Пэлем Вудхауз - Без замены штрафом

Судья надел пенсне, долго его поправлял, потом посмотрел на нас и сообщил нам дурные новости:

– Подсудимый Вустер, – сказал он (о, кто сможет описать мои ощущения в этот миг!), – приговаривается к уплате штрафа в пять фунтов.

– Великолепно! – воскликнул я. – Я готов хоть сейчас.

Я был очень рад ликвидировать неприятности с правосудием за столь умеренную плату. Я окинул взглядом море голов в судебном зале и, как на островке спасения, остановил свой взгляд на Дживсе.

– Послушайте, Дживс! – крикнул я. – Есть у вас пять фунтов?

– Не переговариваться с публикой! – остановил меня судебный пристав.

– То есть как это? Должен же я достать деньги! Есть пять фунтов, Дживс?

– Есть, сэр.

– Прекрасно.

– Вы что, друг подсудимого? – уставился на него судья.

– Его покорный слуга, ваша милость.

– Тогда внесите штраф клерку.

– Хорошо, ваша милость.

Судья кивнул головой в мою сторону. В средние века после этого жеста с заключенного снимали восемнадцать тонн цепей и испанские сапоги, наскоро вставляли остатки костей и выпускали на свидание с любящей семьей. Увы, теперь это делается гораздо менее торжественно!

Судья опять надел свое пенсне и грозно взглянул на Сиппи.

– Хуже обстоит дело другого подсудимого, – продолжал судья. – Он совершил нападение на полисмена при исполнении им своих служебных обязанностей. Согласно показаниям полисмена, подсудимый нанес ему удар в область желудка и препятствовал ему выполнять свой долг. Я допускаю, что в день гребных состязаний между университетами Кембриджа и Оксфорда позволительно несколько более развязное поведение, чем обычно, но такое вопиющее хулиганство не может быть оправдано ничем. Посему вышеназванный подсудимый приговаривается к лишению свободы на тридцать дней без замены штрафом.

– Нет, позвольте! Я не согласен, – протестовал бедняга Сиппи.

– Молчание! – возгласил судебный пристав.

– Следующее дело! – бесстрастно объявил судья.

Насколько мне не изменяет память, дело было так.

Раз в году я обычно забываю обо всем на свете и вспоминаю дни прошедшей юности. Это бывает в день гонок между Оксфордом и Кембриджем. И вот в такой день я встретился на улице с Сиппи, как раз напротив «Ампира».

Сиппи выглядел почему-то очень мрачно.

– Берти, – говорил он, когда мы с ним шли к Пиккадилли, – моя душа изныла. (Сиппи считает себя писателем, хотя живет на средства старой тетки, и говорит, особенно если выпьет, высоким стилем.) Я не могу преодолеть свою тоску.

– Что с тобой, дружище?

– Завтра я должен ехать и провести три недели с абсолютными идиотами – друзьями моей тетки Веры. Она желает, чтобы я непременно присутствовал.

– Кто же эти друзья тетки? – сочувственно осведомился я.

– Некие Прингли. Я не видел их с десятилетнего возраста, но сохранил о них самые отвратительные воспоминания.

– Дело скверно. Неудивительно, что ты пал духом.

– Весь мир против меня, – жаловался Сиппи. – Что я могу сделать?

Тогда мне в голову пришла гениальная идея.

– Вот что, старина, – сказал я. – Тебе нужно раздобыть полицейский шлем.

– Шлем? Зачем, Берти?

– Я бы на твоем месте не стал терять даром времени, вышел бы на середину улицы и взял бы шлем у полисмена.

– Да, но там внутри голова. Что мне с нею делать?

– Ну так что же?

Сиппи задумался.

– Я думаю, что ты прав, – произнес он, наконец. – Удивительно, как я сам не подумал об этом. Итак, ты мне советуешь взять шлем?

– Советую.

– Хорошо, я так и сделаю, – согласился Сиппи.

Вот почему я вышел из суда свободным человеком, а Оливер Рандольф Сипперлей, юноша двадцати пяти лет, перед которым открывалась блестящая карьера, по моей вине попал в тюрьму. Я счел своим долгом навестить узника. Сиппи сидел, опустив голову, в камере с чисто выбеленными стенами и с деревянной скамьей.

– Ну, как дела, старина? – соболезнующе спросил я.

– Я разорен, – ответил Сиппи жалобно.

– Ерунда, дело не так уж плохо. Ты очень хорошо сделал, что не открыл своего настоящего имени. Твоя фамилия не попадет в газеты.

– Это мне все равно. Меня беспокоит одно: как смогу я провести три недели у Принглей, находясь в тюрьме?

– Но ты же сам говорил, что не хочешь ехать!

– Дело не в моем хотенье, глупая башка! Я должен ехать. Если я не поеду, тетка начнет меня разыскивать и узнает, что меня приговорили на тридцать дней без замены штрафом.

– Н-да, – сказал я, – дело серьезное, и самим нам не найти выхода. Мы должны спросить совета у Дживса.

Я утешил его, как мог, и отправился домой.

– Дживс, – начал я. – Мне надо вам сказать нечто очень важное и существенное. Как вам известно, мистер Сипперлей…

– Да, сэр?

– Сидит.

– Сэр?

– Сидит в тюрьме.

– В самом деле, сэр?

– Сидит благодаря мне. Это я спьяна посоветовал ему снять с полисмена шлем.

– Неужели, сэр?

– У вас однообразные реплики, Дживс. У меня и так голова трещит от всей этой истории. Будьте любезны, кивайте, когда нужно, и только.

Я закрыл глаза и стал излагать ему факты.

– Начать с того, Дживс, что мистер Сипперлей находится в полной материальной зависимости от своей тетки Веры…

– Мисс Сипперлей из Паддока, Беклей-на-Муре, в Йоркшире, сэр?

– Она самая. Вы с ней знакомы?

– Не имею чести, сэр. Но мой кузен, живущий в Паддоке, немного знает ее. Он ее аттестовал как весьма властную и поспешную на решения, сэр… Но прошу прощения, сэр, я должен только кивать головой.

– Правильно, Дживс, но теперь уже поздно.

И я сам кивнул головой. Я не выспался, и на меня по временам нападала летаргия.

– Да, сэр?

– Ах, да, да! – встрепенулся я. – На чем мы остановились?

– На материальной зависимости мистера Сипперлея, сэр, от его тетки.

– Правильно. Вы понимаете, Дживс, что он должен быть почтительным племянником.

Дживс кивнул головой в знак согласия.

– Теперь дальше. Слушайте внимательно. Недавно она предлагала Сиппи выступить в качестве певца на деревенском концерте, и он не мог отказаться. Вы меня понимаете, Дживс?

Дживс кивнул головой.

– Что ему оставалось делать, Дживс? Он написал ей, что рад бы был выступить на ее концерте, но, к несчастью, редактор поручил ему написать серию очерков о Кембридже; он должен уехать не меньше, чем на три недели. Понятно?

Дживс кивнул головой.

– Тогда, Дживс, мисс Сипперлей ответила ему, что она понимает, что сперва долг, а потом уже удовольствие, – причем под удовольствием она подразумевала пение Сиппи. Но в Кембридже пусть он остановится у ее друзей Принглей. Она написала им, чтобы они ждали ее племянника к двадцать восьмому. А теперь мистер Сипперлей в тюрьме. Что делать? Я на вас надеюсь, Дживс.

– Постараюсь оправдать ваше доверие, сэр.

– Постарайтесь, Дживс. Закройте шторы, потушите свет, дайте мне туфли, выдумывайте план, и я буду вас слушать хоть два часа. Если кто-нибудь придет, сообщите, что я умер.

– Умерли, сэр?

– Да, умер.

Я проснулся только вечером. На мой звонок явился Дживс.

– Я заходил дважды, сэр, но вы спали, и я не хотел вас беспокоить.

– И хорошо сделали, Дживс. Ну?

– Я тщательно обдумал все, сэр, и вижу лишь один выход.

– Довольно и одного. Какой же?

– Вы должны ехать в Кембридж вместо мистера Сипперлея, сэр.

Я с изумлением уставился на него.

– Дживс, – сердито сказал я, – вы говорите вздор!

– Я не вижу никакого другого выхода, сэр.

– Подумайте! Даже я, после суда и бессонной ночи, вижу всю непригодность вашего предложения. Как я могу заменить Сиппи? Ведь они меня не знают совсем.

– Тем лучше, сэр. Вы поедете в качестве мистера Сипперлея, сэр.

Это уже слишком!

– Дживс, – сказал я чуть ли не со слезами, – вы сами должны понимать, что это ерунда.

– Я полагаю, сэр, что это самый практичный план. Пока вы спали, сэр, я навестил мистера Сипперлея, и он меня информировал, что профессор Прингль и его супруга не видели его с десятилетнего возраста.

– Верно, он мне сам это говорил. Но они засыплют меня вопросами о моей, то есть его тетке. Что я буду отвечать?

– Мистер Сипперлей любезно сообщил мне все сведения о мисс Сипперлей, и я записал. Я думаю, вы сможете ответить на все вопросы, сэр.

Дживс обладает дьявольской способностью убеждать. На этот раз он убеждал меня целых пятнадцать минут, пока не добился своего

– Смею заметить, сэр, что вы должны выехать как можно скорее, во избежание неприятных разговоров.

– Каких разговоров?

– За последний час, сэр, миссис Грегсон трижды звонила вам по телефону, желая говорить с вами. Я не осмелился сказать ей, что вы скоропостижно скончались, во избежание недоразумений.

– Тетя Агата! – побледнел я.

– Да, сэр. Из ее слов я мог заключить, что она читала газеты с отчетом о разборе вашего дела.