— И не оставлю, — я обнял девушку, что довольно затруднительно делать, сидя на движущемся коне. — Мы теперь всегда будем вместе.
Жуля расстроилась еще больше.
— Как бы я хотела этого. Но знаки говорят другое!
— Может, мне просто придется идти кругом… Но я все равно приду к тебе. Не сомневайся.
— Может быть… — На лице девушки все же было написано сомнение. Я рассердился на глупую магию.
— К черту знаки! Давай поскорее доедем до этой проклятой Жемчужины и устроимся на ночлег куда-нибудь в тихую гостиницу…
На второй день пути, к вечеру, мы сделали привал на вершине небольшого холма, по которому пролегала наша дорога. С этого холма мы увидели красивую, плодородную равнину, на которой был расположен город Луу. Он занимал огромную для туземного города площадь: думаю, что с прилегающими к нему пригородными краалями он был не менее пяти миль в окружности.
Генри Райдер Хаггард. «Копи царя Соломона»
К вечеру, как и предсказывал Лем, мы остановились перед вратами Габдуя. Самыми настоящими вратами в высокой крепостной стене, глухой преградою окружающей город. Сомнительно, что габдуйцам довелось испытать когда-либо прелести военной осады; не исключено, что причиной такого везения явился сам факт присутствия прочного охранения. С другой стороны, Габдуй уже довольно долгое время находится в весьма мирных краях, последняя война здесь, как говорят, отгремела много столетий назад.
Тем не менее, стража здесь оказалась бдительна, гвардейский контроль на воротах едва ли не строже, чем на входе в эльфийскую часть Куимияа. Дотошные солдаты под присмотром мрачного офицера тщательно осматривали все, что стремилось попасть в город — от грязи на колесах телеги вплоть до секретов, которые везут между грудями дородные матроны. Впрочем, на это дело здесь имелась солдатка, так что особых нарушений приличий не происходило.
Надо отдать должное сноровке и опыту стражи, очереди на вратах почти не наблюдалось. Хотя и время не слишком многолюдное.
— Куда, зачем, с какими целями, надолго? — скороговоркой спросил гвардеец, которому достались мы. Молодой парень, опыт небольшой, сразу загляделся на Жулю. Я же просто обязан был показаться ему подозрительным, с моим небритым рылом и едва начавшей зарастать плешью.
— В Габдуй, по делам, не знаю точно, на день или два, — так же скороговоркой ответил я. И невинно воззрился на офицера, ради такого случая подошедшего поближе.
— Шутить, значит, любим, да? — вокруг мгновенно образовалось кольцо вооруженных людей. — Шпион?
— Да нету, какой из мя шапыен, — махнул я рукой. — Дярсвенские мы, в город щемим. Давныть хочели позырять на дивоты шивилизации.
Ну и как вам выговор?
— А почто голова лысая? — привязался офицер. Прочая стража, хоть и расслабилась, но алебарды не опускала.
— Дык поспорили мы с брательником, кто глубже башку в навоз засувает…
— Да? И кто же выиграл? — удивился офицер.
— Брательник…
— А на что спорили?
— Дык, кому башку брить.
Солдаты, посмеиваясь, опустили алебарды.
— И ты, значит, побрил. А брательник что же?
— Дык так и ходит, с навозем в кудрях-то…
Офицер поперхнулся, солдаты в открытую ржали.
— Деньги есть? — Я показал несколько монет. — Плати и проезжай. И не бузи в городе. Будешь с грязной головой ходить, в тюрьму посажу.
— Головой? А че енто? — я сунул в руку солдатику монеты.
— Башка по-твоему. Давай, не задерживай других. Девка с тобой? Ладно, проходи.
Офицер лишь скользнул взглядом по Жуле, хотя прочие вовсю заглядывались на нее. Гомик, что ли? Или фанатик своего дела? А, черт с ним…
— Эй-эй! — вдруг остановил нас офицер. — Откуда лошади такие?
Я чертыхнулся про себя. Надо было Пахтана и Халу предварительно измазать грязью; но кто ж знал, что попадется придирчивый офицер. Впрочем, надо было предвидеть — мне все время такие попадаются.
— Дык, мы жа коневоды, вот, сталбыть, и ведем… на пра… про… продажу, — с видимым усилием проговорил я, чтобы продемонстрировать, сколь долго выучивал заумное словцо.
— Коневоды, вот как? — с сомнением проговорил офицер и вновь обвел меня изучающим взглядом. — Ладно, попробую поверить. На продажу, говоришь… Когда продавать-то будешь? Завтра? Смотри, я приду, проверю. Может, и куплю — вот этого, — Пахтан возмущенно всхрапнул, когда офицер покровительственно похлопал его по боку. — Сделаешь скидку. Ладно, проезжай.
Габдуй встретил нас воплями базара, обосновавшегося почти сразу же за воротами. Что бросилось в глаза — основным товаром здесь являлась рыба, Габдуй же портовый город, да и рыбачий квартал совсем под боком. Рыба самых разных сортов — сырая, сухая, сушеная, живая, копченая, жареная, вареная, вяленая, летучая, плывучая и еще черт знает какая; самых разных пород — от мелкой златочешуйчатой зубатки до акульей требухи… вот не знал, что она отдельно от акулы плавает…
И все столь мощно благоухало, запахи так впечатляюще сочетались друг с другом и еще непонятно с чем, что, когда, спустя несколько минут, с трудом прорвавшись сквозь баррикады прилавков и агрессивно атакующих торговцев, мы выбрались с рыбной части базара, я понял, что значит чистый воздух для человека, всю жизнь просидевшего в помойной яме.
— Интересно, — произнесла Жуля, отняв ладошку от носа и с наслаждением вдыхая спертый городской воздух, — как они здесь живут?
— Жизнь заставляет, — сказал я. — Если б не заставляла, не жили бы.
Вечерело. Мы двинулись по главной улице, справедливо рассудив, что здесь будет легче всего отыскать какую-нибудь таверну с постоялым двором. Квартал Ювелиров, упомянутый Андро, поищем завтра, выспавшись, отъевшись и на свежую голову. Да-да, на свежую голову! Сегодня я пить не собирался.
Как говорится, благими намерениями дорога в зад вымощена…
Кроме пива, в таверне «Пьяный голубь» ничего не подавали. Другие заведения подобного рода либо ломились от посетителей, либо были слишком грязны, либо изобиловали таким количеством подозрительных рож, что даже я предпочел убраться подальше. Впрочем, думаю, что и в тех местах пиво да вино — единственные средства утоления жажды.
Пришлось пойти наперекор намерениям. Жуля, скривив гримасу, отхлебнула пиво и тут же отказалась. И оказалась права — такой гадости я даже в Похмелье не пробовал, потому не стал рисковать здоровьем, потребляя черт знает что. Но мясо с картофелем оказались вполне сносным.
Вечер обошелся без происшествий, что сильно удивило. Обычно каждый раз перед тем, как поспать, я вступал в конфликт с тем или иным представителем той или иной части общества. Может, на сегодня хватило утренних и дневных приключений? Очень на это надеюсь. Устал уже от такого разнообразия. Неплохо бы и отдохнуть.
Да и девушка тоже устала. Отужинав, я без возражений заплатил за еду и ночлег и, получив от хозяина координаты жилья, направился туда, поддерживая отчаянно зевающую Жулю.
Комната оказалась аккуратной, что тоже удивляло. Но — что вообще бы потрясло, будь я более бодр и весел — дверь крепко запиралась изнутри. Чем я и не преминул воспользоваться, а потом вслед за Жулей упал на кровать и, крепко обняв девушку, провалился в тяжелый сон.
… Я шел по мерзкой местности, уже знакомой по недавнему хмельному бреду. По-прежнему из недр бесплодной земли били едкожидкостные фонтаны, в наполненном зловонием воздухе висели сташненькие птички, которых горячий воздух, струившийся от песка вверх, увеличивал до абсурдных размеров и форм. Вохепсы летали, плевались, гадили, дрались, ругались и хулиганили. Ни на что другое они, похоже, просто не были способны органически.
Неподалеку стоял обшарпанный стол, рядом с ним — стул. На стуле, закинув обе ноги на столешницу, развалился Бодун. Сцепив руки на затылке, он раскачивался на стуле и во все горло пел. Развлекался, значит.
Так чтоб оно конечно это,
Так нет же, ерш ее всегда!
И спиртом выпитым согрето
Оно не это, а туда.
Когда все это чтоб и слава,
Как ерш зазря ее тудысь.
Как если б чтоб ее направо,
Того на это навались.
Когда б туда оно в болото —
Японский бог и до буя.
А так — нормально. И работа.
И славься выпивка моя.
Пел Бодун отвратительно, это я еще по прошлому случаю помнил. А пение способом ора — вообще нечто ужасное, если исходит из его луженой глотки.
— Хай, Бодуниссимо, — сказал я, подходя сзади.
Мужик замолк, резко вывернул голову, пытаясь посмотреть на меня. Стул не выдержал такого издевательства, ножки подломились. Бодун грохнулся на землю и развалился в останках мебели. Все же увидел меня. Взвыл, вскочил, шарахнулся лбом о край стола, вновь упал, вновь вскочил, вновь ударился. Упал еще раз. Подергался немного и затих.
