Записки одного английского клуба
Вечер первый
Этот вечер в клубе ничем не отличался от любого другого тихого, размеренного вечера в английском клубе. Джентльмены бесшумно курили, негромко скрипели кожаными креслами и громко шуршали несвежими газетами.
Иногда залетающие с лондонского дна мухи, в попытках пересечь гостиную, погибали на полпути то от немого презрения джентльменов, то от мухобойки обслуживающего персонала.
— Кха. — кашлянул вдруг сэр Лайонелл.
— Господи, как надоели эти шумные простолюдины. — переворачивая страницу, пробурчал сэр Чарльз.
Сэр Лайонелл залился краской негодования, облил сэра Чарльза презрением и сказал ни к кому не обращаясь:
— Некоторые так и ждут повода, чтоб раскрыть свое поганое мурло. Для них чья-то простуда — отличный повод распространить на окружающих свой пренеприятный запах изо рта. А сами при этом переворачивают страницу с каким-то диким грохотом. Потому что для них важно обратить на себя хоть какое-то внимание, а уж вонью или шумом — им без разницы.
— Где? — спросил сэр Чарльз.
Двое джентльменов, не отрывая глаз от газет, указали сэру Чарльзу где север, один — где сигарный ящик, еще трое показали непонятно на что.
— Где, я вас спрашиваю, старая, добрая Англия? — продолжил сэр Чарльз. — Где наши традиции? Почему всякая сопливая рвань смеет открывать рот в клубе? Неужели сокращенное на пару месяцев пребывание в утробе матери дает крестьянам право разносить по клубу свои микробы и издавать шум? Неужели ослабленные умственные способности дают право всякому быдлу резко реагировать на совершенно справедливые замечания уважаемых людей?
— Забавно. — хмыкнул сэр Лайонелл. — Некоторые считают, что для того, чтобы быть достойными уважения достаточно надеть на себя смокинг с чужого плеча. В моей прачечной жаловались, что недавно один джентльмен, состоящий в постыдной связи с одной из старых, добрых прачек, скорбел о старой, доброй Англии, а после его ухода не досчитались одного старого, доброго смокинга. По всей видимости у джентльмена пристрастие ко всему старому и доброму. Я, конечно, ни на что не намекаю, но совпадения вызывают некоторое подозрение.
— Вы, сэр Лайонелл, я надеюсь, не на меня намекаете? — сэр Чарльз решил перейти к личному общению.
— Что вы, сэр Чарльз, — любезно ответил сэр Лайонелл, — я не намекаю на вас. Мне противно намекать на отвратительные вещи.
— Каззел! — вовсе потерял лицо сэр Чарльз.
— Скотина тупая. — процедил сквозь зубы сэр Лайонелл.
Сэр Чарльз ахнул с негодованием на лице, пожал плечами, элегантно закинул ногу на ногу и кинул в сэра Лайонелла пепельницей.
Пепельница, направляясь к тщательно набриолиненной голове сэра Лайонелла, совершенно неожиданно встретилась с виском сэра Дэвида, который не нашел другого момента, чтобы согнуться в интеллигентном беззвучном хохоте в поддержку сэра Лайонелла.
Эта встреча была полной неожиданностью для сэра Чарльза, для виска сэра Дэвида и для самой пепельницы.
— Бымц! — хором произнесли от неожиданности висок сэра Дэвида и пепельница.
Облако пепла окутало место встречи пепельницы и головы сэра Дэвида. Через секунду из облака на журнальный стол выпала голова сэра Дэвида с остальным сэром Дэвидом и пепельница. А облако, по инерции, поплыло в сторону сэра Лайонелла.
— Кха! — кашлянул внезапно поседевший от пепла и пережитого ужаса сэр Лайонелл.
— Да что ж вам неймется-то сегодня? — миролюбиво спросил сэр Чарльз, переворачивая страницу. — Что вы все нарываетесь?
— Простите, джентльмены. — извинился сэр Лайонелл.
— Берите пример с сэра Дэвида. — сказал сэр Чарльз. — Вот уж кто образчик стиля и невозмутимости.
Сэр Дэвид благодарно промычал что-то, лежа на журнальном столике и попытался закурить.
Вечер второй
В газетах не было ничего интересного, правительство не творило ничего глупого, враг дремал и не высовывался, свершений не наблюдалось, величие духа нации не проявлялось — в общем, поговорить было абсолютно не о чем.
Поэтому джентльменам не оставалось ничего, кроме как сидеть и молча обливать друг друга презрением.
Поток презрения крепчал и вскоре грозил перейти в открытую конфронтацию, отягощенную грязными ругательствами и физическим насилием. Что, к слову, было не такой уж и редкостью в Клубе Выдающихся Джентльменов.
Сэр Лайонелл уже решил переходить к следующей стадии, уже приготовил вступительное «Чего уставился, старая сволочь?» для сэра Чарльза, уже скривил презрительно губы, уже набрал воздуха в легкие, но тут раздался громкий треск и в дверь вломился владелец клуба, сэр Кларк.
— Джентльмены! У нас ЧП! — выпалил Сэр Кларк.
— Пошел вон, смерд! — моментально израсходовал презрительный изгиб губ и набранный воздух сэр Лайонелл.
— Не понял? — удивился сэр Кларк.
— Ну я же надменный аристократ. — пояснил сэр Лайонелл.
— А. Ну да. — согласился сэр Кларк.
— Но не такой надменный, как эта старая сволочь — сэр Чарльз. — продолжил сэр Лайонелл и указал пальцем на сэра Чарльза.
— В следующий раз, сэр Лайонелл, прежде чем указывать пальцем на уважаемых людей, убедитесь, что под ногтями у вас не завалялись остатки позавчерашнего ужина. — спокойно ответил сэр Чарльз. — Я, кстати, крайне удивлен, что вы не обгрызли свои ногти по своему скотскому обыкновению. Неужели какому-то неизвестному Герою удалось привить вам хоть какие-то манеры?
Сэр Лайонелл внимательно осмотрел свои пальцы, вынул из кармана тряпочку и сконфуженно замолчал в нее.
— Вот так вот даже, да? — удивился сэр Чарльз. — Вы здоровы, сэр Лайонелл? То есть, я, конечно, не имею в виду ваше обычное слабоумие, чесотку и венерические заболевания. Я спрашиваю — не подхватили ли вы что-нибудь еще?
Вместо ответа, сэр Лайонелл, спрятав руки в карманы, сделал шаг и пребольно пнул сэра Чарльза в коленную чашечку.
— Здоров, слава богу. — зашипел сэр Чарльз, потирая колено. — Есть с кем поговорить, когда я встану.
Сэр Лайонелл быстрым шагом отошел от сэра Чарльза и обратился к сэру Кларку:
— Так что вы хотели нам сообщить, сэр Кларк?
— Ничего-ничего, джентльмены. У вас тут так интересно. Я подожду. — ответил сэр Кларк.
— Прекратите интриговать, подлый интриган! — вздернул бровь сэр Лайонелл. — Пришли что-то сообщить — сообщайте.
— Или идите вон, болван. — продолжил сэр Чарльз.
— Вы были правы, сэр Лайонелл, насчет этой старой сволочи, сэра Чарльза. — сказал обиженный сэр Кларк. — Надменность его переходит все границы. Такого не переплюнешь.
— Да, да, да. — захихикал сэр Дэвид. — Я вчера хотел плюнуть поверх его головы, а получилось в голову. Не смог переплюнуть.
Все захихикали, вспоминая вчерашнюю склоку.
— И все-таки, сэр Кларк, что случилось? О каком ЧП вы говорили? — отсмеявшись спросил сэр Чарльз. — Рассказывайте. Все равно драки не получается с этими трусливыми ничтожествами — сэром Лайонеллом и Дэвидом.
— Да так. Ничего необычного не произошло, джентльмены. — отмахнулся сэр Кларк. — У меня из пальто украли десять фунтов.
— Опять? — в один голос воскликнули джентльмены и подозрительно посмотрели друг на друга.
— Джентльмены! — серьезно начал сэр Дэвид.
— Среди нас находится вор! — подхватили остальные.
— Прямо в этой комнате. — добавил сэр Кларк.
— И это преступление необходимо раскрыть! — закончил сэр Дэвид.
— Прежде всего надо выяснить — у кого был мотив для совершения этого ужасного преступления. — предложил сэр Лайонелл.
— Да, да, да! — закивал сэр Чарльз. — Кому из нас было выгодно получить лишнюю десятку? Выяснив, кому не помешают лишние десять фунтов, мы сразу сможем назвать преступника.
Высоко, по-девичьи заржал сэр Дэвид. Солидным басом ему вторил сэр Кларк.
— Ой дурак, ой дурак… — причитал сэр Дэвид. — На таких вот дураках и держится торговля средствами для похудения.
— Кому не помешают десять фунтов… — захлебывался смехом сэр Кларк.
Сэр Лайонелл достал было тряпочку, но передумал и гордо сказал:
— Мне десять фунтов только помешают! У меня совершенно нет сигар и денег. И мне очень удобно стрелять сигары у сэра Чарльза. А будь у меня десять фунтов — мне пришлось бы идти за куревом. А на улице дождь.
И торжествующе посмотрел на притихших джентльменов.
— У меня тоже появится огромная куча проблем. — торопливо сказал сэр Чарльз. — Этот пустышка, сэр Лайонелл вечно клянчит у меня какие-то деньги. Я ему показываю, что у меня нет мелочи, демонстрирую ему сотенную и этот нищеброд отстает, понимая, что не может одолжить сумму, равную половине оценочной стоимости всего его имущества. А будь у меня десятка — мне пришлось бы ее одолжить. А уж этот бесчестный тип никогда бы не вернул десятки. А напоминать ему о такой, ничтожной для меня сумме, было бы ниже моего достоинства.
