Феликс Кривин
Гиацинтовые острова
Быль и Фантазия
(Вступительное слово)
Несколько лет назад мне была предоставлена возможность дать юмористический комментарий к серьезным научно-популярным статьям в подготавливаемом к печати сборнике «Эврика-70». Архимед, выскакивающий из ванны со своим знаменитым криком «Эврика!», давно уже стал символом — научных открытий, — вот и тут, на титульной странице сборника, он был изображен так же: в нетерпеливом порыве, который помешал ему хоть как-то прикрыть свое замечательное открытие. Это было смешно. Смешны были и рисунки, сопровождавшие текст, но какой тут возможен юмористический комментарий? Спорить с научными истинами? Или восхищаться ИМИ?
Так появился на свет Внук Архимеда, несерьезный молодой человек, пошедший явно не в своего дедушку. О науке он имел смутное представление и в ответ на знаменитое дедушкино «Эврика!» возражал скептическим и мерзким: «Э, ври-ка!»
Внук Архимеда внимательно читал статью за статьей и время от времени отпускал свои явно ненаучные коментарии. Его, например, поразило, что противостояние Марса Земле — 78 миллионов километров, а великое Противостояние — всего лишь 55. Неужели чем ближе плаеты между собой, тем больше они противостоят друг другу.
Это наталкивало на грустные размышления. Вспоминались отношения с дедушкой.
Потом он читал о физических частицах, которые наращивают массу, ускоряя движение, и думал, что человеку это трудно понять, потому что человек наращивает массу как раз в состоянии неподвижности. Противоречие? Да. Возможно, мы, люди, не то наращиваем, и это мешает нам приблизиться к скорости света…
А что мы должны наращивать? Ведь частицы тоже наращивают массу, разница лишь в том, что они наращивают ее в движении, а мы — в покое. Но, с другой стороны, им, частицам, нужно спешить, у них короткая жизнь… И Внук Архимеда представил себе короткую жизнь вычитанного из комментируемого сборника Позитрония.
Позитроний живет миллиардные доли секунды, и в начале этой краткой своей биографии он, как и все, мечтает и строит планы на будущее:
— Когда-нибудь, через миллиардную долю секунды, я себя покажу, я себя проявлю по-настоящему!
И в середине краткой своей биографии Позитроний старается не унывать:
— Ничего, пусть пройдет еще миллиардная доля секунды!
А в конце своей биографии Позитроний вспоминает:
— Да, бывало… Две-три миллиардных назад… Как быстро проходят они — миллиардные доли секунды!
Сидя над рукописью «Эврики-70», я чувствовал, как все больше Внук Архимеда вытесняет из меня всех прочих внуков, а также сыновей и отцов. Я уже смотрел на науку его глазами. Точнее: его близорукими глазами.[1]
Да, конечно, ничего нет удивительного, что мягкое олово приобретает твердость в соединении с еще более мягким графитом. Потому что когда видишь еще более слабого… Часто силу рождает слабость, слабость, которую хочется защитить. Может быть, с этого и началась история нашей планеты…
Прочитав статью о землетрясениях, Внук Архимеда высказал неожиданную мысль: не мудрено, что Земля так трясется над своей внешностью — где-то что-то сглаживает, что-то приподнимает и приспускает. С годами приходится тратить все больше усилий, чтобы выглядеть не хуже, чем миллиард лет назад… Земля не знает ни минуты покоя: все-таки это неравный бой — бороться со временем, это очень тяжелый бой… Но зато поглядите, как выглядит наша Земля: разве ей кто-нибудь даст ее миллиарды?
Все эти выводы были совершенно ненаучны, и ни одна из этих мыслей не вытолкнула бы Архимеда из ванны и не заставила бы бежать по городу с криком: «Эврика!» Но Внук Архимеда и не рвался бежать по городу. Его комментаторская деятельность требовала усидчивой, кропотливой работы.
Статья об устройстве надувного колеса особенно остро нуждалась в комментариях.
Тут происходит вот какая любопытная вещь.
Камера раздувается под давлением воздуха, который сжимается под ее давлением. Воздух сжимается — но стремится он к расширению. Камера раздувается — но ей хотелось бы сжаться…
Желаемое и действительное… Только их вечное несоответствие обеспечивает прочность и действенность колеса.
Так продвигалась эта работа. К концу ее Внук Архимеда почувствовал себя повзрослевшим и даже как бы по-старевшим: некоторые его комментарии были настолько серьезны и даже научны, что напоминали высказывания дедушки. Так, комментируя статью о будущем наук, Внук Архимеда писал без тени юмора:
«Будущее принадлежит физике. Будущее принадлежит химии. Будущее принадлежит биологии. Археологии принадлежит прошлое.
Можно сказать, что прошлое — это будущее археологии, а будущее ее — это прошлое, которое ей предстоит раскопать. Поэтому археология — это наука наук: идя в будущее, у прошлого спросите дорогу…»
Иными словами, спросите у дедушки.
Таким образом, начав с опровержения дедушки, Внук Архимеда пришел к его утверждению, проделав вполне закономерный и естественный путь.
Затем прошло много времени. Не столько, сколько прошло после дедушки Архимеда, но достаточно много времени. «Эврика-70» давно вышла в свет и была прочитана, а частично даже забыта читателями, а я все не мог избавиться от Внука Архимеда. Я чувствовал, что он сидит во мне, этот чужой внук, и побуждает меня к своей легкомысленной деятельности.
— Я тут достал одну книжку… По кибернетике… Читается, как роман… Может, прокомментируем?
Иногда он являлся ко мне один, а иногда приводил целую компанию. Да, Внук Архимеда обзавелся компанией. Однажды с ним пришел эксцентричный молодой человек, которого он представил как Внука Брэма.
— Нет, вы только послушайте, что я прочитал у Конрада Лоренца, — сообщил Внук Брэма прямо с порога — У высших животных потребность и способность причинять разрушения возрастают прямо пропорционально степени их разумности…
Тут же он что-то свалил с этажерки, продемонстрировав свою возрастающую разумность.
— А как вам нравятся самцы Дарвиновых вьюрков? Они токуют у чужих гнезд, ну совершенно как люди. Живет в гнезде какой-нибудь супруг, который свое уже оттоковал, и вдруг у его гнезда появляется какой-то чужой вьюрок и начинает токовать с его супругой. Что вы на это скажете?
Я ничего не мог сказать, потому что он не дал мне вставить ни слова. Он рассказывал о каком-то кальмаре Дозидикусе, и я даже позавидовал этому кальмару, потому что у него, как выяснилось, нервы восемнадцатимиллиметровой толщины. И все же я терпеливо его выслушал.
А однажды пришел задумчивый молодой человек, в котором я не сразу узнал Внука Коперника, и предложил мне написать книжку под названием «Накоротке со вселенной».
Я даже смутился:
— Ну что вы, я со вселенной вовсе не накоротке, вы путаете меня с вашим дедушкой.
— Земля является частью вселенной, а каждый из нас является частью Земли, — спокойно объяснил Внук Коперника, — Неужели вы думаете, что часть не связана с целым?
Это было просто и вместе с тем убедительно. Я почувствовал, что у меня налаживается прямая связь со вселенной. Ведь если Земля — наша мать, а Галактика — наша бабушка, то Вселенная — наша прабабушка. Прямая родственная связь.
— Вы не обижайтесь, — сказал Внук Коперника, — но каждый человек чем-то похож на вселенную. И может быть, когда нас еще не было у нашей вселенной, в ней уже жили наши черты.
— А может, мы потому и появились на свет, что во вселенной уж слишком много накопилось человеческого и она должна была выразить себя в человеке? — сказал Внук Брэма, пытаясь перевести разговор на эволюционное развитие видов.
Так я стал писать кннжку «Накоротке со вселенной». Но меня все время отвлекал Внук Брэма, которому не терпелось комментировать биологические статьи. В результате, начиная писать о созвездии Зайца, я кончал обычным зайцем, а Большая Медведица у меня почему-то впадала в спячку. Внук Брэма торжествовал.
— Я в детстве любил сказки о животных, но потом я понял, что в них много выдуманного, — делился со мной Внук Брэма. — Почему в сказках заяц считается трусом? Только потому, что он использует ноги для обороны, а не для нападения? А ведь вы знаете, эти ноги иногда побеждают даже орла, когда заяц вынужден вступить с орлом в единоборство. Да, заяц проявляет чудеса храбрости, когда у него нет возможности проявить трусость. Просто его обычная позиция — это позиция обороны, а не нападения. Обороны при помощи бегства.
От зайца Внук Брэма перешел к ослу, известному своей сказочной глупостью, и сообщил, что осел, как утверждает наука, очень умное животное. Правда, дикий осел. А глуп — домашний осел. Однако науке пока еще неизвестно: то ли он поглупел оттого, что его одомашнили, то ли одомашнили только самых глупых ослов.
