Рубля рассмеялся, похлопав спортсмена по плечу. Петя покраснел.
- Что за прелестное дитя? - спросил премьер-министр, развернувшись ко мне.
- Эва, - сделала книксен. - Очень приятно.
- А уж мне-то как приятно, - забухал смехом премьер-министр, и его окружение развеселилось, оживившись, за исключением деловитых охранников. - И кто у нас заслужил награду?
- Петя, - сориентировалась я. - Чемпион по легкой атлетике.
- О! - восхитился Рубля. - В каком виде?
- Технические дисциплины, - поведал скромно Петя. - Метание, толкание.
Оказывается, мой кавалер поднимал не штангу и не гири, а я не знала. Он толкал ядро, метал копье, диск, молот и... что там еще закидывают подальше, чтобы стать чемпионом?
- Прекрасно, молодой человек, - премьер-министр снова похлопал Петю по плечу. - Сила должна быть во благо, а не во вред обществу, правильно говорю?
Спортсмен кивнул согласно, и я тоже поддакнула.
- Ну-с, встанем, - сказал Рубля, разведя руки в стороны, и фотограф показал, как правильно подойти к первому лицу государства, после чего наклонил наши головы и развернул тела под нужным фотогеничным углом.
- Деточка, не стесняйтесь взять меня под руку, - наклонился ко мне премьер-министр. - Надеюсь, я не страшен и еще могу потягаться со спортсменистыми мальчуганами?
- Конечно, - пискнула я, нерешительно ухватившись за его локоть.
- То-то же, - заявил громогласно Рубля. - Слышал, Иванов, что меня похвалили?
Худощавый мужчина со сжатыми в полоску губами кивнул, не отводя взгляда от блокнота, в котором что-то записывал. Очевидно, это был тот самый Иван Иваныч Иванов, который при желании мог утопить любого гостя с помощью провокационных вопросов, если бы захотел.
Некоторое время нас щелкали, заставляя растягивать губы в улыбке, и поправляли сбившийся наклон головы и угол поворота.
- Ну-с, деточка Евочка, - сказал Рубля, - позвольте вашу ручку.
Смущаясь, я протянула ладонь, которую он поцеловал.
- Спасибо, - потупилась, застеснявшись.
- За что? - изумился мужчина. - Это вам спасибо. Давненько я не лобызал ручки прехорошеньким девушкам, потому что прехорошенькие девушки в наше время - сущая редкость. Ведь так, Иванов?
Иванов раздраженно взмахнул пером, мол, не отвлекай, и продолжил чирикать в блокноте.
- Студенты? - спросил у нас премьер.
Петя кивнул:
- Учимся в институте.
- Это хорошо, - признал Рубля. - И как? Нравится? Наверное, надоела учеба? Хочется поскорее заполучить аттестат и смотаться на волю?
- Наоборот, очень нравится, - выдал чемпион. - Я люблю сессии.
Вот ненормальный! Кто же поверит в сказку о мальчике, рвущемся на экзамены по второму кругу, несмотря на то, что первый круг сдан на круглые пятерки? Сейчас провокатор Иванов истолкует по-своему Петино простодушие, и понесется издевательское интервью на всю страну.
- Да? - оглядел Петю премьер. - Впервые встречаю студента, которого хлебом не корми, а позволь сдать пару лишних экзаменов. Вникаешь, Иванов?
Иванов проигнорировал обращение Рубли, предпочтя вникать в блокнотные записи. Он производил впечатление смельчака-самоубийцы, не боящегося гнева первого лица государства.
