С тихим скрежетом пила продолжила прорезать теменную кость на проломленном черепе кузнеца. Вскрыв череп одурманенного настойкой пациента, Киара потянула за жиденькие волосы и со звучным чпоканьем от него отделился идеально ровный круг размером с медную монету.
Под женский писк и мужское перешептывание, пинцет быстро извлек все осколки кости, усыпавшие бесформенную серую массу.
— Сказочное полоумие… Как в трупы палочками тыкать — это они не страшатся. А как полумертвого к жизни возвращать… Мошки же, что с них взять, верно?
Пациент не ответил, так как был занят, закатывая глаза и пуская со рта пену. Тьфу! Все же задела… Ай и ладно. Подумаешь, теперь сфинктер станет расслабляться во время оргазма — ему, поди, так даже лучше! Не даром же с этой «Молочной коровой» развлекался. Пока карниз на голову не грохнулся.
Незаметно для остальных расплющив между пальцами медную монету, «аптекарь» накрыла ей отверстие в черепе и принялась нашивать и забинтовывать снятый прежде кусок кожи.
— Ты уж прости за медь, но золота мне жалко… И так вчера сапоги где-то затеряла, на что новые покупать?
Закончив с пациентом прежде чем тот придет в сознание, Киара начала собирать инструменты во внушительную сумку, уже прикидывая с какой стороны будет торговаться за услуги по неотложной помощи очередному болвану, чей член едва не привел его к смерти.
К удивлению девушки, тучная жена кузнеца не томясь протянула кошель полный серебряных монет. Несмотря на место и условия, в которых ее муж получил травму, жирная дуреха всем сердцем переживала за его жизнь. Это уже не слабоумие, тут новый термин надобен…
И остальные еще таращатся… Будто дракона увидели.
— Ну вы даете… — заохал тощий караванщик. — Вы прямо искусница! Платье бы вам поновее, да хоть сей момент себе голову раскурочу, дабы…
— Я замужем!!!
Грубо пихнув подвыпившего «кавалера», девушка решительно пробилась сквозь коридор и вышла на дождливую улицу.
Череп вскрыла — эка невидаль! Да она с закрытыми глазами может этих кретинов на органы разобрать, да так, что не заметят, покуда до ветру не приспичит! Но для болванов, никогда не слыхавших о чем-то кроме уринотерапии — настоящая медицина, разумеется, в диковинку.
Однако щеки все же теплеют. Не то чтобы Киаре было дело до мнения каких-то мошек, но восторги и одобрение в их глазах не так уж и раздражают. Порой… Порой приятно чувствовать себя важной частью чего-то большего.
Страх и боль это хорошо, но и обожание тоже ничего. Согревает. Пожалуй, не зря она задержалась в этом грязном городишке. Здесь… Уютно. Мошки вечно стремятся друг дружку покалечить или убить, так что без материала она никогда не остается. Да и, порою, встречаются симпатичные экземпляры — уж на ночь-другую сгодятся.
Все же не зря «безголовый рыцарь» ползал у нее в коленях, моля остаться и осенить жалкий городишко своим присутствием. Ладно, может не молил, а просто предложил остаться, на что она, дура, тут же согласилась, но… В душе-то он точно молил, верно? Как может быть иначе?
Взвесив кошель в руке, аптекарь быстро затопала на площадь, желая самолично подыскать материал для сапожника, но за раздумьями о сапогах и смазливых водоносах, она сама не заметила как оказалась у здания гильдии.
— О-о-ох… Так уж и быть. Все равно льет как из ведра…
Сказав себе, что хочет убедится в отсутствии истекающих кровью и зовущих мамочку авантюристов, Киара прошла за двери красующиеся свежим отпечатком ботинка.
Кровью никто не истекал, но мамочку звать уже готовились — бледнея в тени нависшего над ним великана, молодой парень смущенно прижимал к груди походный мешок с припасами.
— Ты че исполняешь, чудила гороховый⁈ Че это, я тя спрашиваю⁈ — покрытый шрамами громила вырвал и звучно кинул на стойку регистрации кирпич свежего хлеба.
— Б-б-булка, с-с-сир… С-с-с сыром чтобы…
— Я те дам, «булка»! Кто, млять, в поход хлеб берет⁈ Ты еще картошки… Ты внатуре и картошку взял⁈ На костре запекать⁈ Не, боец, ну ты точно смерти моей хочешь… Недельный поход, а он десять кило лишнего веса берет! Рэмбо комнатный.
Привычно погладив свою грудь, будто в поисках карманов, лейтенант горестно выдохнул:
— Короче, все это говно обратно на кухню, а взять… Блин, да некогда мне! Скажешь, что от меня, там уж разберутся. Мяса сушеного, бобов, прочей херни насыпят… В котелке варить будешь, понял⁈ И сушеного, млять, а не копченого! Увижу копченое, сам тебя, блин, закопчу!
Авантюрист поспешно закивал. Несмотря на стальной жетон, закрепленный на его рукаве, он не решался возражать этой громадине с диковинным акцентом. Равно как и его напарники с напарницами, стайкой спрятавшиеся за одной из колонн.
Вот за этим Киара сюда пришла. Не крови ей не хватало, а… Капельки этого высокого, но такого недалекого кретина.
— Соскучился? — озорно промурлыкала она, перехватывая громилу у порога гильдейской казны. — Не поверишь кому я и где я только голову вскрывала, там… Эй, ты вообще слушаешь⁈
Стеклянные глаза и бесстрастный тон подсказывал, что нет. Безголовый сир опять погрузился в себя.
— Совсем чокнулись, картошку на полевые брать… Мясо, блин, сушеное для кого выдумали… Сухпайки там, вся херня… Надо консервы изобрести, короче. Но Эмбер стопудов бабла зажидит… Хотя, если я «отработаю»…
Вздохнув, Киара повисла на толстой руке здоровяка, терпеливо ожидая окончания приступа. Перескакивая с понятного языка на чужеродный, он все бормотал то про сыры, то про булки, то про их переулки. Со стороны казалось бы комичным, если бы не совершенно отрешенная манера и мертвый, безжизненный взгляд.
Но аптекарь давно отучила себя бояться таких приступов. Напротив, она даже находила их успокаивающими. И порою, лежа в своей постели и глядя в ночной потолок, Киара гадала, а каково бы было, коли ее слух сейчас донимал это мерный и такой успокаивающий голос…
— Сыр там, еще какая залупа это куда ни шло, но как я картошку-то в банку засуну… Стоп, что? А ты тут откуда вообще?
— А ты… Все такой же, да?
— Уж какой, блин, есть! Тебе чего, ведьма? Мне сейчас ваще не до приколов — касса сама себя не пересчитает и потом… Ну чего вцепилась-то? С аутисткой случилось чего или еще какая фигня? Эй? Ты чего так смотришь-то?
Она покачала головой, но рукав она так и не отпустила. В груди нечто трепетало, стремясь выплеснуться, но слова не шли. Он опять не понял. Он никогда не понимает.
Элементарная, банальная, и скучная благодарность кажется ему чем-то диким, недоступным. Вместо того чтобы купаться в лучах славы и одобрения, он болезненно морщится от приветствий горожан. В упор не замечает признания здешнего лордишки, то и дело приглашающего его то на охоту, то рыбалку, не видит обожания и зависти авантюристов, сломя ноги бегущих к нему за советом.
И ее он тоже не видит. Не понимает, что ей дал, а что забрал. Чему научил, а от чего отучил.
Сказать бы… Объяснить. Но не поймет. Никогда не понимает…
— Слышь, ты это… Мне идти надо, короче.
Посмотрев в испещренное шрамами лицо, Киара вымученно вздохнула. Не поймет и пусть, не ее проблема. И пусть он уже ее спас, как от других, так и от самой себя, но это не значит, что Киаре больше ничего не нужно.
К тому же, должен же он получить хоть что-то из заслуженного?
Нежно и даже робко взявшись за воротник синей рубашки с эмблемой гильдии, Киара грубо и резко рванула, вынуждая великана склониться, будто в поклоне. Это был не первый и даже не сотый ее поцелуй, но он первый из настоящих, искренних. Не попытка соблазнения, не игра, не прелюдия, а выражение того, чего не описать словами.
Пусть и обреченное на провал.
— М-м-м… Овсянка? — не удержала девушка озорного смешка, наблюдая за недоумением на мужском лице. — Знаешь, а я тоже умею варить овсянку… Тебе на завтрак или на ужин? В постель или прямо на столе?
Не страх, не смущение, не похоть, а обычное, банальное непонимание. Как она и думала — для него все это лишенная смысла суета. Что же, не все сразу. Когда-то он ее вообще мечом зарубить пытался, пусть уже и сам того не вспомнит.
