Сергей Акиндинов
Реанимация
Акиндинов Сергей. Родился таким же образом как и все. Случилось это в 1951 году в подмосковном Павловском Посаде. Писать начал в первом классе палочками и крючочками, дальше лучше... Консерватор. Это позволяло в школе иметь твёрдую тройку, а в дальнейшем мягкий стул. В 1975 году с треском закончил Севастопольское ВВМИУ, после чего был послан... и служил — на атомных подводных лодках и плавмастерских Северного Флота. На берег выбрался только на Балтике, в звании капитан-лейтенанта. Когда осмотрелся, то понял, что это место — Рига. Наследил в поэтической антологии поэзии 20 века «Зори над Вохной» и в сборнике рассказов «В море, на суше и выше...». Вот так и живет...
Это случилось в море, на рабочей глубине. Лодка возвращалась в базу. И вдруг крик из четвёртого по «каштану»:
— Центральный! Срочно доктора в четвёртый! Матрос Кивко труп...
В центральном посту связались с каютой доктора, и через секунду он был в четвёртом — в трусах, одноразовой майке и с алюминиевым ящиком.
Кивко лежал на металлических паёлах, над ним на корточках сидел командир второго дивизиона капитан 3 ранга Цомая и, упираясь на наложенные друг на друга ладони, «качал сердце».
При каждом качке Цомая цедил сквозь зубы:
— Жить... Я сказал — жить!!!
Голова Кивко лежала на свёрнутом в трубку резиновом коврике и безжизненно моталась.
Доктор босой ногой ткнул трёх матросов, стоявших рядом с открытыми ртами и взиравших на происходящее:
— По постам! И чтобы я вас не видел.
Моряки посмотрели на него широко раскрытыми глазами, в которых застыли страх и ужас, но продолжали стоять как вкопанные.
— Пшли вон! — прикрикнул доктор, с ходу падая на колени в изголовье потерпевшего.
Выходя из шока, моряки блуждали глазами в поиске отхода от места события. Ещё через секунду клацнула кремальера, и в дверном люке показалась голова командира АПЛ. Растерянность мгновенно исчезла, и моряки разошлись по боевым постам, которые находились поблизости.
— Володя ... что? — спросил доктор, приземляясь на колени.
— Удар электротоком... Правая рука, выше локтя...
Корабельный врач двумя пальцами приподнял веки Кивко.
— Качай, качай... Пореже и посильнее...
Цомая навалился на грудную клетку лежащего, тот захрипел и дёрнулся.
— Володя, давай, давай... Я сейчас...
Доктор подтянул к себе ящик, быстро открыл его, извлёк пузырёк и шприц.
— Дышит... Дышит! — волнуясь, хрипло вскрикнул командир. — Цомая, с чем соприкоснулся Кивко?
— Все разговоры — потом... Товарищ командир, дайте ИДАшку.
— Свою?
— Ваша далеко. Первую — близь... Володя, стоп... делаю укол.
Закатав рукав РБ матроса, доктор потёр ваткой место локтевого сгиба. На белом пергаменте кожи еле просматривалась тонкая синяя жилка. Он незаметно и ловко вонзил иглу шприца, медленно ввёл содержимое и резко вынул иглу. На месте укола образовалась кровавая бусинка, которая быстро округлилась, вытянулась земляничкой и стекла, капнув на паёлы. Доктор, не обращая на это внимания, как-то по-собачьи преданно кинулся на грудь Кивко, приложил ухо в область сердца и затих.
Все отсечные звуки, до этого столь привычные, вдруг стали раздражать.
Командир никак не мог смириться с хрустом контакторов реле штурманской навигации. Он напрягся, прислушался, но их монотонный лязг не позволял услышать биения сердца матроса. Цомая же считал вопиющим уродством свист подшипников генератора ЦНПК на верхней палубе. «Ну-у, троглодиты! Сегодня же проверю, как пробита смазка в пресс-маслёнках... Сегодня же!» Он так внимательно и пристально всматривался в ухо доктора, пытаясь через чужой орган слуха услышать толчки сердца поражённого. Но всё было тщетно. «Это не голова... Это какая-то циклопическая репа. А ещё доктор, мармышу ему в хобот! Через такую репу и удары о наковальню не услышишь!» — злился комдив два.
Но «репа» доктора спокойно переместилась ниже к животу, а рука автоматически легла в область шеи, нащупав двумя пальцами только ему знакомую точку.
— Ну-у ... — первым не выдержал Цомая.
Доктор выпрямился, стоя на коленях, и стал похож на индийского болванчика из музея востоковедения.
— Что?! — за спиной доктора раздался голос цепенеющего от напряжения командира. Он прижимал к груди сумку с ИДА, как будто выносил первенца из роддома.
— Дышит... — таинственно выдохнул доктор. — Дайте аппарат ИДА.
Все облегчённо вздохнули. Цомая попытался встать, но почувствовав, что ноги затекли и не слушаются, рухнул на пятую точку.
Доктор, не меняя позы, взял в руки ИДА, расстегнул сумку, достал и вывернул маску. Повернул вентиль кислородного баллончика и направил загубник маски в лицо лежащего Кивко.
Опять клацнула дверная задрайка, люк двери резко распахнулся, и через комингс бесцеремонно влетела здоровенная волосатая нога. Ступня в стоптанном тапке шлёпнула по металлу палубы и напряглась, почувствовав точку опоры. За ногой прополз огромный живот и всё, что ниже.
Потом все увидели нескончаемо длинную спину с «меховой оторочкой» из натурального человеческого волоса у толстой шеи и, наконец, средних размеров бритую наголо голову. Вся эта живая конструкция выпрямилась и превратилась в санитара, мичмана Тонких Антона Павловича.
— Носилки! — крикнул Антон Павлович в смежный отсек.
И вмиг звуковые ассоциации обрели свои обыденно отсечные звучания. Голос Антона Павловича заставлял каждого подводника помнить о бренности жизни. Вообще-то, в его тональности не было ничего особенного, но все знали и постоянно помнили о твёрдой неутомимости и неумолимости мичмана в делах медицины. Экипаж знал тех, кто когда-то попадал под эту «хирургическую машину». Помнили, помнили... и предпочитали зализывать раны самостоятельно. Поэтому многие в экипаже терялись — болеть или само пройдёт... А некоторых даже невинная команда из уст Тонких — «Команде обедать!» — заставляла задуматься о пользе диеты.
Из круга дверного лаза моментально вылетели медицинские носилки и, «остолбенев», застыли в руках санитара с матросом Бобровым на другом их конце.
— Товарищ старший лейтенант, будем класть? — обратился Тонких к доктору, который продолжал стоять на коленях.
— Давай. Только осторожно... Диафрагма должна быть свободна.
Носилки, описав быстрый полукруг, зависли параллельно лежащему Кивко. Мгновение повисев и дождавшись, когда матрос Бобров на другом их конце найдёт точку равновесия, опустились.
— Осторожнее, осторожнее, Тонких... — попросил командир.
В подтверждение своей просьбы он услышал затяжной вдох-сап санитара, а затем мягкий шлепок тела Кивко о брезент носилок. Кивко всхлипнул и открыл глаза ненадолго. Увидев перед глазами «гиппократово» лицо Тонких, матрос впал в бессознательность.
— Палыч, иди, готовь раствор и капельницу, — успел опередить намерения своего санитара доктор, — я сам здесь...
Антон Павлович нехотя, но подчинился. Когда эта громадина покинула отсек, находящиеся в нём вдруг ощутили, что лампы дневного освещения — не такая уж подслеповатая штука. Вполне ярки и достаточны.
Доктор, покопавшись в ящике, извлёк ватный тампон и раздавил ампулу с нашатырём. Несколько раз поднёс всё это к носу Кивко. Тот, как боксёр после жесткого нокаута, мелко задрожал и, открыв рот, хватанул живительный воздух. Ещё через мгновения на его бледном лице появился чуть уловимый румянец.
— Бобров, понесли... аккуратненько... Ты будешь нести впереди, я сзади... И осторожно... Лежащий не должен ни с чем соприкасаться. Понял?
Получив утвердительный кивок тихого Боброва, доктор встал и растёр колени, ликвидируя вафельный рисунок — от рельефа на паёлах. Вслед за доктором поднялся и Цомая.
— ЁПРСТ!!? — Цомая сунул руку в задний корман брюк РБ. — Плинтус в дышло!!!. Это же был настоящий «паркер»!
Он вынул перепачканную фиолетовыми чернилами руку, раскрыл ладонь, и присутствующие увидели переломанную авторучку желтого металла. Но эта потеря особого впечатления не произвела, разве что матрос Бобров немного осклабился.
Пропуская вперёд нёсших носилки, командир тихо сказал корабельному врачу:
— О состоянии Кивко докладывать лично...
— Есть. — ответил доктор, сгибаясь у дверного люка и наблюдая, как подводники из третьего отсека их принимают.
— Владимир Борисович, объяснительную мне на стол. И всё подробненько, — командир сурово взглянул на оттирающего чернила капитана 3 ранга. — Какого рожна штурманский электрик Кивко лазит по электрощитам вашего дивизиона? И где твои архаровцы в это время были?! Яйца вырезают за такое несение вахты! Вы поняли?!
— Понял, товарищ командир.
— Так вот, детально и разберитесь.
Командир резко нырнул в третий отсек и оттуда сильно обжал кремальеру.
«...Клизму всем... с этими... с иголками... — уныло подумал Цомая. — Не матросы — ёжики пушистые».
